Страница 72 из 78
***
На «Своенравном» меня встречали незаурядно: матросов и мичманов выстроили в тесном ангаре, вырядив в парадную форму. Впереди стояли лейтенанты Лютцев и Фоэлтон. Когда я вышел из шаттла, Евгений сделал шаг вперёд, громогласно провозгласив:
― Капитан на борту! Экипаж для встречи построен! Временно исполняющий обязанности капитана, лейтенант второго ранга Евгений Лютцев пост сдал!
― Капитан Генри Чейдвик пост принял! ― ответил я и обратился к остальной команде. ― Вскоре мы возвращаемся в Содружество! Долгий и трудный путь длинною в месяц. Надеюсь, вы хорошо отдохнули и набрались сил!
― Так точно! ― ответил мне неровный хор голосов.
― В таком случае вольно, возвращайтесь к выполнению своих обязанностей! ― снизив голос, я кивнул в сторону шаттла. ― Перенесите наш груз в трюм. ИИ проследи, чтобы с ним ничего не случилось.
― Так точно, капитан.
Мне оставалось сказать только одно:
― Господа офицеры, жду вас на мостике через три часа. Обсудим детали перехода.
Получив ещё порцию кивков, я, наконец, отправился в свою каюту. Мои вещи перевезли на «Своенравный» ещё накануне, поэтому у Кештина была масса времени всё обустроить, с чем он справился на отлично. Кроме идеальной чистоты и порядка в каюте меня ждали сразу двое.
Один развалился на моей койке, очень пристально следя за моим возвращением, слегка подёргивая хвостом. Вторая встречала меня куда более приветливо с искренней улыбкой на лице и тортиком в руках.
― Слышала, что капитан вернулся на свой корабль? ― спросила Джанет.
Я аккуратно забрал у неё сладость, поставив тарелку на столик, и поцеловал девушку, а затем с ухмылкой ответил:
― Этот рёв был слышен даже здесь?
Джанет хихикнула, и пока я переодевался в чистую форму, быстро нарезала торт. Заметив мой скептический взгляд, направленный на тарелку, она пояснила:
― Не волнуйся, это не из вашей корабельной гадости. Попросила одного из матросов зайти в кондитерский магазин.
― Ух ты! Лютцев позволил пронести на борт контрабандные съестные припасы?
― Ну, вообще, на смене был твой дружбан Ник, но и Женя тоже одобрил.
Я аж подавился от такого нетипичного склонения имени лейтенанта. То, что мрачного, всегда собранного, яростного сторонника субординации и дисциплины Лютцева могут звать «Женей» мне в голову не приходило. Оставалось только удивиться тому, с какой лёгкостью Джанет находила путь к сердцам других людей.
***
Обратный путь к Земле проходил куда зауряднее, нежели полёт во Фронтир. Никаких отвлечённых занятий вроде наблюдений за космическими китами. Даже от общекорабельных учений отказались — в них было мало смысла. «Своенравному» предстояло встать на ремонт как минимум на пару месяцев, а команду, особенно матросов, распределили по другим кораблям. Чтобы совсем не распустить экипаж, проводились еженедельные точечные тренировки. Имитация пожара, разгерметизации, столкновения и всё в этом духе.
Из-за всего этого у меня высвободилось какое-то невероятное количество свободного времени, потратить которое с пользой оказалось не так уж и просто.
С Джанет всё было отлично. Мы упивались обществом друг друга, стараясь не разговаривать о том, что будет после того, как мы долетим до Земли. Этой темы мы коснулись всего один раз, практически в самом начале пути.
В тот день я решил заглянуть к своей возлюбленной в её каморку, но Джанет там не было, как и в столовой и даже в офицерской кают-компании. Выручил меня ИИ, который подсказал, что искать её нужно возле криокапсулы Романа.
Джанет, перемазанная с головы до ног краской, была занята тем, что наносила на криокапсулу какой-то очень сложный рисунок. Судя по обилию вокруг баночек, скляночек, тюбиков, кисточек и палитр, занималась она этим не впервые.
Увлечённая процессом, девушка меня даже не заметила. Дождавшись, пока она остановится, я аккуратно покашлял, обозначая своё присутствие. Девушка слегка вздрогнула, но, поняв, что это всего лишь я, выдохнула и, кивая, сказала:
― Привет, я… хотела побыть одна…
Это было достаточно необычное желание для неё, но в конце концов у каждого человека должно было быть личное пространство.
