Дух войны

Генералы переглянулись: единства меж ними не было.

— Итак, — фюрер оглядел всех. — Еще три дня на наблюдения. Багровый, кажется, был ранен?

— Так точно, ваше превосходительство, — кивнул Дрейзе. — Множественные осколочные ранения. Поверхностные.

— Когда он вернется в строй?

— В ближайшее время, ваше превосходительство, — Дрейзе подобострастно улыбнулся. — Медики говорили, что его жизни и деятельности ничто не угрожает, период восстановления…

— Довольно, — отрезал Брэдли. — Жду новых рапортов. Свободны.

Оставшись в гордом одиночестве, Брэдли углубился в перечитывание отчетов. Огненный алхимик поражал своей мощью. Однако он же поражал и неоднозначностью: то ли слишком молод, то ли слишком совестлив. Хорошему военному последнее было точно ни к чему. Железнокровный алхимик, напротив, был умудренным опытом воякой, с исключительными возможностями, но и исключительным же кодексом чести. Брэдли не думал, что Баск Гран — подходящая кандидатура для камня. В его личном списке оставались двое: Леа Стингер и Зольф Кимбли. Осталось понять, чья алхимия будет более смертоносной. И чьи личные качества больше подойдут для того, чтобы пользоваться такой мощью.

*

Джейсон Дефендер открыл глаза и через силу втянул остро пахнущий антисептиками воздух. Попытался оглядеться — голова гудела, глаз по-прежнему не открывался, дышать было больно — только теперь ребра сдавливала тугая повязка.

— Лежите! — свистящим шепотом приказала ему какая-то девушка — судя по внешности, аместрийка.

“Я у своих”, — подумал Джейсон, и с души его словно камень свалился.

— Вы пришли в себя! — над ним нависла светловолосая женщина с усталыми голубыми глазами, в которых плескалась неподдельная радость. — Меня зовут Сара Рокбелл, вы в госпитале, мы вам поможем!

О Рокбеллах Дефендер был наслышан еще до отправки на фронт — все его знакомые военные в один голос рассказывали что-то о супружеской паре врачей, самоотверженно спасавших людей в этой бойне.

— Лежите, — Сара легонько надавила ему на плечо. — У вас было сломано ребро, оно проткнуло легкое. Вам нужен покой. Но, по счастью, вас вовремя доставили к нам…

— Кто? — вопрос сорвался с его губ прежде, чем Джейсон успел подумать.

— О, — Сара замялась. — Двое ишваритов, я не знаю их имен.

Дефендер чуть не задохнулся от удивления. Как же так — они уничтожали их поселения, жгли деревни, убивали всех до единого, не делая поправок ни на что, а ему… помогли?

— Не волнуйтесь, — строго потребовала Сара. — Вам нельзя. Вам покой нужен, — она вздохнула. — У нас и так с медикаментами сложности…

Он осторожно попытался посмотреть вокруг — в который раз. На соседней койке спал раненый ишварит. Дефендер почувствовал, как вспотел, а во рту пересохло — и только этот противный металлический привкус никуда не делся.

— Поспите, — предложила Сара. — Я очень рада, что вы пришли в себя, сообщу мужу — он делал вам операцию, нужно было поставить ребро на место… И, наверное, надо сообщить вашим… — она замялась. — Кто вы? И кому что передать?

Дефендер задумался. Наверняка его должны были искать — уж его сестра, Ханна, просто так бы не оставила его исчезновение.

— Я… — он облизнул пересохшие губы. — Я — Джейсон Дефендер, Каменный алхимик…

Сара побледнела. Оставлять в госпитале государственного алхимика при том, какие слухи ходили об этих людях, было слишком рискованно — не ровен час, кто-то решит свести счеты с дьяволом в человеческом обличье.

— Мы… — она покачала головой. — Не знали… При вас… не было…

— Чего? — Дефендер похолодел: неужто он потерял часы?

— Часов, — выдохнула она, глядя куда-то в сторону.

Он тихо застонал.

— Вам плохо? — обеспокоилась Сара.

