Страница 47 из 67
Штайнбреннера в баре не было. Зато, помимо Алоиза, которого Готтфрид ожидал там увидеть, за одним столиком с ним сидели их недавние собеседницы: Хайльвиг Келлер и Биргит Шиллер. Мария пела со сцены какую-то песню о любви и была как всегда прекрасна.
— А что, вас и правда допрашивало гестапо? — пробасила при виде Готтфрида Келлер, уже румяная от шнапса.
— Здравствуйте, — он вежливо кивнул. — Ну как — допрашивало. Это громко сказано, выяснили ряд обстоятельств.
— Вам пива или шнапсу? — тут же спросила подбежавшая к ним Магдалина.
— Содовой, Магдалина, — скорбно ответил Готтфрид. — Наши медики…
— Вы больны? — прогрохотала Келлер.
— Нет, он отдает Империи свой долг, — брякнул Алоиз, и Готтфрид проклял все — должно быть Магдалина все передаст Марии. Не то чтобы с этим было что-то не так, но ему казалось, что Марию подобная новость не обрадует.
— Благое дело, выпьем же за это! Без вашего участия, Готтфрид! — Келлер расхохоталась.
Биргит, благонравно улыбаясь, отсалютовала кружкой пива. Магдалина принесла Готтфриду содовую, а тот только удивился, когда она вообще успела отойти. Может, она и вовсе не слышала эскападу Келлер? С другой стороны, народа в баре было столько, что о том, чтобы Магдалина могла присоединиться к ним, не могло быть и речи: все сбивались с ног.
— У вас очень интересная лаборатория, арбайтсляйтер Веберн, — начала Биргит.
Готтфрид скривился, точно от зубной боли:
— Давайте по именам? Мы тут в неформальной обстановке.
— Да, к твоим-то годкам в арбайтсляйтерах, — Келлер сочувственно смерила его взглядом.
— Слушайте, здесь прекрасные колбаски! — встрял Алоиз.
— Кто о чем, а мужики или о харчах, или о выпивке, или о бабах, — припечатала Келлер. — Но колбаски и правда исключительные. Эй! Принесите-ка нам колбасок!
Готтфрид не удержался и прыснул — Келлер, даром что наступила ему на больную мозоль, показалась забавной.
— У вас очень интересная сотрудница в лаборатории, — отметила Келлер. — Это вы поручили ей такую ответственную работу, Готтфрид?
— Да, видите ли…
— Не оправдывайтесь, — она махнула ручищей. — Вообще я считаю, что арийская женщина в первую очередь должна стать матерью, а все эти ваши ученые вещи — мужское дело. По крайней мере, до тридцати пяти, — она басовито рассмеялась. — Но бывают вот такие вот ненормальные. Я вообще убеждена, что им надобно было мужчинами родиться, но уж что есть — то есть, — Келлер выпила шнапс и утерла рот форменным рукавом.
— Хауптайнзацляйтерин Келлер! — воскликнула Биргит. — Вы так категоричны.
— У меня — опыт! — веско припечатала та. — Ты вот тоже… Вы знаете, она же у нас великолепная связистка. Заканчивает радиотехническое. Куда бы мы без нее! Знали бы вы, сколько у нас всякой аппаратуры.
— Как и везде, — улыбнулся Алоиз. — Знаете, Биргит…
Готтфрид пропустил мимо ушей все, что Алоиз принялся рассказывать Биргит — наверняка там были какие-то технические премудрости, а он уже достаточно за этот день насиделся над работой. Он засмотрелся на Марию, которая принялась петь “In einem Polenstädtchen”(1). Магдалина как раз принесла полное блюдо колбасок, и Готтфриду подумалось, отказывала ли она в поцелуях Штайнбреннеру так же, как Алоизу. Алоиз, впрочем, продолжал что-то увлеченно рассказывать Биргит, а Келлер развернулась всем мощным телом так, чтобы проследить за устремленным на сцену взглядом Готтфрида.
— Симпатичная, — одобрила Келлер, повернувшись обратно. — И слушать приятно. А то знаете, в таких местах бывают такие ужасные певички!
— В Берлине особенно не знаем, — сказал Готтфрид. — Мы, честно-то говоря, из подобных заведений только здесь и бываем. Раз зашли — понравилось, вот и решили, что от добра добра искать…
— И правильно, — кивнула Келлер. — Иной раз такое подадут…
Готтфрид ждал, не скажет ли она чего-то о визите в бар гестапо, но, похоже, Келлер об этом попросту не знала. Осталось, конечно, обсудить этот инцидент с Алоизом, но Готтфрид не хотел делать этого при посторонних. Да и сама по себе тема была не из приятных.
