Страница 89 из 94
- Мы вернем его, - сказала она, когда Фини перестал брызгать слюной. Я собираюсь установить слежку за его домом и квартирой его матери. Не думаю, что он удерет, как кролик, но не хочу рисковать. Фини, расшифруй сообщения на его компьютере. Нам нужно собрать как можно больше улик.
- Этого судью следует раздеть догола и протащить по улице, привязав к его члену табличку с крупной надписью "ТРАХАНЫЙ РАЗДОЛБАЙ"!
- Да, картина была бы приятная и поучительная, но скоро освобождение под залог будет отменено. Вызови Макнаба.
- Небось кувыркается с Пибоди, - проворчал Фини. - Кстати, о кроликах...
Проявив железный характер, Ева сдержалась и ничего не сказала о весьма эротическом фоне их разговора, хотя соблазн был велик.
- Если и так, то я не хочу об этом знать. Но можешь взять Пибоди для связи. Как только что-нибудь раскопаешь, она передаст мне.
- Разве ты не берешь ее на задержание?
- Нет. Со мной будет другой коп. Уитни.
- Джек?! - Фини расхохотался, чем немало удивил Еву. - Без дураков?
- Без дураков. Слушай, Фини, как я должна себя вести в такой ситуации? Если что-нибудь пойдет не так, я могу отдавать ему приказы?
- Конечно, ведь дело расследуешь ты.
- Да, помню, - Она защемила пальцами переносицу. - Нарой что-нибудь, и поскорее... Что-то я хотела тебе сказать... Ах, да. Я обожаю такую музыку!
Ева дала отбой. Может быть, у нее вовсе не такой уж железный характер?
Она позвонила в управление, приказала установить наблюдение за двумя точками, встала и начала расхаживать по кабинету.
Почему так долго нет сообщения от окружного прокурора? Наверно, ей нужно спуститься. И взять на себя обязанности хозяйки дома. Сейчас эта роль удавалась ей лучше, чем год назад. Ева играла ее не идеально, но сносно. Правда, чаще всего она делала это во время деловых обедов и приемов, на которых присутствовало множество гостей, а потому уделять повышенное внимание каждому было вовсе не обязательно. Но принимать дома собственного начальника... Нет, светские разговоры и непринужденные беседы - конек Рорка, а не ее.
Тяжело вздохнув, Ева пошла в спальню за портупеей. Пристегнув к портупее кобуру, она почувствовала, что вновь владеет собой.
Люциус чувствовал то же самое. Он владел собой. В глубине его оскорбленной души клокотал гнев, но ее поверхность была затянута льдом. И даже если гнев время от времени прорывался наружу, это не мешало Данвуду владеть собой.
Он знал, что мать будет хныкать, плакать и умолять. Ее поведение было предсказуемым. По его разумению, такими были все женщины - слабыми и покорными от природы. Они требовали руководства и твердой руки. Его матерью всегда управляли твердой рукой. Сначала дед, потом отец. А он, Люциус, просто поддерживал традицию семьи Макнамар-Данвудов.
Мужчины этой семьи всегда командовали парадом. Всегда были победителями. Мужчины этой семьи заслуживали уважения, послушания и нерассуждающей преданности. С ними нельзя было обращаться, как с рядовыми преступниками, хватать, бросать за решетку и допрашивать.
И их никогда, никогда не предавали.
Естественно, из тюрьмы его выпустили. Люциус ни минуты не сомневался в том, что это случится. Он ни за что не позволит, чтобы его посадили в клетку, как животное! И все-таки он не мог избавиться от чувства унижения. Сначала его бросили за решетку, потом потащили в суд, нарушили его права...
Ему противостояла какая-то Ева Даллас. Господи, откуда она взялась?! Люциус всегда считал, что женщинам никогда нельзя давать власть, и это, пожалуй, было единственным, в чем он соглашался со своим злосчастным дедом.
Он не будет торопиться. Составит тщательный план. Выберет место и время. А когда все будет готово, жестоко отомстит ей за то, что она посмела поднять на него руку, испортила игру и публично опозорила.
Тихое место, небольшая прелюдия, а потом... О да, его свидание с лейтенантом Даллас будет очень бурным. На этот раз он наденет на нее наручники. А когда она получит порцию "Шлюхи" и станет умолять о той единственной вещи, которой на самом деле хотят все женщины, он даже не станет трахать ее. Он причинит ей боль, невыносимую боль, но откажет в последнем ослепительном наслаждении.
Она будет умирать от отчаяния, как сучка в охоте.
От этой мысли у него затвердело в паху. Это еще раз доказывало, что он мужчина.
Но Даллас и ее наказание могли подождать. Куда важнее было разобраться с Кевином.
Старая дружба не оправдывает предательства. Кевин должен за все заплатить. Тем более что эта расплата послужит его собственному оправданию.
Люциус тщательно подготовился к выполнению задачи. Надел на голову гладкий медно-рыжий парик и придал коже молочную белизну. Согласно удостоверению личности, его звали Терренс Блэкберн и он был адвокатом Кевина Морано.
В его маске были изъяны, Люциус признавал это. Но необходимость торопиться оправдывала некоторые погрешности в деталях. В конце концов, люди видят лишь то, что хотят видеть. Он прекрасно знал это. Он был похож на Блэкберна и имел удостоверение на его имя. Носил типичный костюм преуспевающего адвоката по уголовным делам. Имел при себе дорогой кожаный "дипломат". И выражение лица у него было мрачное и высокомерное.
Люциус без труда проник в управление. Когда он потребовал свидания со своим клиентом, это вызвало у дежурного копа не столько интерес, сколько досаду.
Люциус хладнокровно подчинился беглому обыску и снова предъявил для рентгеновского просвечивания свой "дипломат". Когда его привели в комнату для свиданий, он сел, сложил руки на коленях и принялся ждать.
Когда привели Кевина, на котором был мешковатый ярко-оранжевый комбинезон, Люциус испытал холодное злорадство, которое пересилило гнев. Лицо друга, облаченного в ужасную тюремную одежду, было серым и унылым, но при виде адвоката он тут же воспрянул духом.
- Мистер Блэкберн, я не ожидал, что вы придете ко мне еще раз. Вы сказали, что завтра утром мне предстоит предварительное слушание, и я должен буду доказать, что находился в моральной и эмоциональной зависимости. Что, появились какие-то новости?
- Мы обсудим это. - Когда Кевин сел, Люциус небрежно махнул охраннику рукой и открыл "дипломат". Дверь захлопнулась. - Как вы себя чувствуете?