Страница 27 из 67
У него остался один день. Один день на исправление последствий своего решения.
— Надо было отдать мой антирадин тебе, да и дело с концом, — вздохнул Готтфрид.
— Не дури! — возмутился Алоиз. — У нас же есть рецепт! И реактивы!
— Из шкафа, за который несет ответственность Айзенбаум, — горько проговорил Готтфрид.
— Проверка не скоро, — возразил Алоиз. — Успеем что-нибудь придумать. И, кстати… Отто говорил, что его куратор не в восторге от нашей любви к выпивке. Может, это он накапал?
— Он, не он… Это не повод его подставлять! И потом, не так-то уж мы любим выпивку, чтобы это мешало работе. И, — Готтфрид посмотрел в глаза другу, — ты серьезно думаешь, что это его рук дело?
— Понятия не имею, — отозвался Алоиз. — Может, он решил помочь нам, заблудшим, вернуться в лоно Партии?
Готтфрид скривился. По его мнению, они совершенно не давали повода счесть их потерявшимися в сетях пороков, которые могут негативно сказаться на самосознании гражданина Арийской Империи.
— Ладно, — постановил он. — Нас сейчас отсюда выгонят. Пошли. Завтра я возьму сверхурочные, и мы возьмем айзенбаумовские реактивы. Потом придумаем что-нибудь.
— Дневник! — напомнил Алоиз.
— Завтра переделаешь печать.
— Его надо убрать отсюда, — Алоиз стоял на своем.
— Ты не пронесешь его! Разве что обернутым в двадцать два слоя свинца. Думаешь, у тебя не спросят, что это ты такое тащишь, а? — Готтфрид разозлился.
— Ладно, завтра поговорим, — раздраженно отмахнулся Алоиз — пора было уходить, по громкой связи из огромных динамиков приятный женский голос вещал о том, что помещения очистить следовало в течение пяти минут и никак не позже.
На улице стоял густой туман, поднимавшийся откуда-то снизу: после Катастрофы это было не редкостью. Готтфрид оглядел парковочную площадку. На нее высыпало множество народа из их подразделения; теперь все деловито, точно муравьи, расползались по флюквагенам — парами, тройками. Точно муравьи.
— Пойдем, — пихнул его Алоиз. — О чем задумался?
— Интересно, теперь есть муравьи?
— Что? — Алоиз смотрел непонимающе. — Готтфрид… Первый день недели. Ты здоров? Что-то случилось?
— Муравьи, — пояснил Готтфрид. — Помнишь, как мы мальчишками разворошили муравейник?
— Где-то, должно быть, есть, — пожал плечами Алоиз. — Гигантские. С гигантскими муравейниками.
— Как наши дома…
— Да что с тобой? — Алоиз выглядел обеспокоенным.
Готтфрид молча отмахнулся и направился к флюквагену, что-то тихонько насвистывая себе под нос. Алоиз поплелся за ним.
— Вниз? — с нотками надежды в голосе спросил Алоиз.
— Давай тебя докину? — предложил Готтфрид. — Мне еще поработать бы…
— С чем? — в голосе Алоиза послышались насмешливые нотки. — У тебя же все материалы на работе.
Готтфрид вздохнул — завтра стоило явиться хоть немного заранее. Прибрать тот апокалипсис, который он устроил на своем рабочем месте. А то, не ровен час, заглянет кто из начальства.
— У меня есть пара справочников дома. И большую часть того, что мне надо обдумать, я помню.
— Ну… — с сомнением протянул Алоиз. — Ладно. Заберешь меня утром снизу?
— По рукам.
Они летели точно сквозь густое грязно-синее молоко. Туман усилился и казался теперь почти осязаемым. Готтфрид всматривался в то, как нос “БМВ” рассекает это плотную толщу, и думал о том, что ему сказала Агнета. Если она ошибается, это может дорого стоить им — и ему в первую очередь. А если она права?
— Что-то ты больно молчалив, — покачал головой Алоиз, когда Готтфрид, все так же не говоря ни слова, приземлился на посадочной площадке у бара, название которого они снова забыли спросить. — Ты здоров? Может, все-таки развеемся?
— Нет, — Готтфрид с трудом вынырнул из пучины собственных мыслей. — Я поеду. Завтра будь готов пораньше, хорошо? Мне надо в кабинете убраться…
— Так точно, — ухмыльнулся Алоиз. — Надеюсь, твой гениальный мозг стоит на пороге исторического открытия. Удачи тебе, — он потряс сжатыми в кулаки руками.
