Страница 21 из 67
Готтфрид обессиленно упал прямо на нее, слегка сдвигаясь, чтобы накрыть ладонью грудь.
— Ты это зря, — горько проговорил он ей на ухо, слегка сжимая ладонь. — Я про презервативы-то забыл.
— Не бери в голову, — прошептала Мария. — Я обо всем позаботилась.
— Ты ждала меня? — он посмотрел ей прямо в глаза.
— Я еще вчера ждала тебя, — она обвила руками его шею. — Но ты ускользнул.
— Я приеду еще! — горячо пообещал Готтфрид.
— Да уж я надеюсь, — она оттолкнула его, и он распластался на постели рядом, глядя в потолок. — Что ты делаешь завтра?
Готтфрид скривился. Одно воспоминание о том, что за наказание ему назначила родная Партия, вызывало скрежет зубовный.
— Мне в Центр к восьми утра.
— Как жаль, — Мария поджала алые губы. — А я надеялась на совместное утро.
— Послезавтра? — Готтфрид приподнялся на локте и запустил ладонь ей в волосы.
— Ты обещал, Готтфрид Веберн, — засмеялась она. — А пока у нас есть еще немного времени.
========== Глава 7 ==========
Готтфрид меланхолично вытирал белый кафельный пол и стены в реанимационно-экспериментальном боксе. Только что там умер экспериментальный образец. Готтфрид не знал, как, что и почему — никто не спешил докладывать ему о таких вещах. Он и образца-то этого в глаза не видел.
Одетый в светло-серый лабораторный защитный костюм и перчатки, он приводил помещение в надлежащий вид, но все мысли его были далеко, внизу, в комнатушке Марии. Она провела с ним целую ночь, обессиленная, спала на его плече, а наутро не то что не вытолкала взашей, а разбудила горячими поцелуями и даже принесла кофе в постель. И она ждала его снова вечером, и уж это точно скрашивало наипоганейшее чувство от того, что он теперь был вынужден заниматься совершенно неквалифицированной грязной работой в этом бесстыдно белом боксе.
Закончив с кафелем, Готтфрид слил воду из ведра, выбросил перчатки в утилизатор и направился за новым заданием.
— Вы же Готтфрид Веберн, ученый… Верно? — появившийся куратор-биолог смерил его взглядом серых цепких глаз, спустив очки на кончик носа. Готтфриду он отчего-то напомнил орла.
— Так точно, — выдохнул Готтфрид.
— Не знаю, за что вас там на партсобрании так песочили, — процедил “орел”, — как по мне, так медиков всех поголовно можно хоть за пьянство, хоть за нарушение ТБ поперенаказывать. Надо бы заняться, пусть утки выносят… Так о чем же, собственно, я… Ах, да. Пойдемте. Вам будет интересно. Заодно и мне подсобите.
Он повел его длинными залитыми светом коридорами. Готтфрид даже подумал было, что, должно быть, в это подразделении специально такие запутанные лабиринты: чужак легко потеряется в них, а потом поминай как звали. Может, именно так и набирали “образцы”? Он едва не рассмеялся такой абсурдной мысли. Было совершенно точно известно — на образцы пускали либо “скелетов”, либо преступников и врагов Империи. Готтфрид вспомнил притворное удивление Марии тому, что партийцы похожи на людей. Интересно, считалось ли это крамолой? Или она имела в виду, что партийцы, должно быть, сверхлюди? Он отметил для себя, что при случае стоит об этом спросить у самой Марии. Впрочем, не факт, что она ответит ему правду.
“Орел” остановился резко и молча оглянулся на Готтфрида. Молча выдал ему перчатки, натянул вторую пару сам и открыл дверь, жестом показывая следовать за ним.
Они вошли в просторную палату. Там в огороженных прозрачных отсеках лежали “образцы”. Обнаженные, с подсоединенными к ним проводами и приборами. Некоторые спали, некоторые бодрствовали. В самом ближнем к Готтфриду боксу лежало нечто, что очень живо напомнило ему тварь, бросившуюся к стеклу флюквагена. Такие же подернутые белесой пленкой глаза, кожа, местами обнажающая мышцы и сухожилия, провал рта, обвисшие изъязвленные груди… Это существо было меньше того, не с такими широкими плечами и небольшими стопами. Похоже, это была женщина, хотя половые органы ее — или его? — больше напоминали то ли маленький недоразвитый пенис, то ли чудовищно гипертрофированный клитор.
