Эхнатон

– Отныне ты равен богу! – сказал фараон, и наследник Аменхотеп поднялся, оказавшись выше своего отца.

VI

На следующий день после церемонии Пареннефера снова вызвали к наследнику. Нубийский раб явился к дому для прислуги, с сильным акцентом позвал главного рисовальщика наследника фараона и удалился. Чтобы не заблудится к коридорах главного здания дворца, Пареннеферу пришлось немедленно выбежать из комнаты и понестись за нубийцем.

Ноги его вновь привели в зал, где он впервые встретился с наследником Аменхотепом. Сейчас был день, и с окон сняли синие полотна ткани, так что зал можно было внимательно рассмотреть. Оказалось, что стены побелены, причём совсем недавно: в воздухе витал специфический запах белой краски с примесью известняка. В прошлый раз Пареннефер не вглядывался в стены и колонны, но был уверен, что они, как и всё во дворце, были покрыты парадными изображениями фараона и богов.

Помимо наследника престола в зале находился главный архитектор Аменхотеп, сын Хапу и главный писец наследника Яхмес, а также несколько нубийских рабов и рабынь, держащих подносы с кушаньями. Первым Пареннефера заметил архитектор.

– Мальчик мой! – улыбнулся тот, – Надеюсь, ты уже успел освоиться во дворце. Сегодня тебе предстоит важное задание.

К ним подошёл раб с маленьким серебряным подносом, на котором лежало несколько свежих глиняных табличек, ещё влажных, и много тонких деревянных палочек.

– Что мне нужно рисовать? – спросил Пареннефер.

– Меня, – раздался тихий, но отдающийся эхом от стен голос наследника престола, – Наш фараон, Владыка Обеих Земель, сын Амона, воплощение солнечного диска Атона, мой отец Небмаатра в честь моего возвышения разрешил моим людям расписать стену в гробнице главного визиря Рамоса. Я хотел, чтобы ты написал меня, возносящего мольбы моему отцу в образе дарующего свет Атона…

– Жрецы Амона и Ра устроят скандал, – проворчал Яхмес.

– Ты свободен, – махнул ему рукой наследник.

– Что?.. – опешил писец, очевидно, не привыкший к такому обращению.

– Свободен, – повторил наследник и не проронил не звука, пока Яхмес не скрылся в коридоре. Потом наследник обратился к архитектору, – Я хочу перестроить и мою гробницу. Мне хочется годить отцу, а для этого я должен сколоть изображения всех богов и оставить только солнечные диски, олицетворяющие Атона и моего отца.

– Не хочу вызвать твой гнев, о повелитель, – спокойно и почти язвительно ответил старик, – но позвольте задать вам один вопрос перед тем, как мы приступим к планам твоей гробницы и к украшениям гробницы визиря.

– Задавай.

– Здоровье твоего отца фараона, да будет он жив, невредим, здрав и властвует над нами тысячу тысяч лет, последнее время оставляет желать лучшего. Рано или поздно тебе придётся вознестись на небывалую высоту его величия, да будет милостива к тебе вдохновляющая Хатхор. К сожалению, доля фараона, хоть он и является бесспорным богом, немногим отличается от доли чиновников, управляющими номами или городами. Им всем приходится вникать в дела подданных, милуя и возвеличивая одних и карая и наказывая других…

– Что же ты хочешь сказать, мой сладкоречивый друг? – напряжённо улыбнулся наследник.

– Что и фараонам, и владыкам мелких номов приходится приближать к себе людей, помогающих им и разделяющим часть царских обязанностей. Твой отец, наш солнцеликий фараон, однажды приблизил к себе фиванских жрецов Амона. Из-за этого мы перенесли столицу из Мемфиса в Фивы, а наш владыка устраивает грандиозные праздники Сед в честь Амона. Но, правда, оракулы местных храмов теперь всегда предсказывают ему долголетие, процветание и победы…

– На что ты намекаешь?

– Имейте терпение, это добродетель… В отличие от вашего отца, ваш дед Тутмос однажды приблизил к себе военных. В частности, одну семью, во главе которой стоял Иуйя, отец вашей матушки, великой супруги царской Тейе. Не стоит вам напоминать, что и ваша жена Нефертити приходится внучкой Иуйе и дочерью его сына Эйе, ныне здравствующего приближённого фараона.

– Ты решил пересказать мне и главному рисовальщику историю моей семьи? – наследник с лёгкой усмешкой кивнул на Пареннефера.

А ему было очень неудобно слушать этот разговор. Он, конечно, слышал множество слухов и пересуд о царской семье, но никогда ими не интересовался. Так, от него каким-то образом скользнул тот факт, что наследник, оказывается, женат.

