Страница 52 из 67
В лаборатории Готтфрида ждал огромный сюрприз. Четверо мужчин в темно-синей, почти черной, форме методично переворачивали все вверх дном. Заправлял всем уже знакомый оберштурмбаннфюрер — соответствующее звание напрочь вылетело у Готтфрида из головы — Фукс.
— Добрый день, — учтиво поздоровался Готтфрид. — Чему обязан?
— Проверка, херр арбайтсляйтер, — хищно ухмыльнулся Фукс.
— Это больше похоже на обыск, — возразил Готтфрид. Алоиз за спиной Фукса только виновато развел руками.
— Обыск, проверка, досмотр — называйте, как вам угодно, — выплюнул Фукс.
— Вы обещали вызвать меня повесткой.
— Ждите. Когда до вас дойдет очередь, вызовут, — отозвался Фукс. — Что там у вас? — гаркнул он на своих. — Чисто? Обыщите сначала радбокс, а потом кабинет херра арбайтсляйтера, живо!
Готтфрид нервно смял полы кителя — радбокс! Там был дневник! Можно ли теперь надеяться, что они не вскроют кофры? Печать-то там целая, Алоиз только-только сделал, они даже не успели ее разорвать. Он огляделся — Айзенбаум сидел с абсолютно нечитаемым выражением на красивом лице, но в глазах его Готтфриду почудилось тщательно скрываемое торжество. Неужто он? Но что он такого мог сообщить, что к ним пришла гестапо? Может, он что-то видел? Или недосчитался реактивов? Тут Готтфрид вспомнил еще об одном. Антирадин! Лишний антирадин! Он вовсе позабыл про него, когда они с Алоизом в последний раз доставали дневник. Но после он убирался в своем кабинете, и в лаборатории. Может, его нашел Айзенбаум?
— Пройдемте, — выдернул его из раздумий Фукс. — Вы, — он ткнул в Готтфрида пальцем. — И еще двое, — он оглядел собравшихся. — Вот, например, вы и вы, — он указал на Алоиза и Айзенбаума.
Готтфрид старался не смотреть на Айзенбаума — он не мог избавиться от ощущения, что тот радуется происходящему. Алоиз выглядел совершенно спокойно, даже отрешенно, и Готтфрид очень надеялся, что его вид не сдаст его с потрохами.
Гестаповцы обнюхали каждый уголок, и дошли наконец до злосчастного шкафа. Открыли и принялись вытаскивать опечатанные кофры. Готтфрид вспотел.
— Печати целые, херр оберрегирунгсрат, — отметил один из исполнителей.
— Вскрывайте, — махнул рукой тот.
Готтфрид почувствовал, что его тошнит.
— Что-то вы нервничаете, херр арбайтсляйтер, — усмехнулся Фукс. — Вольфмайер, принесите херру арбайтсляйтеру воды.
— Нет, благодарю, — ответил Готтфрид, надеясь только на одно — что голос не подведет его. — Видите ли, у меня на сегодняшний день были совершенно иные планы.
— Мы умеем корректировать любые планы, херр арбайтсляйтер, — отрезал Фукс. — Так, что там у вас?
Первые два кофра оказались пустыми. В третьем лежал образец радия — задокументированный, разумеется. В пятом — урана. Заветный девятый, третий с конца, тот, в котором лежал дневник, оказался… совершенно пуст.
— Покажите опись, — потребовал Фукс. — Наши эксперты сейчас проверят соответствие. И потом мы займемся вашим кабинетом.
Готтфрид, точно на автопилоте, выполнил все указания. Он не мог даже представить себе, куда делся дневник. В его голове множились предположения, одно краше другого, но самым основным подозреваемым оставался Айзенбаум. Конечно, еще был Штайнбреннер, однако он никак не мог попасть в лабораторию. Разве что они сговорились?
Да еще и пропавший антирадин. Готтфрид проклинал себя на все лады — ну как, как он мог допустить такую досадную оплошность? Он пытался припомнить, не оставался ли препарат на столе, когда они уходили, но у него не получалось. Вроде бы, все было чисто. Или нет?
В кабинете не обнаружили ничего запрещенного или сомнительного. При первичном осмотре оба образца веществ оказались соответствующими описи.
— Подпишите протокол, что с нашей стороны не выявлено нарушений, — Фукс сунул Готтфриду под нос бумагу. — Вы здесь, а вы, — он кивнул на Алоиза и Айзенбаума, — тут и тут.
— С удовольствием, — скривился Готтфрид.
— А повестку ждите, — ухмыльнулся Фукс. — Не переживайте, мы не забываем ни о ком. Хайль фюрер!
