Эхнатон

– И что ты мне предлагаешь? – спросил, сложив руки на груди, наследник, – Выбрать, кто мне милее: военные или жрецы? Причём, если опираться на твои слова, то выбор однозначен.

– Да, я и не собираюсь юлить.

– Вот что я тебе скажу, мой друг. Я не выберу ни тех, ни других. У меня появится мой собственный двор из новых людей. Вроде Пареннефера, например…

– Или непонятно откуда взявшегося Яхмеса? С какой улицы ты его подобрал в детстве, Аменхотеп? Я был уверен, что Яхмес станет твоей собачкой для игр во дворе, а не главным писцом, носившим опахало справа от наследника фараона?

– Но несмотря на происхождение, Яхмес разделяет твои настроения насчёт жрецов, верно? Мне кажется, он даже более чутко понимает придворные интриги и этикет, чем жрецы.

– Да, и он понимает своё место, поэтому согласится с моими словами! Тебе нужен клан Иуйи, а не «новые люди»!

– Я хочу, чтобы новые чиновники были обязаны своим возвышением только мне, а не семье или суеверию!

Пареннефер почувствовал себя окончательно лишним и начал пятиться к двери. Увы, архитектор это заметил и крикнул:

– Эй, ты ещё нужен! На стене в гробнице визиря будет изображён наследник перед коленопреклонёнными солдатами и стражниками!

– Нет, я буду пылать в лучах Атона!

– Что? Ты правда хочешь продолжать эту никчёмную традицию? Да если двор поймёт, что ты заражён эгоистическими идеями отца, у тебя появится столько врагов, что ты не проживёшь и года!

– Может быть, возрождение культа Атона и есть плод безумия моего старика-отца, но мне он послужит лишь на славу. С его помощью я отрекусь и от жрецов Атона и о клана Иуйи. Египту нужны новые люди и новые боги!

– Да это же безумие!

– Свободен, – махнул на архитектора наследник так же, как до этого махнул на Яхмеса.

– Как?.. – захотел возмутиться архитектор, но вовремя одёрнул себя, – Не хочешь же ты править без советников?

– Правда, не хочу. Но ты, о советник, стал забывать с кем и как ты разговариваешь, тебе не кажется?

Архитектор выпрямил спину и гордо посмотрел на наследника. Пареннефер видел, как покраснело лицо старика и как под его кожей бьются жилки. Архитектор церемонно поклонился и сказал:

– Прошу прощения за дерзость, о наследник и соправитель Владыки Обеих Земель благословлённый богами Аменхотеп!

Больше не сказал ни слова, архитектор удалился.

– Иди за мной, – сказал наследник Пареннеферу и вышел из залы.

VII

Наследник прошёл по коридору до маленькой комнаты, войдя в которую Пареннефер ослеп от света. Оказалось, что в комнате отсутствовал потолок, а стены были недавно побелены так же, как и в предыдущем зале.

– Это святилище отца, – пояснил наследник, – Здесь он молится Атону, солнечному диску. Раньше это было святилище Амона, но наш фараон, да будет он жив, невредим, здрав, поссорился с Птахмесом, главным фиванским жрецом, и поэтому сейчас во всём дворце Малькатте идёт ремонт: удаляют старые изображения богов и заменяют их изображением отца и меня, соправителя.

Пареннефер понятия не имел, зачем наследник рассказывает ему о делах самого фараона. Он уже начал подозревать, что после того, как он столько услышал, выйти живым из дворца ему больше не удастся.

– В отличие от отца, – продолжил Аменхотеп, – я стараюсь общаться с простолюдинами. Да и мой учитель, твой старый друг архитектор Аменхотеп, сын Хапу, считает, что важно знать, что думает о действиях правителя народ, иначе не избежать возмущений, который порой приводят к сменам династий… Скажи, мастер Пареннефер, что ты думаешь нашем фараоне?

– Он… бог, – неуверенно сказал он.

– А если бы он не был богом, чтобы ты о нём думал? Лучше ли он начальников номов? Лучше ли он военачальников?

– Я не могу думать о фараоне так.

– Неправда, – Аменхотеп подошёл к Пареннеферу и пытливо заглянул ему в глаза. Рисовальщику стало не по себе от взгляда разноцветных глаз, – Ты боишься озвучить свои мысли, это правда, но это не означает, что их у тебя нет. Я ведь назначил тебя своим главным рисовальщиком не просто так. Ты единственный из всех кандидатов, приведённых мне Аменхотепом, сыном Хапу, смог изобразить меня таким, какой я есть. Без украшательств, без лжи.

