Второй шанс — 2

— Обживаешься? — с улыбкой поинтересовался отец. — Ничего, вот купим письменный стол, будешь там свои книжки сочинять.

— И телек новый купим, а этот я себе поставлю.

— А что, и правда, возьмём сразу цветной, деньги у нас теперь есть.

И довольный такой, как будто это он их заработал. Я вздохнул, дошёл до кухни.

— Мам, оторвись на минуту, выйди в зал.

— Что-то случилось? — насторожилась она.

— Нет, просто хочу в присутствии папы озвучить одно предложение.

С полотенцем в руках она вышла из кухни, переводя настороженный взгляд с меня на отца и обратно.

— А теперь, дорогие родители, прошу минуточку внимания! Мама, помнишь, 1 сентября я говорил, чтобы ты заканчивала с этой работой в линотипном цеху? Помнишь, я говорил, что это чревато самыми серьёзными заболеваниями, а ты ответила, что уволиться не можешь, так как стоишь в очереди на квартиру? Так вот, квартира у нас теперь есть, с деньгами, тьфу-тьфу, проблем нет. Понимаешь, к чему я веду?

— А что, в самом деле, чего ты за эту работу держишься? — поддакнул отец. — Сын верно говорит, здоровье дороже.

— Да как же, — растерянно захлопала глазами мама. — А куда же я?

— Да хоть куда, — сказал я, — лишь бы угрозы здоровью не было. Я не хочу, чтобы к сорока годам свинец начал разъедать тебя изнутри.

В финале показавшегося мне несколько тяжёлым разговора мама обещала подумать, впрочем, я себе тоже дал задание подыскать для неё что-нибудь более-менее достойное. С её навыком набора она могла бы и машинисткой устроиться.

Между тем тяжким грузом на моей душе лежало напечатанное в двух экземплярах эссе без подписи, с которым нужно было что-то делать. Я думал, что для начала хорошо бы заявиться с рукописью к Инге, вот, мол, помнишь наш разговор о том, как страна могла бы измениться в будущем? Так вот, по следам того разговора я написал небольшое эссе-антиутопию, ознакомься, если хочешь. А можешь и отцу показать, вдруг ему тоже интересно будет почитать?

Тут-то, понятно, самый скользкий момент. Интересно посмотреть, как Михаил Борисович на это отреагирует? А если рукопись случайно прочитает Сергей Борисович, в силу своей профессиональной деятельности обязанный обращать на такого рода памфлеты, в которых обсуждается действующая власть? К слову, он отнюдь не походил на обычного службиста, с хищным блеском в глазах выискивающего повсюду врагов народа, это был, как мне показалась, вдумчивый человек, который, по словам Инги, читал русскую и мировую классическую литературу, а в общении на кухне с братом они могли затронуть такие темы, за которые коллеги Сергея Борисовича могли пригласить человека повесткой к себе в кабинет. Но даже выискивая в этой ситуации положительные моменты, я непроизвольно оттягивал вброс рукописи на всеобщее обозрение.

На следующей неделе случилось ещё одно небольшое, но радостное событие — нам подключили телефон. Маме тут же нашлось кому позвонить, и она теперь могла по полчаса залипать с телефоном на диване — по нашей просьбе, подкреплённой бутылкой «Столичной», телефонист удлинил кабель метров на пятнадцать. Для меня появление в квартире телефона было важно прежде всего в плане решения некоторых рабочих моментов. Я теперь мог просто набрать нужный номер и пообщаться с Валькой или Леной (у Юрца телефона не было), с Храбсковым, позвонив в «Ринг», или даже заказать междугородный разговор, чтобы услышать в трубке голос Полевого. Что я тут же и сделал, правда, не став тревожить лично Бориса Николаевича, а просто попросив секретаршу записать номер моего домашнего телефона.

Кстати, забавно, сколько Борисов и Борисовичей встречаются на моём пути. Батя мой Борис, Козырев-старший — тоже, а его дети, как и я, соответственно, носят отчество Борисович. Впору Пензу в какой-нибудь Борисов переименовывать. Полевой вон тоже из этой «банды», да и Стефанович с Пугачёвой, кстати, тоже по батюшке мои тёзки. Никого случайно не забыл? Разве что Бориса Ельцина, ни дна ему, ни покрышки!

Вечером 10 февраля в нашей квартире раздался телефонный звонок.

