Страница 17 из 98
— Зачем себе отказывать? — шутливо оправдывается бородач. — Сколько той жизни осталось? Хотя я собираюсь прожить как можно дольше. Лет девяносто точно! Хватало бы сил. Подольше бы не на «полшестого». Как считаешь, а? — ухмыляется он.
— Не знаю, — помедлив, откликается Шрам.
— Когда мой 86-летний отец упал замертво на теннисном корте, где проходил товарищеский матч среди ветеранов (у него тромб оторвался) я подумал: «Вот счастливая кончина — умереть за любимым занятием», — рассуждает Маер, попивая вино. — Хочу как он! Уж точно не в постели, загибаясь от болячек. А ты?
— Мечтать о долголетии в моем бизнесе излишне самонадеянно, — откликается Шрам, копаясь в счетах. Он умирал уже несколько раз. Не думал и не рассчитывает доживать до старости. Дело всей его жизни не предполагает «долго и счастливо». Уничтожение Лютого, скорее всего, и его самого затянет в могилу.
Маер испытывающе смотрит на более молодого собеседника.
— Это ты сейчас так думаешь. Но с возрастом больше цепляешься за жизнь.
— Не суди по себе.
— А по кому мне еще судить? — усмехается Маер. – Моралист!
Шрам бросает на того быстрый взгляд.
— Кто угодно, но однозначно не моралист, — заявляет он. – Мораль — это плод чужих измышлений. При известном повороте ума, ее можно выворачивать в удобную сторону.
— У каждого своя мораль, хочешь сказать?
— Маска, прикрытие понятием для демонстрации остальным. А ты попробуй быть честным с собой и докопайся до себя настоящего. Тогда и поймешь, что твои интересы ничего общего с моралью не имеют.
— Зачем копаться, если итак неплохо, — лениво рассуждает Маер.
— Ты просто не хочешь. Большинство не хочет, потому как внутри люди некрасивы. Признаться в том самому себе может позволить далеко не каждый, ибо факт непригляден, — объясняет Шрам.
— Лично я честно признаюсь: для тела я нуждаюсь в хорошей еде, вине и женщинах. Для души мне не требуется ничего. Для внутреннего долга перед самим собой мне нужен наследник, желательно сын. Потому я счел необходимым себя окольцевать. Такой вот психоанализ, — довольно хмыкает Маер.
Шрам скептически ухмыляется. Ему самому незачем копаться в себе. С некоторых пор больше не нужно разрываться между чувством и долгом.
— Уффф! — довольно вздыхает Маер. Быстрей обычного приговорив два бокала вина, он ворочается в кресле, разминая затекшую поясницу. — У тебя новых работниц не появилось?
— Будут, будут. На днях появятся. Смену пришлось уволить, — откликается Шрам, изучая вдвойне оплаченный чек с недавней оргии, несколько заявлений об увольнении и кадровые приказы.
— Это хорошо! Новое — оно в принципе вкуснее. До чего же ты мрачный! Закопался в бумагах совсем, — Маер несколько секунд буравит его упрекающим взором.
— Всегда небольшие заботы, — равнодушно говорит Шрам.
Маер облизывается и смотрит на часы, потом на владельца клуба.
— Может, присоветуешь кого повеселей себя? Спустимся вместе в зал, повезет — присмотрим развлекаловку. Я в прошлый раз на малолеток нарвался. Студенточки вообще за выпивку и угощение готовы давать! Чему их учат в университетах непонятно. Умом они не блещут. Прямо в машине начинают раздеваться, прикинь! Взбалмошные такие, визгливые. Разумеется, они несравнимо хуже твоих... эм, «консумэ», ну да ладно. Ни к чему нам проводить сравнения. Пошли, посмотрим, кто сегодня «в меню», а? — подмигивает он.
— Не пойду, — без энтузиазма откликается Шрам, листая бумаги.
— Лень даже посмотреть? — удивляется Маер.
— Делать там нечего, — замечает Шрам, не отрывая глаз от колонок цифр. — И ты достаточно накачался. Самостоятельно найдешь искомое.
— А ты сродни замороженным продуктам, вытащенным из холодильника — немного полежат, сверху чуть оттают, а внутри лед и камень! — ворчит сквозь зубы Маер, поднимается и кряхтит. Покидая кабинет, он намерен спуститься к танцполу в поисках юных развлечений. Брюзжит Маер больше по привычке, нежели от дурного характера.
Владелец ночного клуба никак не реагирует на недовольство. Пережитые личные трагедии влияют на его способ мировидения, мироощущения, характер и привычки. Несмотря на популярность своего заведения, он остается весьма не публичной фигурой. В тусовках Шрам участия не принимает, редко выходит в зал, и то по необходимости, предпочитая проводить время в своем кабинете, занимается делами либо находится в разъездах, решая насущные вопросы. И это его желание оставаться в тени объясняется суровой школой прожитых лет.
Досуг же Шрама также мрачен, как и он сам. Натура резче обрисовывается в поступках. Случается, иногда сбежать от дел, уехать в горы. Прихватив с собой карабин, Шрам скитается в одиночестве злой и угрюмый, развлекаясь выслеживанием и преследованием диких зверей.
Там ему удается получить частичную разрядку, сбросить с себя обязанности и ограничения. Какое-то время можно побыть диким и мерзким, забраться к черту на рога, блуждать по лихим опасным дебрям, изваляться в грязи, набрать в хвост репьев, яростно чесаться от укусов комаров и рвать зубами прожаренное на костре волокнистое мясо собственноручно добытого трофея.