– В детстве, – начал Пареннефер, – мне казалось, что жрецы обманывают нас.

– Обманывают? Как?

– Не знаю, как объяснить. Я имею в виду, что ни я, ни мои родители, ни мои знакомые, никогда богов не видели. Так откуда жрецы знают, что они есть и как их нужно задабривать?..

– Похвальные мысли для ребёнка. Сколько тебе тогда было?

– Я так думал до первого праздника Сед нашего фараона Амен… Простите, фараона Небмаатра. Я был в центре Фив, когда процессия шла праздничная процессия. Я видел фараона, его жён, жрецов и чиновников. И вас я видел. Вы ехали в повозке из электрума, и с вами рядом стояли девочка и женщина. Когда вы проезжали мимо, то вы заметили меня… мне показалось, что вы заметили меня и улыбнулись.

– Правда? Так мы уже встречались? Прости, я не помню. Но сам праздник помню хорошо. Кстати, девочка, которую ты видел – это Нефертити. Мы с ней как раз поженились перед праздником Сед. А женщина – Тия, моя кормилица.

– Вы поженились в десять лет? – изумился Пареннефер.

– Ей тогда было даже восемь, кажется.

– И вы могли в таком возрасте… иметь детей? – смутился Пареннефер.

– Нет, конечно. У нас до сих пор нет детей. И я был уверен, что весь Египет об этом судачит.

– Я всегда больше работал, чем болтал и слушал сплетни, – гордо сказал Пареннефер.

– Похвально. Ну, теперь я не привожу тебя в ужас? – улыбнулся Аменхотеп, – И я, и мой отец такие же люди, как и те, с кем ты работал в мастерской. И то, что тебя так впечатлил праздник Сед – это всего лишь очередной трюк жрецов и чиновников. Он рассчитан на то, чтобы запугать и изумить народ. Я изменю это! А ты мне поможешь.

Наследник развернулся на пятках и быстро обошёл святилище, разглядывая пустые стены.

– Эта подойдёт, – указал он на ту, что сейчас не была освещена солнцем, – Изобрази меня таким, каким я предстану в гробнице визиря. Это увидят отец и вся его свита. Это мой первый шаг, как соправителя. Давай!

Пареннефер хотел было сказать, что ему нечем рисовать, но вдруг заметил, что всё это время он держал в руках деревянный поднос с красками и кисточками.

– Пусть я буду изображён, как все фараоны, пусть! Но сделай так, чтобы моё лицо не было похоже на остальные лица царей и богов. Оставь мне черты лица, но как-нибудь подгони под канон. Ну, ты же рисовальщик, ты справишься. В моё картуше напиши «соправитель Небмаатра, его сын Аменхотеп». И пусть сверху ко мне спускаются руки-лучи Атона. Пусть подносят одна из рук подносит к моим губам священный символ анкх. Лучи пусть исходят из простого круга с надписью… Нет, даже без надписи! Простота не может быть чрезмерной. Чем проще, ем лучше люд поймут. Начинай!

Пареннефер рисовал быстро, благо инструкции ему дали чётче, чем в прошлый раз. Сначала угольной палочкой он наметил силуэт наследника с поднятыми головой и руками. Потом в правом верхнем углу стены начертил простой круг, а от него лучами исполосовал всё оставшееся место. На конце каждого луча он добавил руку, а в ту, что была ближе всех к лицу Аменхотепа, вложил анкх.

– Все подумают, что это просто дань безумию отца, – говорил наследник, пока Пареннефер работал, – И пусть думают. Мой отец объявил себя богом, так не делали фараоны даже во времена пирамид, так что все подумают, что я просто возношу молитвы отцу в образе Атона. За что-то же он провозгласил себя именно Атоном. Я бы объявил себя как минимум Осирисом, повелителем подземного царства. По-моему, получилось бы мощнее. Но после таких действий отца выбирать не приходится…

Пареннефер почти смирился с мыслью, что наследник – не бог, а человек. Но каждый раз, когда тот начинал так неуважительно говорить о фараоне, в Пареннефер понималась волна протеста. Ведь фараон – воплощение Гора. И, видимо, Атона. Словом, не важно, кого именно он так воплощает, но он бог и точка.