Он щелкнул каблуками и вышел, его подчиненные стройным шагом устремились за ним.
— Это уже слишком! — воскликнул Айзенбаум, когда за гестаповцами закрылась дверь. — Можно было бы терпеть, хотя и с трудом, начальника алкоголика, дебошира и потаскуна! Но вы, Веберн, еще и преступник! Уголовный или политический — все едино! Я не стану этого терпеть, слышите!
— Я не преступник, — возразил Готтфрид. — А вам, кажется, хауптберайхсляйтер Малер уже дал исчерпывающий ответ. Точнее, категорический отказ в переводе.
— Но теперь дело приобрело иной поворот, Веберн. — прошипел Айзенбаум.
— Прекратите, — вмешался Алоиз. — Это могло быть что угодно: от штатной проверки до поклепа.
— Гестапо никогда никого не подозревает просто так! — Айзенбаум задрал нос. — Значит, вы дали повод! А я не желаю иметь с этим ничего общего! Ваш отец свел в могилу моего, а теперь вы решили заняться тем же самым! Я не позволю себя одурачить! Эта ваша идея с пушкой… Это…
— Что же это? — Готтфрид из последних сил старался казаться спокойным. — Измена? Саботаж? Намеренный подрыв военной мощи Империи?
— Я пока не знаю, — покачал головой Айзенбаум. — Но докопаюсь до ваших мотивов, Веберн.
Он вышел, хлопнув дверью.
— Мало того, что тупой идиот, так еще и невоспитанный, — отметил Алоиз.
— Он не идиот, — вздохнул Готтфрид, опускаясь в кресло.
— А что, он разве прав? Может, ты еще и придерживаешься антипартийных взглядов?
— Может, и придерживаюсь, — пожал плечами Готтфрид. — Ну посуди сам — эксперименты на людях. Непартийные, лишенные будущего. Справедливо?
— Ты, верно, шутишь, — неуверенно проговорил Алоиз, садясь напротив. — Ты не заболел? Или на тебя так ссора с Марией подействовала?
— Конечно, шучу, — печально отозвался Готтфрид. — Не могу же я говорить такое всерьез.
Он разозлился на себя. В последнее время он чаще и чаще думал в подобном ключе, а теперь, когда выдалась возможность поговорить об этом с Алоизом, он совершенно позорно пошел на попятную. Даже если бы Алоиз его сдал, пожалуй, это было бы верно. Пожил бы месяцок на перевоспитании, в конце концов, наверняка там вовсе не страшно. А все ужасы, которые об этом распространяют, распространяют враги Партии. Ведь им совсем невыгодно, чтобы оступившиеся возвращались в строй. Готтфрид вспомнил телят из своего сна и потряс головой, чтобы прогнать наваждение.
— Ты что-нибудь понял? — спросил он у Алоиза. — Где?..
— Не знаю, — Алоиз поджал губы. — Но у меня две версии: либо под тебя кто-то копает и хочет подставить, либо у тебя завелся ангел-хранитель.
— Кто?
— Ну, это я в переносном смысле, конечно, — улыбнулся Алоиз. — Моя мать так мне в детстве говорила. Так-то мы давно выросли и знаем, что сами по себе только вши заводятся. Но посуди сам — этой проблемы сейчас нет, ты можешь спокойно работать дальше!
— Ага, — усмехнулся Готтфрид. — Пока этот дневник не выплывет в столе у, например, начальника гестапо? Или где-нибудь еще?
— Мы ничего не можем с этим сделать, — развел руками Алоиз. — Значит, продолжаем работать на благо Империи!
*
— Прекрати ломать голову над тем, куда делся дневник, — в очередной раз ворчал Алоиз, намазывая паштет на хлеб. — Ты все равно не узнаешь, пока он где-то не выплывет.
— Ну давай подумаем, — не сдавался Готтфрид. Он сидел на казенном стуле в квартире Алоиза, поджав под себя одну ногу и отбивал по столу ритм какой-то засевшей в голове песенки, только вот какой, никак не мог вспомнить.
— Из тех, кто как-то раз спас нам задницы, можно вспомнить Тило.
— Мерзкий таракашка, — Готтфрид дернул головой.
— Мерзкий, не мерзкий, а, если бы не он, нам бы с тобой смерть избавлением показалась бы.
— Да уж, — вынужденно согласился Готтфрид. — Еще этот антирадин.
— Какой антирадин? — встрепенулся Алоиз. — Уж не этот ли? — он открыл кухонный шкафчик и изъял оттуда завернутые в лабораторную бумагу дозы приснопамятного порошка.