Страница 28 из 67
— Да она смотрит на него, как твоя Мария на тебя!
Готтфрид почувствовал, как кровь бросается в лицо. Возразить было нечего, да и не очень-то хотелось.
— Кстати, она была очень огорчена твоим отсутствием. Кажется, это я уже говорил.
— Приехали, — Готтфрид влетел на привычное место. — Пошли. Вечером поговорим. Мне еще сверхурочку запросить надо.
Штайнбреннер неизменно ошивался на площадке. Готтфриду показалось, что в их сторону он посмотрел с каким-то плохо скрываемым мрачным торжеством. И, вопреки обыкновению, даже не подошел и не наговорил ему гадостей.
— Он чертов садист, — Алоиз тяжело дышал. — Мало того, что он разобьет ей сердце. Вспомни, какими подвигами он хвастался!
— Определись, что тебя задевает сильнее: то, что Магдалина будет не с тобой, или то, что с ней сделает этот говнюк? — Готтфрид затормозил посередине коридора и, прищурившись, уставился на друга.
Алоиз обиженно засопел.
— Вот что, давай обсудим это потом? Можем сходить в другой бар. Только, фюрера ради, не будем тратить на твои сердечные дела рабочее время! Мне еще к Малеру…
— Иди уже, — махнул рукой Алоиз. — Удачи.
Готтфрид посмотрел ему вслед. Высокий, с идеальной выправкой — истинный гражданин Арийской Империи. Уже дважды выполнивший долг перед государством на ниве воспроизводства, его лучший друг, похоже, безнадежно влюбился. И теперь был куда несчастнее самого Готтфрида.
Он посмотрел на часы — к хауптберайхсляйтеру Малеру он успевал не просто точно ко времени, но и слегка загодя. Хотя забежать к себе и убраться на столе было уже некогда. Решив, что стол подождет, Готтфрид направился к начальству.
В приемной его встретила Вальтрауд Штайнбреннер, как всегда идеальная и приветливая.
— Кофе? — полуутвердительно спросила она, лучезарно улыбаясь. — Хауптберайхсляйтер задерживается минут на десять.
— Да, пожалуйста, — Готтфрид кивнул. — Благодарю вас.
Кофе был великолепен. Густой, с неповторимым ароматом и правильной горчинкой. Именно такой, какой Готтфриду нравился больше других — натуральный, средней обжарки. Такой кофе теперь вообще был мало где, кроме кабинетов начальников. Даже в их лаборатории кофе был не в пример хуже.
— Кстати, арбайтсляйтер Веберн, — она порылась в папке и извлекла оттуда бумаги. — Хауптберайхсляйтер подготовил для вас бумаги, прошу, — Вальтрауд протянула два документа.
Один из них оказался разрешением на сверхурочные, на всю неделю вперед. Второй — пропуском в Партийные Научные Архивы и Библиотеку, к нему прилагался список книг и документов.
— Благодарю вас! — Готтфрид улыбнулся. — Скажите, пожалуйста, раз у меня есть эти документы, я могу идти и не отвлекать херра хауптберайхсляйтера?
— Никак нет, херр арбайтсляйтер, — Вальтрауд улыбнулась, и от этой улыбки Готтфриду отчего-то стало нехорошо. — Он велел передать, что хотел переговорить с вами лично.
Готтфрид кивнул и уставился на кофе. Допивать его резко расхотелось. Он вспомнил о бумагах, о недовольстве Малера его поверхностными знаниями об отце, о Штайнбреннере и его угрозе. Пока по всему выходило, что Штайнбреннер блефовал. Ничего он не знал, и предъявить Готтфриду было нечего. Но страх, что вскроется история с тем, что было спрятано в его лаборатории, змеей вполз под его кожу, свернулся противным клубком где-то в районе груди и временами щупал его ребра раздвоенным языком, пробуя на вкус и запах его нутро.
— Доброе утро, Веберн, — Малер практически влетел в приемную. Он явно торопился. — У меня для вас еще один документ. Вальтрауд, милая, снимите копию сейчас же. Я подпишу и отдам направление Готтфриду, — Малер улыбнулся.
Готтфриду подумалось, что сегодня он предпочел бы, чтобы ему улыбались поменьше, но вежливо поздоровался в ответ.