— Максим, тебя, — протянула мне трубку мама и шёпотом добавила. — Михаил Борисович.

— Здравствуйте, Михаил Борисович! — бодро отрапортовал я в трубку.

— Здравствуй… Максим, ты не мог бы сейчас дойти до нас?

— А что случилось? — насторожился я, тем более мне его голос показался не таким уж и доброжелательным.

— Это не телефонный разговор. Приходи, есть к тебе кое-какие вопросы.

Глядя на исходящую короткими губками трубку, я судорожно сглотнул застрявший в горле ком. Ой как мне не понравился этот тон, ой как не понравилась эта фраза про адресованные мне вопросы… Но гадать, что случилось, будем позже. Придётся идти, я никак не мог проигнорировать приглашение нашего благодетеля.

— Ты куда собрался? Время девятый час, — заволновалась мама, увидев, как я обуваюсь.

— Да я ненадолго к Козыревым сбегаю, нужно кое-какой вопрос решить, — сказал я как можно более безмятежно.

Пока дошёл до дома Инги, меня уже малость потряхивало. Не люблю неопределённости, особенно которая может обернуться неприятностями, а это был как раз именно такой случай. Замерев перед знакомой дверью, сделал десяток глубоких вздохов, до лёгкого головокружения, после чего решительно нажал кнопку звонка.

Дверь открыла Нина Андреевна. Выглядела она не ахти, такое чувство, что недавно плакала, видно, и впрямь случилось что-то из ряда вон.

— Проходи, — негромко сказала она, делая шаг в сторону.

— Что случилось? — напрямую спросил я.

Нина Андреевна только махнула рукой, мол, сейчас сам всё узнаешь. Ладно, чёрт с вами, я крепкий, я выдержу любую новость. Главное, чтобы с Ингой всё было в порядке. Тем более что в зале, где за столом сидел Михаил Борисович, барабанивший пальцами по полированной поверхности и почему-то одетый в костюм, на фоне которого домашние тапочки смотрелись несколько нелепо, её не было. Зато дверь в её комнату оказалась закрыта.

— Пришёл? — хмуро бросил он в мою сторону, когда его жена изнутри закрыла за мной ведущую в зал дверь. — Садись, разговор не на пять минут.

Когда я расположился напротив, Козырев откинулся на спинку стула, ослабил пальцами узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Смотрел он куда-то мимо меня, и мне пришлось подождать ещё с минуту, прежде чем Михаил Борисович заговорил.

— Сегодня у Нины был разговор с её знакомой, врачом-гинекологом. Жена не особо доверяет гинекологам, к которым водят девочек из класса дочери, и предпочитает, чтобы Ингу осматривала наша знакомая. Так вот, вчера состоялся очередной осмотр, в результате которого выяснилось, что Инга… хм… уже не девочка.

Вот же блин… Теперь-то понятно, по какому поводу я здесь оказался. Похоже, мне предстоит получение моральных звездюлей, драться собеседник вряд ли кинется. Хотя, если его сейчас торкнет, почему бы и нет? Милицией, интересно, будет грозить? Я представил, как меня упекают на малолетку за изнасилование, и что-то мне сразу малость поплохело. С такой статьёй, будь ты хоть трижды чемпионом Союза по боксу, из тебя в первую же ночь сделают петушка.

— По её словам, — продолжал между тем Козырев, — об этом никто не знает, даже сама Инга.

Сидевшая в углу на краешке кресла Нина Андреевна негромко высморкалась в носовой платок. Михаил Борисович, покосившись в её сторону, чуть заметно поморщился, затем продолжил:

— Само собой, когда расстроенная супруга мне об этом сказала, мы решили задать Инге несколько вопросов, на которые дочь наотрез отказалась отвечать, после чего устроила настоящую истерику, закрылась у себя в комнате и не выходит оттуда уже, — он посмотрел на часы, — уже третий час. Учитывая, что на прошлом обследовании полгода назад с Ингой всё было в порядке, а в последние месяцы она встречалась только с тобой, у нас с Ниной практически нет сомнений, кто принял непосредственное участие в том, что… Хм, в общем, ты парень взрослый и понимаешь, что я имею ввиду.

Что имею — то и введу, мелькнула в голове идиотская шутка. Между тем я должен был что-то отвечать, хотя мне ох как не хотелось этого делать. Самым моим искренним желанием было оказаться отсюда как можно дальше, однако уж если и пропадать, то с музыкой.