Страница 5 из 8
В первую ночь тётя Фрося обошла все три лабораторные комнаты и обнюхала практически все пробирки, колбы, бутылки, пузырьки и прочие ёмкости, содержащие жидкости. В каждой из комнат она обнаружила небольшие ёмкости с «подходящими» жидкостями. Она умело отлила в предусмотрительно прихваченную с собой чашку немного «подходящих» жидкостей и быстро удалилась в свою конурку – крошечную комнатушку с непонятным словом «Моповая» на табличке.
Надо сказать, что она сама сразу же выбрала себе эту комнатёнку, поскольку понимала, что не сможет выпивать в присутствии других людей, к тому же в этой микроскопической кладовушке стояли вёдра, тряпки, швабры и прочие предметы для уборки. Собственно говоря никто и не возражал против её выбора – никому не хотелось ютиться в тесном помещении без окон.
Вернувшись в родные пенаты, так сказать, тётя Фрося тут же и опустошила свою «чашу Грааля». Её настроение тут же улучшилось, она даже замурлыкала себе под нос какую–то песенку. И всё было бы хорошо, если бы тётя Фрося не забыла закрыть за собой дверь последней лаборатории. Казалось бы, какое значение имела незакрытая дверь. Так–то оно так, но именно в последней лаборатории стояла клетка с Жориком. А лаборантка Катя, проверявшая очередную вакцину на Жорике, забыла закрыть его клетку. Ну, а Жорик, хоть и был инфицирован Нюханьским вирусом, но своего природного любопытства не потерял, да и кормили его из рук вон плохо – все считали, что Жорик обречен. Поэтому Жорик, воспользовавшись незапертой клеткой и открытой дверью, пошел следом за тетей Фросей в надежде поживиться чем–нибудь съедобным.
Томимая «жаждой» тётя Фрося не заметила, как Жорик проскользнул в её комнатушку и забрался в самый дальний угол за стоявшие там веники и пластиковое ведро.
Исчезновение Жорика обнаружилось утром, когда лаборантка Катя пришла посмотреть на результаты вечерней инъекции. Она подняла шум. Все кинулись искать «беглеца». Во время поисков кто–то спросил про тётю Фросю. Оказалось, что её никто в это утро не видел. Когда несколько человек подходили к каморке тёти Фроси, оттуда донесся тяжелый лающий кашель. Все замерли как по команде. В воздухе повис страшный немой вопрос – «Вирус?»
Никто не решился подойти к двери, только лаборантка Катя, чувствуя вину за свою непростительную ошибку, сделала несколько нерешительных шагов сторону моповой, а потом негромко постучала в дверь. В ответ снова послышался кашель.
– Тётя Фрося, – сказала Катя через дверь, – что с вами?
– Не знаю, – послышался тихий хриплый голос. – Наверное, простыла. Вся горю и кашель замучил.
– Тётя Фрося, а вы не видели Жорика? – осторожно спросила Катя.
– Здесь он, бедолага. Сидит у меня на кровати и трясётся.
Катя побледнела и отошла от двери к остальным.
– Наш Жорик заразил тётю Фросю. Это я виновата, забыла вчера клетку закрыть. Вот дура!
– Ладно, не убивайся, – попытался успокоить Катю доцент Лобановский. – Думаю, нам не надо сообщать «вертухаям», а то нас всех тут повяжут и отправят на карантин на месяц. Тогда плакали наши премиальные.
После небольшого экстренного совещания, председателем которого был избран восьмидесятисемилетний академик Шарлатов, было единогласно решено оставить тётю Фросю в бараке, приносить ей еду к двери, а заодно и оставлять у двери образцы вакцины для приёма внутрь. Может быть, всё было и к лучшему, решил Шарлатов. Образцы вакцины теперь можно будет сразу же апробировать не только на мышах, но и на людях, в лице тёти Фроси.
После совещания, всё та же лаборантка Катя через дверь объяснила тёте Фросе об общем решении, за что тётя Фрося с чувством и кашлем искренне её поблагодарила. Тётя Фрося навсегда запомнила расландскую народную мудрость, которая гласила: «Если ты не попал к врачам, у тебя есть шанс выжить». Она пронесла эту мудрость через всю свою жизнь с того самого дня, когда её впервые в жизни привезли в больницу прямо из школы. Тогда у неё заподозрили аппендицит. Но пока тогда ещё просто семиклассница Фрося лежала в больнице, она успела подхватить дизентерию, педикулёз и чесотку. В результате, вместо трёх дней (у неё оказались обыкновенные колики) она пробыла в больнице полтора месяца. А перед самой выпиской она ещё заразилась и желтухой, которую, как и упомянутую мудрость, пронесла через всю свою жизнь.
