Звезды и ведьмы

   Танцевала Настя для меня и последнюю нашу встречу, резко отличающуюся от остальных хотя бы тем, что случилась в здании Большого Театра. На нее Настя пригласила смс-кой, в которой написала, чтобы я обязательно пришел. Что было уже удивительно: обычно она присылала место и адрес, без каких-либо дополнений. Я сразу понял, что будет что-то особенное, и в ожидании потерял покой.

   Но откуда у бедного студента возьмутся деньги на балет в самом дорогом театре страны? Пришлось обратиться к Игорю Витальевичу, чтобы он достал контрамарку. Это, конечно, стало известно сестрам, и вызвало у них невротическую реакцию.

   Однако я был настойчив, и добился своего. Но довольно сложным способом: Игорь Витальевич оформил на мое имя пропуск стажера электроцеха. Мне пришлось смотреть представление, пусть и очень близко к сцене, но за рампой с прожекторами, что сильно ухудшало восприятие происходящего. К тому же я не мог, как остальные зрители, подойти к оркестровой яме и бросить к ногам балерин цветы, чтобы обозначить свое присутствие. Но я придумал выход: сделал несколько удачных фотографий Насти, и отослал ей через мессенджер. В ответ получил смайлик, означающий, что она довольна мной.

   Это был лучший спектакль с участием Насти, что мне довелось видеть. Настя танцевала божественно. Я был в восторге от того, что она позвала меня. Когда занавес (после неоднократных вызов на "бис") опустился, я сильно расстроился, что всё закончилось.

   ГЛАВА 47.

   Но вдруг получил еще смс-ку. Настя просила меня подняться по служебной лестнице в малый репетиционный зал, находящийся под стеклянной крышей, на самом верху здания. Это было неожиданно, однако я прекрасно ориентировался в театре, и выполнить ее просьбу не составляло труда.

   Настя встретила перед входом, находясь в лихорадочно - возбужденном состоянии. Я предположил, что она никак не может выйти из роли (что у людей творческой профессии бывает), и я нужен ей для того, чтобы за разговором успокоиться. Поэтому сходу принялся говорить, что она сегодня была прекрасна, как никогда, и успех превзошел все ожидания. И в следующем сезоне ей наверняка доверят заглавную партию в Немировича - Данченко, с которой она, безусловно, справится.

   Анастасия улыбнулась и приложила палец к моим губам, давая понять, что то, о чем я сейчас говорю, не представляет для нее интереса. Я замолчал, не понимая, тогда зачем мы здесь. Но потом подумал, что Настя, возможно, хочет повторить ту часть ее танца, где она, по ее мнению, ошиблась. А для настроения (что уже было у нас), я нужен ей в качестве зрителя. Однако когда мы вошли в зал, я понял, что меня ждет нечто необычное.

   В помещении стояла такая темнота, что стены едва угадывались. Ориентироваться можно было только по горящим свечам на массивном напольном канделябре. Я захотел включить свет, но Настя запретила это делать. Она подвела меня к центру зала, заставила лечь на пол, и улеглась рядом со мной.

   Я увидел звезды в небе, такие же, как и во время нашей первой встречи. То ли стеклянную крышу сдвинули для проветривания, то ли стекла недавно отмыли дочиста. Точно не знаю, но ощущение складывалось, что между нами и звездами ничего нет.

   Более того, казалось, что небесные светила можно потрогать руками. Я положил свои пальцы на руку Насти, и по тому, как часто билось ее сердце, понял, что она очень взволнована. Это поразило меня: мне всегда казалось, что пульс у Насти не поднимается даже тогда, когда она на сцене.

   Я потянулся, чтобы получить от нее наш обычный поцелуй, но Настя остановила меня. Не произнеся ни слова, она выскочила из закрывающей ее тело туники, и, оставшись обнаженной, принялась танцевать. Если до этого я отчетливо слышал доносящиеся с Петровки звуки, то в этот момент все изменилось: зазвучала музыка.

   Только не из тех, что могли бы сочинить люди. Другая, состоящая не из нот, а неотчетливых, порой сливающихся, шумов. Сперва я отнес ее появление к своему, взвинченному обстановкой и разыгравшемуся до слуховых галлюцинаций, сознанию. Но потом понял, что музыка существует. Тело балерины не повторяло ее, а слегка опаздывало с мышечной реакцией, что особенно было заметно в первую минуту танца.

   Но потом Настя пошла с музыкой наравне, видимо, интуитивно угадывая каждый следующий звук. Она кружилась и кружилась вокруг свечей, вздымая руки вверх и высоко подпрыгивая, словно прося о чем-то неведомого бога. Ее танец завораживал, он увлекал настолько, что мне казалось, будто и моя душа кружится с ней.

   Вдруг звук музыки усилился, и я заметил, что звезды стали меняться и превращаться в цветные нити, такие же, как я видел в ночь исчезновения Марины Юрьевны. Преображаться начала и сама Настя, в светящееся существо, состоящее из тонких лучиков света. В зале похолодало так, словно земная атмосфера пропустила космический холод.

   Свечи принялись медленно, одна за другой, гаснуть. Я счел происходящее игрой моего воображения, спровоцированного гениальными балетными вариациями Насти. Но неожиданно увидел её, уже практически превратившуюся в нитевидный огонь, на странной планете с двумя карликовыми солнцами.

   На подсвечнике осталась только одна горящая свеча, и у меня возникло чувство, что едва она погаснет, космическая картина исчезнет с моих глаз, причем, вместе с Настей. Я захотел крикнуть, как кричал когда-то в комнату с тетей, но воздуху было так мало, что я не смог набрать его в легкие. Я решил броситься к Насте, чтобы вернуть ее, но мое тело не преобразилось вместе с ее телом, и я не мог пошевелиться.

   От отчаяния на моем лице появились слезы. Не знаю, возможно, из желания попрощаться со мной, но Настя обернулась. И ей вдруг стало страшно от того, что ситуация зашла так далеко. Она бросилась обратно, ко мне. Мы оказались в каком-то пограничном состоянии сознания и пространства, где она то лежала на полу рядом со мной, прежней Настей, то опять превращалась в "космическое" существо, которое совершало прыжки между звездами.

   В одно из тех редких мгновений, что Настя была рядом, она закричала: " возьми меня"! Я не понял, о чём это она, и просто прижал ее к себе. Но неизвестная сила вырвала девушку из моих объятий, а огонек оставшейся свечи почти погас. Мне стало страшно за балерину и за себя, нас поглощал наступающий мрак. И я подумал, что, если Насте удастся вернуться еще раз, я непременно выполню ее просьбу.

   ГЛАВА 48.

   Свеча осталась гореть, ночное небо над нами приняло прежний вид. Настя, покрытая бисеринками холодного пота, выглядела страшно. Но нервная лихорадка в ней ослабла, а взгляд прояснился. Она осмотрелась, и, закусив губу, отвесила мне звонку пощечину.