Келлер отвлеклась на колбаски, Готтфрид решил последовать ее примеру. До него доносились обрывки разговора Алоиза и Биргит — они горячо обсуждали какие-то технические детали. Народа в баре все прибывало, Барвиг даже вынес пару небольших дополнительных столов, любителям потанцевать в этот раз пришлось остаться на местах.
В один прекрасный момент в баре появился Штайнбреннер. Готтфрид скосил глаза на Алоиза — тот, увлеченный беседой, не заметил появления их давнего недруга. Штайнбреннер тем временем успел занять маленький столик в углу около сцены — Алоиз как раз сидел к нему спиной, — откуда только-только ушла уже изрядно подвыпившая парочка, и подозвал Магдалину. Готтфрид скривился, увидев, как резво она побежала к нему: ее лица видно не было, но Готтфрид был уверен, что она вся сияла. Штайнбреннер взял Магдалину за запястье и, когда она наклонилась к нему, что-то ей сказал. Она замотала головой — видимо, объясняла, что не может сесть к нему за столик. Тот скорбно покивал — Готтфрид едва не подавился содовой: он впервые видел на физиономии Штайнбреннера столько кроткое выражение и даже не был уверен, что тот на него вообще способен. Впрочем, стоило Магдалине отойти, как Штайнбреннер скроил весьма привычную мину: злобную и презрительную. Конечно — он не выносил, когда ему отказывали. Еще со школы.
Штайнбреннер заметил его, но на сей раз подходить не стал, лишь еще сильнее скривился. Интересно, визит гестапо — его рук дело?
Мария допела и подошла к их столику, кутаясь в тончайший газовый шарф.
— Доброго вечера! — она оглядела всех собравшихся, особенно пристально смерив взглядом Биргит. — Вы не станете возражать, если я на какое-то время украду у вас херра Готтфрида?
— Главное, не крадите его у Партии, — усмехнулась Келлер. — А так… Я полагаю, он задолжал вам какую-нибудь милую ерунду, вроде вечерней прогулки?
— Совершенно точно, достопочтенная фрау! — Мария рассмеялась. — Готтфрид, вы пойдете?
— Как я могу не пойти? — он развел руками.
— В таком случае я сейчас переоденусь и спущусь!
— Ох, пропадешь, — покачала головой Келлер. — Такая заманит в сети — нипочем потом не выберешься!
— А надо? — удивился Готтфрид и тут же уточнил: — Выбираться?
— Да, в общем, нет, — Келлер махнула рукой. — До тех пор, пока любовь к женщинам не мешает любви к Отечеству и Партии.
Готтфрид только деловито покивал и, допив оставшуюся в стакане содовую, пошел к лестнице, чтобы встретить Марию там. Музыканты играли какую-то вещь Глена Миллера — Готтфрид совершенно не помнил их по названиям. Он стоял у лестницы и думал, как хорошо было бы, чтобы Алоиз позабыл свои терзания из-за недотроги Магдалины — ну что мешало ему просто периодически ужинать с ней и говорить ни о чем? Да и о чем вообще можно с ней разговаривать? Может, конечно, и можно о чем-нибудь, но Готтфрид никак не мог себе этого представить. Наверное, стоило бы поинтересоваться у друга — как минимум одну ночь, пока они были не в самой лучшей форме, Магдалина провела у его постели. Не могла же она все время молчать? Другое дело Биргит!
Готтфрид посмотрел на лестницу — Марии все не было. Музыканты, как ему показалось, безостановочно играли одну и ту же пьесу уже, наверное, четвертый или пятый раз кряду, хотя и с какими-то изменениями. Мария говорила, как это называется, но он совсем позабыл. Что-то вроде экспромта, но как-то по-другому.
Они играли и играли, и Готтфрид заволновался: вдруг что-то произошло, а он и не услышал? С другой стороны, это был дом Марии, вряд ли бы кто-то здесь стал желать ей зла… Таракан Тило, которого Готтфрид по-прежнему недолюбливал, был на сцене и играл. Играл, к его чести, хорошо, хотя Готтфриду все же чудилась в его музыке нотка излишнего самолюбования. Вот и теперь он, с выражением превосходства на лице, выводил какой-то быстрый пассаж, больше похожий не на мелодию даже, а на хаотичное нагромождение звуков. Готтфриду показалось, что от Глена Миллера не осталось более ничего — только ритмически организованная какофония, в ушах у него зашумело, а руки снова вспотели. Только он собрался все-таки подняться, на лестнице показалась Мария.