Готтфрид скривился.
— Посмотрите еще на этих, — “орел” указал на еще три бокса.
В соседнем лежало такое же слепое существо, но значительно массивнее. У него тоже были женские груди и нечто непонятное между ног, хотя отвратительный сморщенный мешочек кожи несколько больше напоминал мошонку, чем у предыдущего существа.
В двух других располагались явно зрячие индивиды. У них было куда понятнее, кто какого пола, хотя некоторые промежуточные черты все-таки имелись. Готтфрид обратил внимание, что эти были более ширококостными, а на их руках и ногах находились браслеты, от которых тянулись толстые синтетические веревки. Они смотрели на появившихся Готтфрида и “орла” так, словно были готовы растерзать их голыми руками при первой же возможности. И Готтфрид не сомневался, что это бы им удалось.
— Что вы здесь изучаете? — он повернулся к “орлу”.
— Это партийная тайна, — сверкнул очками тот. — Но вам, как физику, должно быть интересно. Это последствия заражения. Как правило, в препубертатный период. Это значительно влияет на секрецию кортикостероидов и выводит из равновесия гипоталамо-гипофизарную систему. Поэтому к фазе гонадархе, или полового созревания…
— Из-за гормонального дисбаланса они приобретают черты противоположного пола?
— Видите, вы и сами все поняли, — усмехнулся “орел”. — Это называется ложным гермафродитизмом. У многих также присутствуют нарушения полоролевого поведения.
— Немудрено, — пробормотал Готтфрид, рассматривая подопытных.
— Но не всегда это напрямую коррелирует со выраженностью переходных черт. Так, например, наиболее сильные нарушения полоролевого поведения были замечены у тех женщин, у которых вирилизация оказалась наименее значительной.
— Что такое вирилизация? — Готтфрид потерялся в новой информации.
— Приобретение мужских черт под воздействием андрогенов. Андрогены — это мужские гормоны, — пояснил “орел”.
— Вы ищете способ излечения этого?
— Вирилизация необратима.
— А что у мужских… э-э-э… особей?..
— Их в нашей выборке меньше, — развел руками “орел”. — Во-первых, при сильной феминизации они чаще умирают. Во-вторых, у нас в принципе меньше образцов мужского пола. Из тех, кого не слишком коснулась феминизация, много слишком агрессивных особей. Это затрудняет отлов.
— Отлов? — Готтфрид не поверил ушам. Выходит, этих тварей специально вылавливали снизу и отправляли в такие вот подразделения?
— Изначально большую их часть нам поставляли из трудовых лагерей, — пояснил биолог. — Но после того, как провели очистку территорий, залили повсюду железобетон, оттуда стало поступать меньше таких индивидов.
— А антирадин?
— Он не способен полностью справиться с такими изменениями. Мы сейчас выясняем, можно ли получить потомство от таких существ и что произойдет с его генетикой. Но вас это уже не касается.
Готтфрид окинул взглядом бокс. На языке вертелся вопрос об интеллекте этих существ, но задавать его он не решился.
— Вы говорили о какой-то помощи…
— Да-да, — кивнул “орел”. — Пойдемте…
В дальнем боксе на боку, свернувшись клубком на койке, лежало такое же существо, только с огромным животом. Судя по всему, существо спало.
— Проходите, — “орел” провел картой по считывателю, и прозрачная дверь отъехала в сторону. — Не бойтесь, она под седацией. Иначе бы невозможно было проводить манипуляции. Знаете, эти существа очень сильны. Сильнее людей, — он кивнул на существо.
Если бы у существа были ресницы, они бы дрожали. Полузакрытые глаза с розовым белком и неопределенного цвета радужкой вяло следили за передвижениями Готтфрида. Тому стало не по себе. Тонкие изъязвленные руки комкали простыню, деформированная грудная клетка вздрагивала при каждом вдохе, а натянутая на огромном животе кожа казалось, вот-вот лопнет, а в некоторых местах она уже была словно надорвана, и из этих разрывов сочилось нечто, похожее на желтоватый гной.