— Нет-нет… — уверил ее Джейсон. — Просто…

Он не знал, как объяснить доктору Рокбелл, что для него значили эти часы. Как, наверное, для любого другого алхимика. Впрочем, как знать — вполне вероятно, что найди неизвестные ишвариты на аместрийце то, что говорило само за себя столь однозначно, помогли бы они ему? Или оставили бы умирать посреди выжженной беспощадным солнцем и не менее беспощадной войной пустыне? Или… Дальше он предпочитал не думать, хотя предательские мысли нет-нет, да неслись вперед неудержимым галопом. “Добили бы… — с горечью думал Джейсон. — как пить дать, добили бы…”

Судя по тому, что в госпитале стояла стеклянная звенящая тишина, которую лишь изредка нарушали стоны раненых, да свет вовсе не проникал в окна, на пустыню опустилась ночь. Джейсон лежал, прикрыв глаза — сон не шел. Он никак не мог забыть того, что сказала врач: его принесли сюда ишвариты. Его, аместрийского военного. Те, кого они безжалостно уничтожали, те, в ком их призывали не видеть людей — лишь врагов. И Джейсон ощущал дрожь от нестерпимого холода — но не холода жестокой восточной ночи. Холода, что шел изнутри, что Дефендер был не в силах побороть, плотнее укутавшись в траченное молью одеяло. Он уже ощущал, как стучат зубы. Сколько раз он видел, как другие алхимики вели в бой свои отряды, как отбивали нападение там, поодаль от дьявольского оврага, как они сминали линию обороны противника — и ишвариты падали, словно изломанные куклы, словно испорченные игрушки. А ведь они были людьми. Людьми, которым достало милосердия на то, чтобы донести его, израненного аместрийца, до места, где ему помогут, спасут его жизнь, жизнь, что означала смерть для таких, как они. В голове его роились мысли, одна причудливей другой, пока Джейсон, захваченный ими — в послеоперационном бреду ли, горячке — в плен, прежде, чем провалиться в тягомотную дрему, не пообещал себе. Того, что не факт, что смог бы когда-то исполнить, но к чему отныне стремился всем своим существом.

*

Зольф Кимбли — наконец-то! — вернулся к себе. И, вместе с тем, вернулся в строй — назавтра его направляли на очередную боевую операцию. Все его существо истосковалось по неповторимому запаху и, тем более, по звукам и дрожи земли. Ему чудилось, что в его взрывах было что-то мистериальное, теургическое — прямое обращение к самой сути земли и ее силам, нечто, что проникало глубоко в него и проистекало из него же, то, что вело к боли и через боль — к очищению, к эйфории катарсиса, к смеху сквозь слезы и благоговейному трепету души. Зольф вполголоса напевал что-то из того, что слышал на старых пластинках в доме матери, и радовался — как ребенок. Предвкушение поглотило его, приняло его тело в холодящие объятия, от которых по коже ползли мурашки, а волосы вставали дыбом. Он жаждал действий.

Увлеченный собственными переживаниями, Кимбли не сразу заметил, как полог его палатки отдернулся в сторону и блеклый холодный луч прожектора, освещавшего территорию алхимиков, разорвал бархат столь приятной его глазам темноты.

— Зольф… — на пороге палатки, мертвенно-бледная, стояла Джульетта Дуглас.

— Джульетта, — отозвался он с деланной мягкостью, — чему обязан?

Она запахнула полог палатки и по-прежнему стояла на пороге. И кусала губы — Кимбли был отчего-то уверен в этом.

— Джульетта, — терпеливо продолжил он. — Час поздний…

— Я знаю, — отрывисто бросила она. — Я по делу.

Он приподнял бровь, разом позабыв о том, что она не сможет увидеть его выражение лица.

— Зольф… — она порывисто прошла и села с ним рядом на угол спальника. — Я подумала… А если… Если мы завтра умрем?

Ее глаза влажно блестели в темноте. Зольф хмыкнул:

— Не исключено.

— Не шути так, пожалуйста, — она обняла себя руками за плечи. — Зольф…

Он терпеливо ждал: вступать в диалог не хотелось. Джульетта казалась ему до отказа набитой условностями и устаревшими нормами. На такую один раз посмотришь не так — будешь до конца дней обязан. Тем более, она уже помогла ему, когда его ранило осколками, и потом приходила в госпиталь справиться о состоянии. Говорить с ней было толком не о чем: как успел понять Зольф, ее интересы не находили ни малейшего отклика в его душе. Распространяться же о своих он тогда не стал. Впрочем, если разговаривать с ней еще как-то было можно, то молчать — и вовсе невыносимо.