Страница 41 из 98
Окинув Шрама профессиональным взглядом «лицо-пояс-ноги», сильно исхудавший и достаточно потрепанный, распространяя по воздуху запах алкоголя и несвежей одежды, в кабинете появляется Гутьеррес. Похоже, он не спал и не переодевался несколько суток. Знакомые черные глаза всегда на стороже, а скулы постоянно в напряжении, густая короткая щетина прикрывает подбородок неправильной формы. Не здороваясь, полицейский усаживается напротив Шрама.
Посмотрев внимательней, Шрам наблюдает чужие эмоции: страх, потерянность, отчаянье.
— Выкладывай.
— Срочно нужны деньги, — прокашлявшись, с усталостью в голосе сообщает Гутьеррес. — Много денег. Выкуп за родных.
— Похищение?
— Санкции за неуплаченные долги. Проигрался я.
— О какой сумме речь? — Шрам протягивает собеседнику бумажку и карандаш и, увидев написанное, удивленно поднимает бровь. — Это слишком!
— Знаю, — сокрушается Гутьеррес. — Не смог остановиться, надеялся отыграться.
«Обычная человеческая самонадеянность. Она подводит всех. Всех без исключения! Стоит только поверить» — думается Шраму. О том, что у полицейского имеется тайная слабость, известно достаточно давно. Обычно, оказанными услугами им зарабатывались вполне допустимые суммы, впоследствии спускаемые на азартных играх.
— Мне три дня дали. Семья в залоге. Грозили, что по истечению срока их… изнасилуют и будут возвращать по частям. Я пытался уладить по-своему. Стало только хуже. Таких нельзя расстраивать. А договориться просто невозможно.
— Кого это в нашем городишке нельзя расстраивать?
— Не из наших. Сыновья Фредерико Бала из галисийского картеля. Теперь понимаешь?! — громко и судорожно Гутьеррес глотает слюну. Предательски опускаются плечи, подергивается нижняя губа, потеют ладони, на лбу выступает испарина.
Таким полицейский предстает перед ним впервые. Хотя сейчас лицо владельца ночного клуба демонстрирует равнодушие, когда-то страха в его собственной жизни было так много, что со временем он превратился в злость.
Вспышка… Крики и стоны вмиг разрывают толщу времени.
…ему одиннадцать лет. После кровавого надругательства неизвестных над его мамой и папой он выходит из своего укрытия… несколько часов проходят рядом с изувеченными телами. Местный пастух обнаруживает его и вызывает полицию. С того момента никто не научил его как жить во внешнем мире, оставаясь в ладу с самим собой…
Заметно мрачнея, Шрам силой воли запрещает себе вспоминать роковой день, приказывая вернуться в настоящее, оценить ситуацию, а заодно и потенциальную возможность. Жизнь научила его смотреть на перспективы любого сотрудничества весьма трезвым взглядом. Пороки и слабости людей — это инструмент в руках мастера. Направь импульс в нужном направлении, и они сами заработают, принося исходный результат.
— Проигрался ты сам, по своей воле, а выручать тебя мне? — холодно произносит Шрам. Он не любит пустые обещания, но больше всего не выносит, когда люди сами себя загоняют в безвыходное положение. — Зачем, объясни, мне вкладывать в тебя астрономически большую сумму? Ты никогда не сможешь выплатить свой долг сполна. Бесперспективная возня.
— Ради шанса спасти самое дорогое я перешагну через все свои принципы, вывернусь наизнанку, чтобы рассчитаться с тобой! — дрожащей рукой Гутьеррес достает из кармана куртки и протягивает Шраму конверт. Там лежат отрезанные пальцы. Их шесть: три побольше с накрашенными ногтями, и три совсем маленькие, очевидно с руки ребенка. — Грозят пытать дальше…дочь…жена… — лицо полицейского перекашивается, он отворачивается, пытаясь скрыть отчаянье.
И опять владельца ночного клуба кидает в прошлое…
…ему уже пятнадцать. Он выследил двоих из мучителей своих родных, начал на них охоту и загнал как зверей.
Когда он коснулся первого ножом, связанный человек сильно задергался, а потом дико завизжал. С него начали срезать кожу. Она была влажной и скользкой.
Как только первый перестал дышать, подросток нахмурился, потом обернулся ко второму связанному, который наблюдал за ним с ужасом в широко раскрытых глазах. Его уже успело вывернуть несколько раз наизнанку. Взрослый мужчина лежал в собственных рвотных массах и умолял о пощаде. Подросток никогда не слышал, чтобы так умоляли. Он повернулся, подошел, останавливаясь прямо перед ним и прищуриваясь.
— Вы больше не сможете навредить, — глухо сказал он, приседая над своей второй жертвой...
Сделанное наполнило подростка властью и удовлетворением сильного. Он стал выше над себе подобными. Впрочем, еще через пять лет, третьего убийцу своих родителей он уже не резал. Ярость не была преобладающей эмоцией, не вытаскивала из него все самое низменное. В дело пошли пулевые ранения, от которых сразу не умирают.
Третий держался дольше первых двух, корчась и задыхаясь. Шрам стоял и смотрел, как жизнь покидает его. Позже он нашел и уничтожил все, что тому принадлежало: от роскошной виллы с бассейном, садом и полем для гольфа, до закрытого элитного борделя, в котором велась работорговля и происходило подобное тому, что убитый и его дружки сотворили некогда на лесной дороге...
Но оставался еще один. Четвертый. Главный. Недосягаемый. Именно поэтому, прошлым летом, погребенный под обломками взорванного дома, Шрам не мог позволить себе умереть. Много лет долго и упорно, не привлекая внимания и не вызывая подозрений, Шрам выведывает все его интересы, слабости, близкие знакомства, родственные связи — все, что дает хоть малейший шанс подобраться ближе.