Страница 69 из 96
- Пошел вон отсюда! И чтобы я тебя больше никогда не видел! Доколе я благочинный, ты рекомендацию на дьякона не получишь, и священнослужителем не станешь! - взрывается криком настоятель так, что в храме, до этого гудящем людскими голосами, устанавливается тишина.
- А вот это, мы еще посмотрим! - дерзко отвечает мужчина и уходит, нарочно громко топая.
- О. Мефодию теперь придется туго! - шепчет мне Сергей Алексеевич, - этого человека благословил рукополагаться сам митрополит!
Я собираюсь спросить, зачем митрополиту понадобился этот странный толстяк, однако тут настоятель говорит Сергею Алексеевичу:
- Иди, читай!
- Я очки дома забыл! - с такой искренностью признается Сергей Алексеевич, что ему хочется верить, - простите, батюшка, не могу!
- Вы что, специально издеваетесь надо мной, что ли? - раздраженно спрашивает настоятель, и интересуется у меня, - а ты, умеешь? Брат читал!
- Да, приходилось... - туманно говорю я, не желая отказывать о. Мефодию.
- Тогда иди, читай! - пока я не придумал, как увильнуть, благословляет настоятель.
О. Димитриан берет с мраморного подоконника оставленный мужчиной Апостол, и торжественно вручает мне. Дьякон широко улыбается и поигрывает бровями, предвкушая ожидающей меня конфуз. " Толстяк отказался, а я, нюня, не смог! Ой, что сейчас будет!" - думаю я, направляясь к двери, которую Сергей Алексеевич, пряча взгляд, с нарочитой любезностью отворяет для меня.
Дождавшись, когда я займу положенное для чтеца место, дьякон красиво и четко подает возглас. Мне уже нужно приступать к чтению, но я чувствую, что из-за паники, вызванной отсутствием необходимых знаний, голова опять кружиться.
В этот напряжённый момент ко мне подходят Маргарита и Василий Михайлович. Они помогают мне открыть нужную страницу, и шепотом подсказывают текст, который я громко повторяю. Для меня является неожиданностью то, как хорошо звучит мой голос под сводами огромного, с 5-ю престолами, собора.
Под руководством моих помощников я благополучно справляюсь с задачей, что поставил мне настоятель, и, возвращаясь в алтарь, ожидаю, что меня, если не похвалят, то, по крайней мере, наградят добрым словом. Прекрасное настроение портится, как только я вижу, что священники, глядя на меня, подавляют в смех, а дьякон, по молодости еще не научившийся себя сдерживать, откровенно хихикает.
- Может быть, ты мне после службы объяснишь, что это за такое, апостольское послание Павла, писанное к факирам?- с горечью спрашивает меня настоятель. Расстроено покачав головой, он берет с престола Евангелие, и, возложив на правое плечо, отправляется на солею.
- Чего опять не так, какие еще факиры? - спрашиваю я, отойдя в сторону, у Сергея Алексеевича.
- Тебе виднее, ты же к ним послание читал. - Отвечает, ехидно улыбаясь, алтарник.
- Да?!.. - обескураженный, шепчу я, и пытаюсь оправдаться, - наверное, вам тут послышалось. О. Наум ходил по солее, звенел бубенчиками на кадиле!
- Ничего нам не послышалось! - отмахивается от меня Сергей Алексеевич, - ладно, забудь пока, чтение Евангелия уже заканчивается, беги за оставшимися записками. И не забудь панихидный листок прихватить! Конечно, сегодня не положено панихиды, праздник, но Тамара все равно листок пишет, она на своей "волне". Ей, ничего не докажешь!
Верующих в храме набралось уже порядком, и мне приходится пробираться к церковной лавке сквозь приличную толпу. Тамара, издалека заметив меня, берет записки наизготовку, но не отдает, а, показывая рукой, говорит:
- Вон, на тумбочке, казачьи шашки возьми, и отнеси их на освящение!
- Шашки, да в алтарь? Ты чего, Тамара? Знаешь, что настоятель со мною за это сделает?
- Не бойся, с ним договорились! Казаки должны были шашки спозаранку принести, но опоздали. Да кто же с ними ссориться из-за такой мелочи будет? Ты на себя такой грех возьмешь? - с ехидцей интересуется Тамара, глазами показывая на решительных мужчин в казачьей форме.
Я тяжко вздыхаю, и с трудом поднимаю тяжелые шашки. Тамара всовывает мне между пальцами записки, под мышку впихивает панихидный листок, а между губами вставляет уголок полиэтиленового пакетика с золотыми крестиками, которые свисают ниже моего подбородка.
- Вот так, хорошо! - говорит она, любуясь тем, как я выгляжу.
В алтаре я не выдерживаю нагрузки, и со страшным грохотом роняю несколько шашек на пол. Под их весом одна из мраморных плиток трескается. Настоятель долго смотрит на меня и громко спрашивает голосом, полным страдания: