Страница 32 из 65
- Григорий Россланов. - Отвечаю я, и, изумленный, задаю вопрос, - А вы знаете язык?
- Выучил немного, когда послали к вам порядок восстанавливать! - отвечает он.
- Что же не восстановили? Сделай вы это, я, русский, сейчас не жаловался бы на злой рок!
- Хороший вопрос. Жаль, вопросами стрелять нельзя. - Усмехнувшись, говорит майор.
- Стрельбой только кладбищенский порядок устанавливается! - решительно выражаю я свое мнение.
- Григорий, с русскими теперь нигде не церемонятся. И нам нужно вести себя так, чтобы нас не просто зауважали, а вновь на коленях перед нами ползали!
- Неужели вы всерьез считаете, что в этом и есть смысл существования русского человека на земле? Внушать страх другим народам? - интересуюсь я.
- И страх внушать, и доминировать во всем! Быть победителем - это историческая миссия русской нации!
Я собираюсь возразить ему, но майор обрывает меня энергичным жестом, и, перейдя на русский язык, говорит:
- Вернемся к нашему делу. В местной колхозной гостинице обнаружили двоих ваших земляков, а так же труп, от которого они открещиваются. Эта парочка давно была у нас на учете, и, насколько мы знаем, убийство - не их стезя! Что же случилось? Разве не загадка? Что вы можете сообщить по этому вопросу?
Я высказываюсь так, что бы в моем голосе звучала 'железная' твердость:
- Ваша загадка не имеет ко мне никакого отношения.
Майор грустно вздыхает и неохотно кивает сержанту за моей спиной. Я не успеваю сообразить, к чему это он, как получаю сильный удар по затылку. Табуретка подо мной разваливается, и я падаю на пол. Сержант валится на меня сверху. Стиснув зубы, я пытаюсь подняться, однако получаю в лицо струю из баллончика со слезоточивым газом. 'Будет приступ, задохнусь навечно!' - с ужасом думаю я, и теряю сознание.
Неизвестно, сколько проходит времени до того, как я открываю глаза в обычной комнате для допросов. Я лежу на стульях у окна. Рукав рубашки у меня поднят, на сгибе локтя видны следы от уколов. Ага, скорую помощь вызывали! Я медленно сажусь. Голова раскалывается, в легких такое чувство, будто их доверху засыпали песком. Кто-то заглядывает в глазок двери, и вскоре появляется майор с магнитофоном. Он вставит его на стол передо мной и холодно спрашивает:
- Сообщите ваше имя, фамилию, место рождения!
Делая перерывы на дыхание, я скрипучим голосом сообщаю все требуемые данные.
- Вы вчера встречались вне больницы с Панковой Настей? - спрашивает резко, будто гвоздь забивает.
- Встречался. - Я решаю не отпираться без необходимости.
- Ваша встреча с Панковой была обусловлена заранее, или произошла случайно? - майор взглядом ищет на моем лице признаки смятения.
- Случайно. - Твердо говорю я.
- Как вы объясните факт, что водитель грузовика видел вашу машину возле колхозной гостиницы и узнал Панкову, когда она махала ему рукой? - майор выкладывает козырь и ждет, что я скажу.
Я думаю, что это серьезно, есть свидетель, меня могут посадить в тюрьму, и надолго. Но потом решаю, что ни за что не сдамся сам. Если они не 'расколют' Настю, то у майора точно глухарь. Мои земляки не имеют обычая рассказывать властям о происшествиях в своей среде. Скорей всего, мне нужно бояться не майора, а их. Они наверняка будут искать возможности отомстить. И уж точно не при помощи милиции и суда.
- На обочине, в кустах, моя машина стояла, не скрываю. Но время с Настей проводил так интенсивно, что по сторонам не смотрел. Больше я вам ничего не скажу. Хоть еще раз меня убивайте! - я выделяю последние слова и начинаю с такими хрипами дышать, что самому становится страшно. Майор хмурится. Заметно, что ему очень хочется поработать 'как следует'. Однако случившийся приступ, который мог оказаться смертельным для меня, вызывает у него опаску.
Меня держат в милиции еще час. Я молчу, как рыба, и в результате выхожу на свободу с подпиской о невыезде. Добравшись до комнаты в узле связи уже под утро, я, как был в верхней одежде, падаю на диван и замираю, уткнувшись носом в вонючую обивку.
Неправда, что мужчины не плачут. Просто у них слезы не текут..
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.
Прошел месяц. Сегодня пятница, я опять лежу на том же диване. Конечно, с той, первой пятницы, много чего случилось, но все как-то пролетело мимо моей души и памяти. Я почти сразу втянулся в рабочий режим, и один за другим потекли серые дни под мрачным осенним небом.