― Если хочешь, я пойду.
Джанет мельком посмотрела на свою картину и покачала головой:
― Нет, останься, пожалуйста.
Пожав плечами, я отступил на пару шагов назад, так, чтобы не мешать Джанет и оттуда внимательнее рассмотрел картину. Она ещё не была завершена, но общий мотив был понятен. Зелёный луг, больше смахивающий на море, множество танцующих на нём фигурок или силуэтов, из-за незавершенности было сложно сказать, а над ними бескрайнее звёздное небо. Источник вдохновения последнего фрагмента долго искать не нужно было: ту же самую картину пришлось наблюдать и мне, оказавшись в открытом космосе.
― Неплохо, ― прокомментировал я.
― Тринадцать лет несчастий, ― не отрываясь от своего занятия ответила Джанет.
― Что?
― Тринадцать лет несчастий ждёт того, кто похвалит картину до её завершения, примета такая, ― отойдя на пару шагов назад, чтобы рассмотреть свои труды, пояснила девушка. ― Подай мне, пожалуйста, прусский серый.
Я беспомощно оглядел многочисленные баночки с краской в попытках найти для начала хотя бы что-то серое.
― Он должен быть в тюбике такого же цвета, как пуговицы у твоего парадного мундира.
Какого цвета пуговицы на моём мундире я был не в курсе, но искомый тюбик нашёл. Наблюдая за тем, как она рисует, мне пришла в голову одна мысль:
― Не лучше ли было рисовать на холсте?
Джанет пожала плечами и несколько отстранёно ответила:
― Я так и собиралась, но не смогла придумать, что рисовать. А пришла сюда ― и сразу поняла, чего хочу.
― Вряд ли он увидит твои труды.
― Увидит, не глазами, так сердцем! ― уверенно ответила Джанет.
Она отложила кисть и палитру чуть в сторону и села прямо перед криокапсулой, водя рукой по той её части, где ещё не было краски.
― Мы всё детство провели вместе. Рядом с нашей усадьбой был высокий холм или скала, не помню уже, с нее открывался потрясающий вид на округу. Мы вместе постоянно туда бегали. Я рисовала, а Рома бегал вокруг и тащил ко мне всякую живность или красивые камни, ― Джанет положила голову на капсулу и очень тихо произнесла, ― как же давно это было. Словно в другой жизни.
Я сел рядом и задумчиво сказал:
― Мне он рассказывал немного другое. Про бесконечную учёбу и распланированную жизнь.
― И такое было, но иногда, где-то раз в месяц, в усадьбе оставались только мы вдвоем и слуги. Свобода длинною в день, ― Джанет сначала улыбнулась, а затем помрачнела и более серьёзно добавила. ― Странно, неужели он забыл об этом?
«Возможно, и забыл. Иногда, чтобы забыть весь негатив, необходимо выкинуть и позитив» ― подумал я, но вслух сказал другое:
― Мне кажется, он просто в тот момент решил об этом не упоминать.
Некоторое время мы сидели в тишине, каждый размышляя о своём, но затем вопрос, так долго висевший в воздухе, наконец, был задан мною:
― Почему ты решила вернуться к семье?
Джанет постучала ногтем по криокапсуле и шёпотом ответила:
― Вот она ― цена моей свободы. Рома не желал мне зла. Добра, впрочем, тоже, но это не так важно. Он явился тогда в телестудию за мной, и вот оно чем закончилось. Сколько ещё должно пострадать, прежде чем я наиграюсь? По-моему, уже достаточно.
― Ну, во всяком случае у тебя есть ещё целый месяц, ― имитируя оптимизм, заметил я.
― Больше. Два года. Дядя прислал письмо и пообещал, что если я вернусь с Ромой, то он отсрочит свадьбу с Альфредом Джонгом на два года.
Это известие стало для меня неожиданностью и изрядно ободрило. Не скрывая воодушевления, я сказал:
― Ну вот видишь. Думаю, мне удастся кое-кого подмазать, и мы сможем…
― Если ты собираешься ради меня бросить службу ― то думать забудь об этом! ― неожиданно резко сказала Джанет. ― Я же не слепая, вижу, как тебе важно то, чем ты занят, как ты важен для своей команды. Огрызок от любви длинною в два года не стоит этого!