Страница 12 из 26
К тому же Воропаев был человеком довольно брезгливым. И спать по соседству с объедками ему было неприятно — чай, не бомж на помойке. Но преуспевающий член общества. Вон, каким авто сегодня разжился!
Потому, вздохнув, Алексей перво-наперво избавился от бутылок, высившихся вокруг столика, словно замковые башни вокруг донжона. Да-да, средневековая эстетика ему была по сердцу, за что отдельно следовало поблагодарить популяризовавший ее сериал «Игра престолов».
Бутылки, в которых оставалось хоть что-то, Воропаев отнес в холодильник; пустые — сложил возле помойного ведра. В ведро же вытряхнул содержимое пепельницы, стоявшей на подоконнике и успевшей за вечер доверху наполниться окурками.
Затем Алексей решил отнести в холодильник тарелки с закуской. Хотя бы те, что стояли на столике у дивана. Но не успел до этого столика дойти, как почувствовал себя… странно. И это еще мягко сказано.
Сначала потолок словно ввысь вознесся — на высоту нескольких этажей, и теперь казался почти таким же далеким, как небо. Затем подкосились ноги. Алексей упал на четвереньки… и с ужасом смотрел на свои руки, на которые оперся при падении. Смотрел, как они стремительно зарастают густым волосом.
«Ёпрст! — подумал Воропаев в панике. — Ну ни хрена меня накрыло! Вот и допился… белочку поймал!»
Последние слова он даже выкрикнул вслух от избытка чувств. Точнее, попытался выкрикнуть, но изо рта вырвался лишь последний слог, произнесенный с неестественной протяжностью: «ма-а-а-л!»
Оторвавшись от созерцания внезапно заросших рук, Воропаев осмотрелся и понял, что странности на этом не закончились. Все вокруг сделалось непривычно большим. Тесная прихожая, в которой прежде трудно было разойтись двум взрослым человекам, теперь стала обширной, как вестибюль какого-нибудь театра или дома культуры. Дверной проем в единственную комнату по высоте сравнялся, наверное, с Триумфальной аркой в Париже или Бранденбургскими воротами в Берлине. А обувь, расставленная под вешалкой с одеждой стала величиной чуть ли не с самого Воропаева. Не говоря уж о самой одежде — исполинским полотнищам, свисавшим с высоты нескольких человеческих ростов.
Первые минуты Алексей метался, озираясь в недоумении, переходящем в ужас. «Это сон! — думал он. — Точнее, кошмар!»
И снова он не удержался от того, чтобы выразить свою паническую мысль вслух. Как и в предыдущий раз, хватило его глотки лишь на последний и протяжный слог: «мар-р-р!»
Затем, переведя дух и немного успокоившись — пар выпустив, Воропаев обнаружил в случившемся неожиданный позитивный момент. Выпитое больше не давило на голову, не туманило мозг. К Алексею вернулась способность мыслить вполне ясно. Или, если угодно, трезво. И первая мысль, посетившая его, порадовала бы самого Оккама.
«Все вряд ли могло разом вырасти. Так что, скорее, это я уменьшился».
То есть, обратить внимание следовало не на окружающий мир — жутковатый мир, в который превратилась холостяцкая квартирка-однушка. Но на себя, любимого. На собственное очевидно необычное состояние, которое не получалось объяснить одними лишь вечерними возлияниями. Напротив, говорилось уже: ощущение, что он пьяный, оставило Воропаева. Так же неожиданно, как не ожидал он фокусов с размерами.
Первым делом Алексей попытался снова подняться на ноги. Увы, те держать упорно отказывались, и спустя менее секунды он снова оказался на четвереньках.
После этой неудачи Воропаев повернул голову, дабы оглядеть себя. И заметил, что без одежды… но при этом назвать себя голым у Алексея не повернулся бы язык. Потому как его тело сплошь покрывал густая, серая в полоску шерсть. Как шуба на меху.
Или как шкура зверя.
Но самым главным сюрпризом для него стал хвост. Темный пушистый хвост, изгибавшийся вопросительным знаком.
«Бред! Бред!» — повторял про себя взволнованный таким открытием Воропаев. Но ни хвост, ни шерсть исчезать не спешили.
Не порадовали и руки, когда Алексей перевел взгляд на них.
