Страница 67 из 108
Раймон заговорил. Язык плохо слушался, казалось, звуки исходят из чужого горла.
- Он такой, каким мы его сделали.
- Эйха, я в это не верю. Я думаю, Сарио вылепил себя сам. - Голос старика был абсолютно спокоен. - Разве что получил от тебя немного самоуверенности и безрассудства.
Растущая тревога заставила Раймона сорваться на крик:
- Нам был необходим кто-нибудь вроде Сарио! Эхо его слов быстро умерло в сумраке молельни.
- Да, ты прав: вроде Сарио. Но не обязательно он. - Дэво поерзал, подошвы башмаков шаркнули по плитам. - Когда в инструменте изъян, инструмент ломается. И при этом он может ранить того, кто им пользуется.
- Может. А может и не ранить.
- Сознавая возможность беды, надо сознавать и свою ответственность. Если беда случится, виноват будет тот, кто предвидел ее, но не предотвратил. Раймон стиснул зубы и процедил:
- Пресвятая Матерь! Чего ты от меня хочешь? Дэво печально вздохнул.
- Ничего сверх того, что всегда получал от тебя, фрато мейо. Правды.
Скрежеща зубами, Раймон смотрел на икону, стоящую в трех шагах от него на столе. Плакирование золотом, работа нечабвеннго Артурро.
- Поэтому ты и пришел?
"Из-за иконы. Из-за Артурро. Из-за того, что я не способен лгать здесь, сейчас, перед Матерью".
- Потому что ты никогда не пытался лгать, и я не сомневался, что тебе нужна божественная поддержка. - Дэво с трудом поднялся, неуклюже повернулся к двери. - Раймон, именем нашей Пресвятой Матери и Ее Милостивого Сына говорю тебе: со дня нашего величайшего торжества - первого такого дня, с тех пор как Верро Грихальва уничтожил Кита'аб, - мы не властны над своей судьбой.
Пока Дэво не затворил за собой дверь, Раймон сидел неподвижно и безмолвно, а потом всхлипнул и перестал сдерживать дрожь.
"О Матра! Ну почему у Дэво пришелся к слову именно Кита'аб? Разве нельзя было без этого обойтись?"
В том-то и ирония, что нельзя. Слишком крепко судьба Кита'аба сплелась с судьбой рода Грихальва. Слишком долго он влиял на жизнь Грихальва, на компордотту, и вот превратился в копье, способное пронзать и плоть, и дух.
"Ох-хо-хо. В конце концов я ни за что не стану Премио Фрато".
Кряхтя по-стариковски, Раймон поднялся со скамьи. По слухам, Сарагоса Серрано выглядел ничуть не лучше его: сутулый, голова всегда опущена, пораженные костной лихорадкой руки сжаты в бессильные уродливые кулаки.
Раймон вновь опустился на колени перед иконой.
- Я его спустил с цепи, - признался он Матре. - Дал ему право поступать, как он сочтет нужным, чтобы стать Верховным иллюстратором...
Инструмент с изъяном - так сказал Дэво.
- ..И теперь, когда он наконец-то рядом с самим герцогом, молю: благослови имя и семя его, и на этом миссия моя будет выполнена. Милая Матерь, Ты мудра. Ты всегда щедра, и я никогда не подвергал сомнению Твою священную компордотту. Но все же позволь в безмерной милости Твоей сказать вот что: если Сарио будет трудиться на благо семьи, герцога и герцогства, я утешу себя мыслью, что сделал правильный выбор. И жертва моя не напрасна.
Глава 21
Точно затравленный волк в ловчей яме, сидел Алехандро в кресле своего покойного отца. Его окружала толпа советников, и все советовали наперебой. Всего лишь два дня назад он узнал о гибели Бальтрана и еще не оправился от потрясения, не успел смириться с потерей. Ему просто-напросто не дали прийти в себя; придворные обрушили на него гору проблем, каждый считал своим долгом напомнить, что вместе с горем Алехандро досталось и герцогство.
Советники раньше него избыли горечь утраты, чего нельзя было сказать о жажде мести. Они предлагали начать войну. Безотлагательно. И требовали его решения. Столь же безотлагательно.
Он поерзал в кресле, отметив, что жесткое кожаное сиденье, сработанное больше двадцати лет назад в расчете на выносливого, сильного и непоседливого Бальтрана до'Верраду, ничуть не подходит его сильному и непоседливому, но еще слишком молодому сыну. Нужен изрядный срок, чтобы обрести отцовское умение спокойно, солидно, уверенно держаться на людях.
"Но мне времени не дадут. Ни за что".
Алехандро снова поерзал и зло посмотрел на советников.
Точь-в-точь гончие псы. Ждут, когда волк подставит брюхо.
За эти два дня он усвоил, что от вежливости и сдержанности, дающихся ему огромной ценой, проку никакого. Он - герцог, об этом ему твердили постоянно и с таким пылом, что возникло сомнение: а сами-то они в это верят? Или их нужно убеждать? Но ему не давали возможности высказаться. Любые его попытки выразить свое мнение наталкивались на враждебное молчание и лишь изредка - на вежливые возражения.
В нем поднималась злость.
Да они меня ни в грош не ставят!
Если дать выход раздражению и горечи, накричать на советников, как уже случилось однажды, они, наверное, его выслушают. Но он предпочитал держать себя в руках. Нельзя закатывать истерики: это убедит их в его слабости.
"Эйха, а разве я силен?"
Как ни крути, отец плохо подготовил его к наследованию власти. Но вряд ли можно его за это винить, сорок три - возраст далеко не предельный (разве что для Грихальва), к тому же Бальтран до'Веррада перед отъездом был здоров как бык и энергичен. Никто не предполагал, что его сыну титул герцога достанется в девятнадцать лет.
Запасы выдержки были невелики и таяли с каждой секундой. А потому он решил, что сама Матерь смилостивилась над ним, когда слуга доложил о приходе Верховного иллюстратора и разом смолкли все голоса.
"Матра Дольча, граццо! - Алехандро снова поерзал на жесткой старой коже и вытер ладонью вспотевший лоб. - Вот бы ты еще меня избавила от этих моронно, которые ищут во мне моего отца".
Отворилась дверная створка из полированного дерева, в зал, ничем не нарушая абсолютной тишины, вошел Сарио Грихальва в тех же зеленых и черных одеждах, что были на нем во время церемонии, возвысившей его над многими претендентами на должность Верховного иллюстратора. Остановился. Подождал, пока все взглянут на него, на Чиеву до'Орро, - Золотой Ключ он теперь носил на поясе, точно так же как носят свои ключики и замочки санктос и санктас.