Страница 15 из 108
- Томас, расскажи, и я сделаю все, о чем ты попросишь.
- Милосердия! Вот чего я прошу. Чтобы ты отпустил меня из этого кошмара к милосердной Матре. - На лицо Томаса, осененное светом и тенью, легли тона мучительного знания и безысходной тоски, превратив черты красивого молодого человека, коим он был считанные часы назад, в жуткую маску.
- Хорошо. Я расскажу. А после этого ты меня убьешь. До сих пор тяга Сарио к осознанию своего таланта и способностей не подводила его к таким темам, как эта. От одной лишь мысли, что ему придется лишить человека жизни, он оцепенел.
- Но ты не говорил "убей"! Ты сказал "отпусти"... Снова по лестнице скатился визгливый смех.
- Да ты совсем еще ребенок! Не знаешь даже, что такое смерть! Уязвленный Сарио не замешкался с ответом.
- Я знаю, что такое смерть! Три года назад у меня мать с отцом умерли от летней лихорадки.
- И с тех пор тебя воспитывают муалимы? Эйха, коли так, я прошу прощения. - Томас тяжко вздохнул. - У меня это началось, как у любого Одаренного Грихальвы, как и у тебя однажды начнется: с Пейнтраддо Чиевы. И вот как заканчивается... Уничтожь ее, меннино моронно, друг мой Неоссо Иррадо, и я буду свободен.
- Эн верро?
- Да, - ответил Томас с горьким смешком. - Эн верро. Клянусь моей душой.
Матра Дольча! Вот, значит, какова главная из настоящих истин.
Вот какова испепеляющая Луса до'Орро Дара Грихальва.
Сарио вздохнул, дрожа от нетерпения. - Расскажи!
Глава 3
- Значит, я тебе больше не нужна, - произнесла женщина. - Теперь что, бросишь меня? Мужчина улыбнулся.
- Никогда!
- У тебя есть сын: У тебя есть дочь.
- Законнорожденные дети - это одно, а женщина, которая дарит мне радость, - совсем другое, пусть даже наши отношения не одобрены екклезией.
Он с наслаждением вытянулся рядом с ней на широкой кровати под балдахином - вот уже два года она служила им полем для любовных баталий.
- Матра Дольча, но я все-таки счастлив. Мне сказали, девочка здорова и чувствует себя отменно. На этот раз Матра эй Фильхо нас благословили.
- Нас?
Казалось, он сбросил лет десять. Особенно помолодел позвоночник, хоть и хрустел угрожающе.
- Тайра-Вирте. Меня. Герцогиню. И, тебя, вива мейа. Ты же со мной, значит, благословение касается и тебя.
Наступила тишина. Женщина лежала, свернувшись калачиком. Молчание было не в ее натуре. Если она молчала, это почти всегда означало недовольство.
Он оперся на локоть. Она лежала к нему спиной. Он залюбовался плавным изгибом ее позвоночника, проступающего под нежной кожей.
"Такая юная, намного моложе меня".
Он ласково провел пальцами по позвонкам от шеи до талии, праздно считая: "Премо.., дуо.., трео..."
- В чем дело? Или я не развеял твои опасения? Она изящно пожала плечом дорогая ароматная гхийасская пудра, чуть смягчавшая жемчужный лоск кожи, стерлась в жарком и сладостном поединке. Одеяло свалилось на пол; наготу женщины лишь отчасти скрывал роскошный занавес каштановых волос и край шелковой простыни на бедрах.
- Вива мейа, в чем дело? Неужели тебе еще нужны доказательства моей привязанности? Моей верности? - Он тяжело вздохнул, рука безвольно упала на простыню. - Разве ты не получила дарственную на эту усадьбу? Ты богата и знатна, и твоя будущность обеспечена. Чего еще можно желать?
Простыни зашуршали - она поворачивалась к нему лицом. Вьющиеся локоны, восхитительно влажные после любовных утех, закрутились колечками над высоким лбом.
- Надежного будущего для моей семьи. Он рассмеялся - и смолк, увидев, что она даже не улыбнулась.
- Твой брат - Верховный иллюстратор в Палассо Веррада. Многие твои родственники - придворные. В моей постели ты бываешь чаще, чем герцогиня. Гитанна, какие еще нужны гарантии?
- Всего одна, Бальтран. Пустяковая.
Он не устоял перед искушением дотронуться до нее, до принадлежащей ему - и только ему - упругой груди, колыхнувшейся под его ладонью.
- Так назови ее.
Ее уста, от поцелуев красные как маков цвет, были вполне откровенны:
- Лиши Грихальва охранной грамоты. Он обмер.
- Бальтран, разве я прошу слишком много? Грихальва - злые колдуны! Они мечтают сместить моих родственников со всех важных постов!
- Гитанна...
- И при первом же удобном случае обязательно заменят меня какой-нибудь из своих девок - чи'патрос...
- Гитанна!
- Бальтран, если их не остановить, они погубят и тебя, и твою семью и приберут к рукам все герцогство!
Он отстранился - и от ее тела, и от обольщения, и от женской тактики. Слугам было строжайше запрещено входить в спальню, а самостоятельно он не мог одеться как следует, - но все-таки принялся одеваться. Натянул свободную батистовую рубашку, просунул руки в складчатые манжеты, повесил на шею, не завязывая, кружевной воротник; наконец пришел черед кожаных туфель на тонкой подошве, с полированными бронзовыми накладками на носках и пятках. До камзола со сложным символическим узором и витым позументом он не дотронулся.
- Бальтран!
Он повернулся к ней, взялся длинными пальцами за резной столбик балдахина и наклонился. На указательном пальце блестело герцогское кольцо, точно капля свежей крови в снопе полуденных лучей, проникающем через приотворенные ставни.
- Гитанна, я не буду тебя за это осуждать.., по крайней мере тебя одну. Ты - орудие в руках твоих родственников. Они уже просили меня лишить род Грихальва охранной грамоты, я отказал, и вот они решили испробовать другой способ. Эйха, я полагаю, нельзя их за это винить, они верят в то, о чем говорят. Но в постели мне не нужны интриги, которые раздирают на части двор. Запомни, вива мейа: наши отношения не должны иметь ничего общего с политикой и Грихальва.
Она побледнела до свечения кожи.
- Но ведь нас с тобой свела политика! Помнишь, Бальтран, как мы встретились? Мой брат привел меня во дворец ради тебя...
- Ради любого богатого и влиятельного мужчины, беззащитного перед твоими чарами и полезного роду Серрано.
Увы, этим простаком оказался герцог. - Пальцы, полускрытые складчатыми манжетами, крепче сжали столбик. - Гитанна, ты плохо представляешь себе то, о чем просишь. Ты ничего не знаешь о Грихальва.