– Отчасти, – ответил архитектор, – Новому главному рисовальщику полезно это знать. Я лишь хочу напомнить вам, что основатель вашей могучей династии Яхмес, забавным образом являющийся тёской вашего главного жреца, в далёкие времена так же приблизил к себе военных, дабы изгнать из дельты Великой Реки проклятых богом Нила Сехметом гиксосов. Первый фараон династии возвысился благодаря военным, хотя сначала полагался на гелиопольских жрецов Ра. Но мечи оказались эффективнее молитв.

– И что? – наследник демонстративно зевнул.

– После Яхмеса правил твой далёкий предок тёска Аменхотеп. После Аменхотепа подряд правили трое великих завоевателей Тутмосов. Но все мы знаем, что вместо последнего из них долгие годы правила проклятая всеми тёмными богами Хатшепсут! Имя её стёрто со стен всех храмов, со всех домов. Она опозорила твою династию, незаконно возвысившись до звания фараона. Ты, мой юный друг, уже не застал её изображений, но я ещё видел несколько ныне уничтоженных. Это безобразная женщина, пытавшаяся стать мужчиной, чтобы заполучить власть. Она изображала сыном Амона, с бородой и даже с мужским естеством!

– Я думал, это только анекдоты, – хихикнул в углу Пареннефер.

– Нет! Увы, боги не разразили её молнией за столь грязное попрание наших традиций. Напротив. Проклятая Хатшепсут заключила со жрецами Амона сделку. Они признали законность её власти, когда она назвалась «женой бога», двулично в этом случае называя себя женщиной, хотя обычно приказывала изображать себя мужчиной. С тех пор мы одиннадцать дней в году отмечаем обременительный для казны праздник Опет в честь Амона, длящийся одиннадцать дней каждый год, а все дары в эти дни идут, разумеется, жрецам…

– Надеюсь, в этом зале нет ушей, – усмехнулся наследник, – Иначе отец велит тебя казнить за богохульство.

– Ему можно доверять, – архитектор показал на Пареннефера, – Так вот. Фараоны после проклятой Хатшепсут: Тутмос, Аменхотеп и снова Тутмос – пытались избавиться от влияния жрецов. Они снова приблизили к себе военных. Я уже упоминал о семье Иуйи и считаю, что это было одним из удачнейших приобретений двора Египта после колонии в Нубии с чернокожими рабами…

– Ты говоришь так, словно клан моей матери и моей жены тоже состоит из рабов.

– В такой же мере, в какой все мы рабы фараона, да будет он жив, невредим, здрав. Твой дед Тутмос мудро пользовался влиянием этого клана. Он женил твоего отца Аменхотепа… Нет, твоего отца Небмаатра на дочери Иуйи Тейе, и это навсегда связало царскую династию с этим кланом. Твой дед также, чтобы защититься от влияния фиванских жрецов Амона или гелиопольских жрецов Ра воздвиг между лап Великого Сфинкса Стелу Сна, на которой называет своим покровителем Хоремахета – «Гора в горизонте». И это был не менее мудрый шаг твоего гениального деда, чем приближение семьи Иуйи. И Небмаатра, да благословят его Гор и Хатхор, сначала продолжал дело Тутмоса, но потом посмотрел в вечность…

– Что ты имеешь в виду? – насторожился наследник.

– У нас стариков «посмотреть в вечность» означает задумать о том, чем ты станешь после Перехода, после смерти. Для простых людей вроде твоего нового главного рисовальщика, это не представляет проблемы. Да, Пареннефер?

– Ну… Наши сердца взвешивает Маат. Если они легче пера из её крыльев, то мы прожили праведную жизнь и присоединимся к предкам в Подземном мире Осириса. Если тяжелее, то его пожрёт монстр … и мы навсегда лишимся покоя…

– Я же говорил, – вздохнул архитектор, – Но когда Пареннефер достаточно долго проживёт бок о бок с самыми развитыми людьми царского двора, он поймёт глубину своих убеждений и поймёт, как страшно смотреть в вечность. Твой отец раньше часто вызывал меня к себе, чтобы поговорить и в разговоре приблизиться к истине о жизни и смерти. Я рассказывал всё, к чему мы с мастером Туту пришли, познавая искусство, но увы, фараон разговаривал не только с нами. И медовые речи жрецов ему понравились больше… Отойдя от семьи Иуйи, твой отец стал полагаться на жрецов Амона, которые точно знали, как сделать так, чтобы сердце фараона стало легче пера Маат. Но вскоре и жрецы не могли удовлетворить беспокойство фараона, и он решил, что безопаснее быть не просто сыном бога, а самим богом. Он возродил полузабытый культ солнечного диска Атона и провозгласил, что является не просто его сыном, а им самим. В итоге имеет, что имеет: у твоего отца есть собственное жречество Атона, а военная знать потомков Иуйи и высшие жрецы Амона скоро начнут грызть друг другу глотки за влияние над тобой, новым соправителем.