— Арбайтсляйтер Веберн, я очень хотел обстоятельно с вами поговорить, но, увы, в другой раз. Там ваш пропуск в Архивы со списками, разрешение на сверхурочные. Я подумал, что вам понадобятся эти часы на всю неделю, поэтому подписал вплоть до пятницы, — Малер деловито покивал. — Сейчас Вальтрауд даст вам направление. Подойдете сейчас в медико-биологический корпус, согласуете с ними время и их требования. На этой неделе вам нужно пройти обследование. Подробно поговорим в другой раз. Вопросы?
— Никак нет, — отчеканил Готтфрид скорее на автопилоте.
Он окончательно перестал понимать происходящее — он проходил диспансеризацию перед переводом в Берлин, совсем недавно. И эти осмотры всегда происходили в медицинском корпусе, никак не в медико-биологическом. В медико-биологическом блоке занимались исследованиями, от экспериментов над людьми до евгенических изысканий. Зачем он мог понадобиться тамошним специалистам, Готтфрид категорически не представлял. Может, от него что-то понадобилось Адлеру?
— Тогда идите, работайте, — Малер махнул рукой и скрылся в кабинете.
— Ваше направление, — Вальтрауд сунула Готтфриду в руки еще одну бумагу и улыбнулась, на сей раз как-то даже тепло. — Вы не допили кофе… Вам не понравилось?
— Нет-нет, кофе чудесный.
— Слишком много всего, — Вальтрауд покивала. — Понимаю. Плодотворной вам работы, херр арбайтсляйтер!
— Благодарю вас.
Он вышел вон, отошел подальше от кабинета Малера и остановился, в полном непонимании рассматривая направление. Ни одного специалиста, ни одного анализа в списке, только коды. Примерно полтора десятка, если смотреть навскидку. Готтфрид потер затылок. Может, их смущают полученные дозы радиации? Они нашли несостыковки? А ведь он работал с дневником и бумагами.
Решив, что гадать смысла нет, все равно кодов биологов он не знал, а причин отправить его на обследование могла быть тьма тьмущая, Готтфрид пришел к выводу, что узнает обо всем на месте. Ему и так предстояло слишком много всего, и везде он ходил по чертовски тонкому льду. Пожалуй, этим вечером после рабочего дня стоило заехать к Марии и отвлечься.
*
На входе в медико-биологический корпус он столкнулся с выходившей оттуда Агнетой. Она приветливо поздоровалась с ним и даже как-то облегченно выдохнула — видимо, от того, что не придется долго объясняться за опоздание. Самого Готтфрида встретил Адлер, смерил хищным взглядом небольших зорких глаз, взмахнул полами халата, точно крыльями, и позвал за собой, за ширму.
— Готтфрид Вебер, тысяча девятьсот тридцать шестого года рождения по старому летоисчислению, от рождества Христова, — Адлер почти прокаркал последние слова, что так не вязалось с его орлиным обликом. — Простите, минус девятого года от Великого Обнуления, — он хмыкнул. — Подумать только, родиться в минус девятом году. Это еще что, я и вовсе минус шестнадцатого, — он улыбнулся, обнажив идеально ровные дуги слегка желтоватых зубов.
Готтфрид покивал, не зная, что ответить. На ум неожиданно пришла мысль, что, быть может, Адлер этот никакой и не орел вовсе, а ворон. Белый ворон.
— Ладно, — Адлер еще раз окинул Готтфрида колким взглядом. — Подойдете послезавтра. Освободите от работы утро, придете натощак. Сдадите анализы. Перед анализами два часа не курить, с сегодняшнего дня воздержитесь от алкоголя, жирной пищи и половых контактов. Горячий душ не принимать, обогрев сидений во флюквагене не включать. Я напишу вам бумагу, что мы ждем вас к восьми утра. А, вот вам контейнер, — он протянул маленькую баночку. — Соберете утреннюю порцию мочи.
Готтфрид тяжело вздохнул. Он собирался этим вечером наведаться к Марии, выпить с ней вина и провести полную страсти ночь. А чертов Адлер уже поставил печать на его направление, и крючковатый крест на этой бумаге олицетворял крест на всех его планах.
— Понял, буду, — обреченно кивнул Готтфрид.
— Я говорил вам, что мы увидимся, — Адлер усмехнулся и пожал руку Готтфриду. — Надеюсь, еще и поработаем вместе.
— Как там… — слова вязли в глотке. — Как там… Оно?
— Беременный образец один-восемь-восемь? — уточнил Адлер. — С многоплодной беременностью?
— Кажется, да… Четыре плода, — Готтфрид не помнил номера бокса. Он вообще смутно помнил хоть что-то, кроме отвратительной полопавшейся кожи на непомерно раздутом животе и крупной слезы, выкатившейся из безобразного глаза.