— Мой мозг, как же, — проворчал себе под нос Готтфрид, выруливая обратно на воздушную трассу.
Он чувствовал себя невероятно уставшим.
_______________________________
1) нем. Adler — орел
========== Глава 9 ==========
Утро выдалось промозглым и холодным. Готтфрид, садясь в “БМВ”, пожалел, что не надел кашне — ветер неприятно кусал кожу шеи и коротко стриженый затылок. А возвращаться предстояло поздно: он рассчитывал выбить сверхурочные. Помимо того, что из-за Агнетиных измышлений ему придется пересмотреть план работы, его ждал дневник и листы отца. Должно же там быть что-то, помимо обсуждения антирадина как панацеи и схемы оружия Х?
А еще Готтфриду предстояло все-таки представить на обсуждение идею Агнеты. И, скорее всего, не только на внутригрупповое обсуждение, но и на суд других коллег, начальства и всего Отдела Планирования и Разработки Научных Исследований. И он все еще не определился, под каким соусом это подавать.
Поглощенный невеселыми размышлениями, он подлетел к бару. На площадке стоял Алоиз, как всегда, безупречный, однако Готтфриду показалось, что он был как-то непривычно то ли серьезен, то ли печален.
— Садись, — он разблокировал дверь. — Что-то нынешнее утро для тебя не слишком доброе. Хотя похмельным не выглядишь…
— Да не пил я, — отмахнулся Алоиз, сел во флюкваген и громко хлопнул дверью.
— Что творишь? — возмутился Готтфрид. — Аккуратнее!
— Что, боишься, что развалится?
Готтфрид посмотрел на друга. Обычно подобные фразочки он отпускал с усмешкой и настолько по-доброму, что даже сердиться на него не хотелось. Сейчас же он был мрачнее тучи.
— Что с тобой такое, а? — Готтфрид вырулил на подъем и уставился на друга.
— За дорогой следи лучше.
— Я всегда слежу за дорогой. А вот ты сам на себя не похож.
— Мария спрашивала, куда это ты подевался, — Алоиз натянуто улыбнулся.
— Это повергло тебя в пучину отчаяния? — хмыкнул Готтфрид. — Или ты, как всегда, переводишь стрелки?
Алоиз умолк и уставился в окно. Готтфрид резко затормозил и завис посреди одной из водзушных трасс.
— Знаешь что? Или ты сейчас же говоришь, какого черта у тебя там стряслось, или я никуда дальше не еду!
— Шантаж.
— Он самый, — подтвердил Готтфрид. — Еще немного — и в ход пойдут угрозы.
Готтфрид был уверен — теперь Алоиз расколется. У них с детства не было друг от друга особенных секретов. Скорее всего, Алоиз бы и сам вскоре все рассказал, но день и без того обещал быть слишком напряженным.
— Штайнбреннер, с-сука, — выдохнул Алоиз сквозь зубы.
— Что Штайнбреннер?
— Явился. Явился в наш бар.
— Это общественный бар, — возразил Готтфрид. — Кто угодно может туда прийти. Даже чертов Швайнсшванцсшайссебреннер!
— Он увивается за Магдалиной, — мрачно процедил Алоиз. — Похотливая сволота!
Готтфрид побарабанил пальцами по штурвалу и рванул с места. Догадки о тайных злонамеренных мотивах Штайнбреннера роились в его голове, точно жужжащее полчище мух, одна другой краше.
— Ты уверен? — не то чтобы Готтфрид сомневался, но выказывать собственного беспокойства ему не хотелось.
— Уверен, — мрачно отозвался Алоиз. — Уверен, мать его!
— Он женат.
— Когда это ему мешало? Ну когда? — Алоиз горько покачал головой. — И потом, они прогрессивные.
Готтфрид вспомнил, как он с сомнением высказался о том, что не понимает, зачем те немногие, которые все еще вступают в брак, все равно не хранят друг другу верность, за исключением моментов, связанных с воспроизводством. Его тогда все подняли на смех, и даже Алоиз высказался, что сам Готтфрид так рассуждает только от того, что ему ни брак, ни дети не положены, а женщины не стремятся разделить с ним не то что половину жизни, но и постель на ночь. А теперь и сам Алоиз сидел и едва сдерживался, чтобы не лопнуть от ревности.
— Погоди, — попробовал поддержать друга Готтфрид. — Может, все не так плохо? Тебе же удалось даже обнять эту недотрогу. С чего ты взял, что Шванцбреннер окажется удачливее?