Страница 4 из 26
Что котенок и делал, занимая кресло этого якобы хозяина в любой удобный (для себя), а чаще неудобный (для него) момент. Укладывался на мягкую бархатистую поверхность, нарочно так вытягиваясь, чтоб занять как можно больше места. Точнее, чтобы этого места человеческому самцу досталось как можно меньше. И поперек укладывался, и по диагонали. Причем высшим шиком для себя считал сделать это за минуту-другую до того как человеку придет в голову воспользоваться креслом самому.
И увидев Бурбона, блаженно и с самым невинным выражением на мордочке устроившемся на его любимом месте отдыха, номинальный глава семейства раз за разом терялся. Не зная, что лучше сделать — то ли попробовать потеснить так некстати оказавшегося здесь котенка, то ли взять его на руки и положить на колени. Второй вариант, к слову сказать, устраивал Бурбона больше.
Во всяком случае, о том, чтобы грубо согнать котенка, не могло быть и речи. Нерешительный, но неглупый, самец-человек хотя бы интуитивно понимал, кто на самом деле главный в семье. И бунтовать против такого положения дел себе не позволял.
Лишь один раз он допустил некоторую вольность.
Решив почему-то, что именно данное конкретное кресло было ценным для Бурбона, самец предпринял что-то вроде обмена. Облюбованное котенком кресло задвинул в угол, а для себя перед телевизором поставил другое. То, которое прежде стояло в углу.
Наивная хитрость — как раз достойная этих недалеких существ, только и способных, что прислуживать таким как Бурбон. Естественно, котенок на нее не клюнул. Прежнее место отдыха, в угол задвинутое, он презрительно проигнорировал. Зато охотно, с комфортом и по привычке демонстративно устроился в кресле, которое человечий самец надеялся оставить себе. Устроился, улучив минутку, когда тот отошел в туалет.
Вторым местом, где обыкновенно отдыхал Бурбон, была кровать семилетней девочки — дочери здешнего любителя коротать вечера в кресле перед телевизором. Для нее, кстати (в качестве подарка на день рождения) родители и решили завести котенка.
Если кресло большого человека Бурбон использовал днями и вечерами (особенно вечерами!), то кровать его дочки служила котенку местом отдохновения по ночам. Причем устраивался Бурбон не в ногах, не в каком-нибудь уголке, клубочком свернувшись. О, котенок, не будучи дураком, сразу смекнул, что самая мягкая (а значит, удобная) часть кровати — подушка. И именно на ней вольготно устраивался, ничуть не заботясь, что человеческой девочке приходилось при этом тесниться. Или вообще обходиться без подушки, кладя голову на простыню и не отличающийся мягкостью матрас.
В конце концов то ли сама девочка, то ли ее родители додумались класть на кровать две подушки — для нее и для Бурбона. Такой компромисс котенка устроил. Хотя время от времени он был не прочь улечься посередине, сразу на две подушки.
И, что примечательно, не бывало случая, чтобы Бурбон прилег ночью подремать на кресле главы семейства, а среди дня — на кровать его дочки. Поступать подобным образом он считал бессмысленным. Ведь воспитанию прислуживавших ему человеков это не способствовало.
Самое время перейти к тем обстоятельствам, что свели Бурбона с бродячим котом Бандитом. И из-за которых он вообще оказался вдали от уютной квартиры, к которой успел привыкнуть, да человеческой семейке, к коей котенка даже угораздило привязаться.
Начать с того, что отношение к внешнему миру по ту сторону уютных стен у Бурбона было сложным. Да, ему было интересно наблюдать за ним в окошко, сидя на подоконнике. Греться на солнышке, вдыхать свежий воздух из форточки, следить за птичками. Особенно следить за птичками, то выводящими трели, сидя на ветках росшего под окном дерева, то приземлявшимися на карниз у самого окна.
Еще любопытство Бурбона вызывал то дворник, шуршавший метлой по асфальту, то прохожий, встретивший давнего знакомца и заведший с ним разговор, то проезжающая машина. Даже собаки казались интересными… ну, по крайней мере, поначалу.
Но в то же время даже собственного умишки пару-тройку месяцев отроду котенку хватало, чтобы понимать: мир за окном — это не просто что-то забавное и интересное. Он полон опасностей. Особенно для тех, кто мал, и позаботиться о себе без помощи человеков не может.
Упав с высоты, отделявшей землю от окна квартиры, где жил Бурбон, легко было сломать себе что-нибудь. Или вовсе разбиться.
Проезжавшая машина могла задавить котенка, не заметив. Так же, как на его глазах однажды задавила голубя, на беду свою оказавшегося на проезжей части.
Не казались безобидными котенку и чужие человечьи детеныши — из других семей. Особенно те, которые с гиканьем носились по двору и кидались время от времени друг в дружку мелкими предметами или брызгать водой. Кто знает, вдруг и в Бурбона захотят чем-нибудь кинуть или брызнуть. Последний вариант котенка особенно пугал — воду он не любил. И за единственную попытку девочки вымыть его в ванной, коварно отомстил. Напрудив на кофточку, которую та опрометчиво оставила на стуле.
А уж чем могла грозить Бурбону встреча с любой из собак, злобствующих даже при виде существ крупнее их самих — страшно было представить.
Потому Бурбон был согласен наблюдать за внешним миром в окно. А также дышать свежим воздухом, гуляя по лоджии, куда его выпускали по весне в теплые дни. Но вот покинуть квартиру — такой вариант котенка решительно не устраивал. Настолько, что он мог мурлыкать на руках кого-то из семьи человеков, с которыми жил… но стоило тому человеку подойти к входной двери и начать открывать, как Бурбона охватывала паника.
Причем не имело значения, хотел ли человек действительно выйти с котенком на улицу или просто открывал дверь другому члену семьи или гостю. Мгновенно благодушно-расслабленный настрой котенка сменялся тревогой, в считанные секунды переходившей в испуг. Бурбон принимался вырываться из объятий человека, мог даже поцарапать. А вырвавшись — убегал вглубь квартиры.
Пока была весна, с таким проявлением недовольства, живущие с Бурбоном человеки мирились. Воспринимали как глупое чудачество. Но вот пришел май, первые теплые дни, а с ними — пора регулярных поездок на дачу.
В это новое для котенка место, обозначаемое незнакомым для него словом, человеки наведывались и прежде. И пренебрегать поездками в связи с появлением Бурбона не собирались.
Причем им и в голову не пришло оставлять котенка дома. Хотя сам Бурбон желанием куда-то ехать не горел. А потому был готов побыть в одиночестве денек-другой при полной миске корма и чашке с водой.
Но человеки считали иначе. И решились на неслыханную и невиданную доселе дерзость. Прибегнув к поистине дьявольскому приспособлению — переноске для домашних питомцев.
Переноска представляла собой большой пластмассовый ящик с небольшой решетчатой дверцей и щелями в крышке — для доступа света и воздуха. Имелась и ручка, как у чемодана, чтобы удобнее было этот ящик держать. В общем, довольно-таки удобная штука… для человека, которому ее нести.
Но не для несчастного котенка или иной зверушки, оказавшейся внутри переноски. То, что является большим ящиком для держащего ее человека, для находящегося внутри питомца было тесным крохотным помещением. Где даже размяться трудно, можно только сидеть на месте или лежать. Тогда как юный организм Бурбона требовал движения, каковое и есть жизнь, если верить древним римлянам.
Да и с лежанием в переноске было, мягко говоря, не очень. Особенно в смысле комфортности, столь заботившей котенка с королевским именем. Жестко, даже несмотря на какую-то тряпку, которую заботливая девочка догадалась подстелить. К тому же никакая подстилка не отменяла тряску, которой сопровождался путь переноски от квартиры до машины.
Наконец, воздуха эта пластиковая темница пропускала на самом деле очень мало. Но знал об этом только Бурбон, тогда как человеки его о причиненных котенку неудобствах едва ли догадывались.
Потому стоило ли удивляться, что, посаженный в переноску, Бурбон первым делом попытался вылезти наружу. Еще в квартире. Когда же удрать ему не удалось — девочка помешала — и, тем паче, когда решетчатая дверца захлопнулась, выразил свое недовольство тонким жалобным мяуканьем. Сообразив, что ничего хорошего ему, запертому в этой пластмассовой штуке, не грозит.