Правильней теперь было называть передние конечности лапами, потому что волосами, их покрывшими, случившаяся метаморфоза не ограничилась. Пальцев стало меньше, сами они сделались заметно короче. Но зато заканчивались теперь каждый солидным таким острым полумесяцем-когтем.
«На кошку похоже, — заключил Воропаев, сопоставив все увиденные черты новой внешности и сведя воедино, — хотя какая на хрен кошка? Кошка баба, а я мужик… кот».
Чтобы проверить свою догадку, Алексей забежал в комнату, подошел к дивану и запрыгнул на него. С легкостью запрыгнул, даже подтягиваться не пришлось. Хотя прежде разве что в спортзале подтягивался на турниках такой высоты и, признаться, не без напряга. Не говоря уж о том, что давненько в этот зал не наведывался. Запустил себя.
На стене напротив дивана висел большой широкоэкранный телевизор, купленный, кстати, на собственные деньги Воропаева. По крайней мере, такую покупку он мог себе позволить, не выпрашивая кредит в банке.
«Ключевое слово — мог, — ехидно заметил гаденький внутренний голосок, — прошедшее время, Карл! Теперь-то, небось, хрен заработаешь… коль превратился в бессловесную тварь».
Алексею более всего хотелось, чтобы голос этот, выражавший его собственную догадку, ошибся. Но никакой ошибки не было. В выключенном телеэкране отражался диван… а также стоявший на нем крупный кот. Обычный представитель биологического вида «кошка домашняя»: с усами, пушистым хвостом и на четырех лапах.
«Это сон, просто сон, — все еще пытался успокаивать себя Воропаев, — я допился до чертиков и отрубился. Сейчас усну… а наутро все будет по-прежнему».
И, следуя собственной установке, улегся на диван, совершенно естественно свернувшись клубком. Чтобы спустя несколько мгновений провалиться в сон… а наутро проснуться с обманутыми надеждами.
— Так я человек! — воскликнул Бандит, буквально шокированный накатившими на него воспоминаниями. — Я человек!
Вернее, не Бандит, а Алексей Воропаев. Каким-то злым волшебством превращенный в бродячего кота.
Склонившийся над ним долговязый тип в сером костюме усмехнулся. Обнажив острые и неестественно длинные зубы, каких, Бандит знал, у людей не бывает.
— Что помнишь, это хорошо, — произнес странный человек, — и мне подсказка… значит, не ошибся. Да, дорогой мой, ты человек, если тебя это утешит. По крайней мере, душа у тебя человеческая. А значит, пригодится Рогатой праматери-Крысе.
— Ты меня понимаешь?! — крикнул ставший Бандитом Воропаев, последний пассаж человека в сером проигнорировав, ибо уж очень бредово он прозвучал.
— Конечно, понимаю, — было ему ответом, — правда, только я и мне подобные. Кто сам когда-то был тварью, мохнатой и хвостатой. У вас, рожденных человеками, еще есть что-то вроде пословицы: «Кто не был, тот будет, кто был — не забудет». Она, конечно, совсем о другом, но суть передает неплохо. По крайней мере, вторая ее часть. Пребывание в звериной шкуре… не забывается! Ну а о первом пункте не прочь позаботиться некоторые из наших. Благодаря которым ты здесь… в таком виде. В общем, я-то понимаю, а они…
Долговязый странный человек растопырил руки, словно пытался обнять весь мир и прокрутился волчком вокруг оси.
— Они… эти все вокруг — нет. Так что не очень-то на них рассчитывай. Для них я просто какой-то чудаковатый тип, разговаривающий не то с котом, не то с самим собой.
Он не врал. Оглядываясь, Бандит-Воропаев видел, как другие прохожие неодобрительно косятся на лысеющего верзилу в сером костюме и стараются, обходя его, держаться подальше. Какой-то парень даже пальцем у виска покрутил, на что два его дружка радостно заржали.
Затем Алексей перевел взгляд на машину… и был готов задохнуться от возмущения. Но лишь гневно зашипел, выгибая спину. Потому что авто, на котором приехал, и к которому направлялся, пока не заметил Бандита, его странный собеседник, был тем самым «фордом», который он купил и обмывал накануне своего превращения.
— Да это… моя машина! — вскричал Воропаев затем. — Моя! Какого хрена ты на ней ездишь? Да кто ты вообще такой?!