Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 69

Бездна ворвалась в него и воцарилась, хохоча во все голоса.

Нет разницы в том, где живет человек:

в зеленой долине иль в снежных горах.

Он чувствует равно любовь, зло и страх,

он слышит подобно дыхание рек.

И он одинаково любит детей,

и неотличим, когда лечит родных,

он равно хохочет от шуток смешных,

и равно скорбит от обид и потерь.

И помнить, и помнить бы надобно всем,

что так же похожа пролитая кровь,

неважно - от ревности иль за любовь,

того ль, кому - сто, иль того, кому - семь.

И видевший слезы, он вам подтвердит,

что нету различий меж ними совсем.

...И так же венчает могилу гранит,

и так же труп - труп, и боль - болью звенит

_везде_.

Не забыть бы об этом нам всем!

Глава третья

"Никогда ни в каких случаях не надо

отчаиваться. Надеяться и действовать

вот наша обязанность в несчастии".

Борис Пастернак



1

Было жарко. Очень жарко. Ренкр даже удивился: с чего бы это мать вдруг стала расходовать дрова? До зимы еще далеко; денег у них, конечно, хватает, но все равно такая расточительность ничем не оправдана. Потом он решил, что заснул в Комнате легенд, и испугался.

А испугавшись, открыл глаза.

Ренкр не был ни дома, ни в Комнате легенд, хотя, Создатель, лучше бы оказаться там, чем... _Чем где?_ Он не знал. Парень вспомнил все, что произошло с ним, каждую мелочь

/девушку с короткими светлыми волосами, завивающимися на концах, рыдающую на Площади/

вплоть до горько-сладкого питья, так неосторожно им попробованного. "Что же было дальше-то?!"

А судя по низкому каменному потолку, нависшему на головой, по толстой теплой шкуре, укрывающей Ренкра с головы до пят, по еще одной шкуре, занавешивающей вход в пещеру, дальше точно что-то было.

В любом случае лежа в кровати многого не навыясняешь. Ренкр отвернул край шкуры в сторону и сел на каменном ложе, устеленном мягкой (но не слишком) тканью.

Пещера была небольшой: десять на десять шагов. В ней, кроме кровати и, разумеется, самого Ренкра, находился кривоватый треногий табурет, сработанный из гладких деревянных досок. На досках едва прорисовывались какие-то полустершиеся узоры, из чего Ренкр заключил, что табурет - достаточно древнее изделие. Кроме этой, не слишком шикарной мебели да отчаянно чадящего очага, здесь не было ничего, заслуживающего внимания. Правда, на табурете...

Долинщик присмотрелся и ахнул. Там лежали ножны, его ножны, а из них бодро выглядывала рукоять меча. Хорошенькое "ничего, заслуживающего внимания"!

Он одним движением оказался около древнего табурета и до боли, до побелевших костяшек сжал обтянутую кожей рукоять. Создатель, как же это приятно: почувствовать в ладони уверенную тяжесть клинка!

Ренкр внимательно осмотрел находку. Меч находился в отличном состоянии, насколько это было возможно для старого, побывавшего в переделках оружия. Но в любом случае о нем заботились - хвала Творцу. Парень стал вешать ножны на пояс, мельком отметив, что одежда на нем выглядит ношеной ужасно долго. Сколько же времени прошло после дегустации того проклятого напитка?!

Снаружи послышался звук шагов. Создавалось впечатление, что там коридор, или уж, по крайней мере - большая полая пещера. Поскольку шаги приближались, Ренкр отошел к кровати и положил руку на меч, ожидая чего и кого угодно.

Шкуры взвились, отстраненные хозяйской рукой, и в пещеру вошел Одмассэн. Создавалось впечатление, что он очень болен: лицо осунулось, глубокие морщины вр_е_зались в кожу, глаза смотрели устало и с отчаяньем. Горянин скользнул взглядом по Ренкру и некоторое время, казалось, даже не понимал, _что_ видит, думал - один в пещере. Потом взор Одмассэна обрел осмысленность; седой вожак остановился и посмотрел на долинщика. Тот продолжал стоять у кровати в напряженной позе, ожидая подвоха.

Одмассэн тяжело вздохнул, подошел к юноше и сел рядом на кровати. Глядя прямо перед собой, горянин начал говорить, и по мере того, как он делал это, Ренкр понимал, что слышит собственный приговор.

- Ты, небось, думаешь сейчас о нас всякие гадости. И это, парень, правильно, - Одмассэн зло дернул себя за седеющую бороду и продолжал. - Но пойми и меня, на самом деле это было единственным выходом из ситуации. Ты бы не выжил в горах и дня, а брать тебя с собой мы никак не могли. Дело даже не в запретах Совета, хотя, конечно, и они тоже возбраняют подобное. Вся беда в том, что запасов пищи едва хватило бы нам, пятерым добраться до селения. Так что мне пришлось дать выпить тебе _чекра_. Он действует моментально: полностью отключает все сознательные центры управления человеческим организмом. В общем, выпив чекра, ты впал в бессознательное состояние, но, благодаря этому, перестал испытывать потребность в пище. А потом мы просто взяли да отнесли тебя в селение. Несколько ближайших дней ты будешь испытывать неестественный голод, но скоро он пройдет.

Одмассэн смущенно кашлянул и продолжал:

- Но тебе кое о чем следует знать, прежде чем выйдешь из этой пещеры. Во-первых, отныне ты не сможешь покинуть селение. Спросишь меня: "Почему?" Все очень просто. Совет запрещает это делать попадающим к нам чужакам, чтобы те не сообщили о тайнах селения долинщикам. Ну и... сам понимаешь. И потом, в ближайшие несколько дней ты не сможешь уйти от нас и по более обыденным причинам - неуемный голод и абсолютное незнание законов горной жизни расправятся с тобой быстрее и безжалостнее любой льдистой змеи.

Второе, о чем тебе следует помнить - осторожность. В селении достаточно заброшенных коридоров, опасных колодцев и прочих мест, которых тебе надлежит избегать. Старайся не удаляться от этой пещеры, хотя бы на первых порах. Заблудишься - не паникуй, зови на помощь, а сам с места не двигайся. Но лучше - не суйся, куда не знаешь. Не для того мы... - Одмассэн осекся.

Вздохнул, подергал бороду, подытожил:

- Пока что - всё. Чуть позже к тебе зайдет Мнмэрд и поможет разобраться в остальном, а потом обязательно загляни ко мне - я узнаю и расскажу, где будешь работать. В общем, осваивайся потихоньку.

С этими словами Одмассэн поднялся с кровати и вышел прочь. Ренкр стоял, молча глядя ему вслед и думая о том, что, возможно, идея вернуться в Хэннал была не такой уж и плохой. Но теперь слишком поздно. Вернее, так утверждал горянин, что могло быть совсем не одно и то же.