Страница 31 из 118
- Он живет в доме на набережной. Ну, в "той" квартире! - вынужденно пояснила Настя, заставив меня удивиться ее словам.
- А-а, - впечетлилась подруга, поняв Настю лучше, чем я. Она сразу задала уточняющий вопрос, адресуя его мне, - неужели вы и правда живете, в том доме, со страшными статуями?
- Да-да, - вместо меня ответила Настя, и для усиления эффекта добавила, - а фамилия у него, Жарков!
- С ума сойти, какая встреча! Кто бы мог подумать! - задумчиво сказала подруга, и, отбросив кокетство, посмотрела на меня так, словно в ее глазах моя "ценность" резко возросла. И теперь она признаёт за мной право находиться в их обществе.
После чего взгляд девушки направился на настенные канделябры со свечами. Судя по свежим следам воска, их недавно зажигали. Мне неожиданно показалось, что эта гостиная чем-то напоминает нашу квартиру. Но я не успел понять, чем: подруга, несмотря на просьбу Насти "отвязаться", придвинулась ко мне.
Она сделала музыку из колонок так, чтобы Настя не слышала нас, и принялась задавать вопросы, каждый из которых вёл к Марине Юрьевне. Но о тете я не хотел говорить ни здесь, ни где-либо еще.
У меня появилось желание избавиться от назойливой собеседницы, и я посмотрел на Настю. Она и другие девушки были заняты беседой с Олегом, которую я не слышал. Только видел, что балерины внимательно слушают его. Мне было непонятно, чем Олег смог их увлечь. Обычно Чибис пренебрежительно отзывался об умственных способностях противоположного пола, и отказывал (за исключением сестер) женщинам в общении.
Мне стало обидно, что я на "втором плане". Хорошее настроение совсем пропало. Я извинился перед болтливой балериной, затем обменялся с едва глянувшей на меня Настей номерами телефонов, и, сославшись на занятость, направился к выходу.
Олег, увидев, что я ухожу, расцвел. Ему понравилось, что я отказался от "борьбы", и он одержал "викторию" на "любовном фронте". Чибис даже сделал мне на прощанье слабый жест, который можно было истолковать как "завтра увидимся".
ГЛАВА 46.
На следующее утро Олег пришел на занятия если не в хорошем, то, по крайней мере, в приемлемом для общения настроении. Мы, как всегда, сели рядом, и он даже помог мне с заданием по информатике. Я не спрашивал его, чем закончился у него вечер, и вспоминала ли Настя обо мне. Не желал, чтобы наш раздор вернулся, и к тому же сомневался, что мое знакомство с балериной должно продолжиться. Хотя бы потому, что я не мог определиться в своих чувствах, и мне был неясен мотив, с которым она приблизила нас к себе. А портить отношения с Олегом из-за призрачной возможности стать кратковременным любовником царицы балетной сцены, мне как-то не хотелось. Чибис уже прочно вошел в нашу семью, и как бы там не было, я и сестры, в нем нуждались.
Я решил думать о встрече с Настей, как о фантастическом сне, воспоминания о котором приятны, но бессмысленны. Но по правде, это у меня получалось плохо: вкус ее губ, улыбка, то, как она танцует, преследовали меня повсюду, я был печален и молчалив. Чего нельзя было сказать об Олеге - он находился в приподнятом состоянии духа, и складывалось впечатление, что ему с Настей "повезло". Во всяком случае, я был почти уверен в этом, пока она сама не позвонила ко мне.
Вначале я даже не понял, кто меня беспокоит. Не занес ее номер в телефон, так и оставил на бумаге, слабо пахнущей квартирой, в которой балерины жили. Поэтому я переспросил:
- Настя? Какая Настя?
Впрочем, перепутать было невозможно: Настя говорила так, как двигалась, почти не делая пауз между словами.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Настя тактично обождала, а затем голосом, будто мы уже давно в приятельских отношениях, попросила проводить ее на очередные съемки в Мосфильм. Она боялась злопамятных хулиганов, неоднократно следовавших за ней. Настя надеялась, что я, заметив их, заблаговременно приму меры, и не допущу повторения инцидента.
Разумеется, я согласился. Однако при личной встрече выяснилось, что кроме обязанностей добровольного телохранителя, мне предстоит еще и испытание профессией грузчика. Я - то, по наивности, думал, что реквизит современной балерины может уместиться в дамской сумочке. Но оказалось, что многие из них суеверны, и вечно таскают с собой целый набор ненужных вещей. Для переноски которых, им, конечно же, нужен крепкий мужчина.
Так наши отношения и стали развиваться дальше - она звонила, я безропотно приходил по указанному адресу, где делал то, что она считала нужным. Часто это был обычный перекресток, куда подъезжала неизвестная мне машина, из которой я забирал ее розовые кейсы и относил в "общежитие".
Иногда из машины выпархивала Настя. Она посылала водителю воздушный поцелуй и жеманно брала меня под руку, чтобы, молча пройдя со мной квартал, сесть в другую машину. И с каждой такой встречей я любил "мою балерину" всё сильнее. Расставшись, тут же принимался переживать, что сделал что-то не так, и больше не увижу ее.
Иногда она меня благодарила. Все тем же, "родственным" поцелуем в губы, и уж в совсем редких случаях, разрешала трогать себя. Но при этом у нее был такой отстраненный вид, что мне не хотелось продолжать.
Я точно знал, что и Олег таким же образом работает на Настю. Однако я избегал спрашивать его о подробностях. Я любил Настю и был близок к ней, но я не обладал ею, и старался меньше думать о том, сколько еще мужчин служат ее таланту. Меня устраивало все, лишь бы быть в их числе. А мужчин становилось все больше, Настя не шла - летела к славе. Что там жалкий "Майбах"! Ей предлагали, если она согласится в содержанки, подарки гораздо роскошнее.
Я знал это ещё и потому, что на второй год нашей "дружбы" (так она называла нашу связь), мы стали видеться чаще. Настя начала, примерно раз в месяц, брать меня на гастроли. Так она подняла наши отношения на новую ступень, ведь Олег за пределы Москвы ее никогда не сопровождал. Впрочем, и мне не стоило особенно радоваться. Я был всего-навсего одним из тех балетоманов, что всегда вьются возле любой "звездной" труппы.
В этих поездках Настя иногда благодарила меня за преданность, и довольно своеобразно: она обязательно находила время и уединенное место, чтобы танцевать только для меня, причем целиком обнаженной. Это не выглядело пошлым или зазорным. Я слышал, что многие балерины " в расцвете" радовали таким представлением своих поклонников. Трудно передать словами, какое это наслаждение - видеть работу каждой мышцы, чуть ли не каждой клеточки, когда тело балерины раскрывает образ, в котором она находится.