А теперь посмотрим, что же происходило за дверью. А там, скажу я, забегая вперед, за тонкой деревянной дверью с непонятной надписью «Моповая» – как потом выяснилось, это слово на простом расландском языке означало «швабровая» – решалась судьба не только тёти Фроси и Жорика, но и самого мэра Новаграда, а самое главное, судьба вакцины.
Тётя Фрося твёрдо знала, что единственным по–настоящему действенным лекарством от Нюханьского вируса, да и вообще от любой хвори, была самогонка или, на худой конец, водка. Никаких вин, шампанского или ликёра тётя Фрося не признавала и называла их «баловством», если была в гостях и хотела проявить вежливость к хозяевам, либо «пойлом», если вокруг были все свои. Само собой, тётя Фрося никогда не верила ни в какие непонятные вакцины, после которых, как говаривала Фросина мама, «обязательно потом какая–нибудь холера привяжется».
Именно обо всём этом и думала тётя Фрося, лёжа на своей кровати и поглаживая дрожащего Жорика, который впервые за последние недели таял от наслаждения, ибо добрая тётя Фрося не ставила ему уколы и не совала в рот всякую горькую дрянь. Она понимала, что её собственное выздоровление и жизнь несчастного Жорика зависела от того, сумеет ли она раздобыть спиртного. В складывающихся обстоятельствах сделать это было практически невозможно – мало того, что она была в полной изоляции от остальной территории барака, так ещё и все три бригады работали почти круглосуточно над поиском вакцины.
Но тётя Фрося никогда не сдавалась. Она за свою жизнь пережила не только все свои болезни, но и многочисленные кампании и движения: от давних кампаний по всеобщей грамотности и физической культуре до последних движений по восстановлению Великой Расландии, созданию отрядов по борьбе с внутренними врагами и организации ОБЛОМа (Объединённое Благородное Лояльное Обществ Миссионеров), которое должно было показывать всему народу, как надо правильно любить Расландию.
Лающий кашель, как это ни странно, помогал тёте Фросе думать, поскольку мысли в её голове от сотрясений при кашле как бы встряхивались и менялись, как цветные стёклышки в калейдоскопе.
Раздался легкий стук в дверь – это Катя принесла ужин. Тётя Фрося с трудом поднялась с кровати и, приоткрыв дверь, взяла целлофановый пакет, в котором находилась емкость с ужином и пакетик с очередной лабораторной вакциной в виде пары пробирок (в пять миллилитров для тёти Фроси и одного миллилитра для Жорика). Разумеется, тётя Фрося не собиралась давать вакцину Жорику, а тем более, сама пить «эту дрянь».
Поедая вместе с грустным Жориком перловую кашу с картофельной котлетой, тётя Фрося прокручивала в голове план предстоящей ночной операции (откладывать дальше не имело никакого смысла – до окончания месячного срока оставалось пять дней).
Дождавшись, пока последние, измученные заточением, скудной диетой и почти круглосуточным трудом лаборанты ушли спать, тётя Фрося отправилась на поиски «настоящего лекарства», благо, никто не догадался (или испугался?) забрать у неё ключи от всех помещений лабораторного барака.
Но тётю Фросю ждало огромное разочарование: во всех трёх лабораторных комнатах она не обнаружила ни одной ёмкости с необходимым ей «лекарством». Однако не такова была тётя Фрося, чтобы отступать перед трудностями. Она смекнула, что весь спирт, по всей видимости, ушёл на дезинфекцию и приготовление проб с вакцинами. Ну, что ж, если судьба не даёт ей «лекарства» в чистом виде, придётся немного отлить из всех пробирок и колб, в которых она уловит запах спирта. Отливать надо было очень аккуратно, чтобы не было заметно. Во время второго раунда поисков, она отлила микроскопические дозы из почти трёх десятков пробирок и колбочек. В результате ей удалось в течение нескольких ночных часов наполнить свою чашку примерно на две трети. При этом тётя Фрося не забыла о мерах предосторожности и глушила свой кашель импровизированным кляпом, сделанным из свернутого в комок большого носового платка.