Первый

Корвус посещал его каждый день, гоняя бричку в обед из порта и обратно. Извозчик не противился, нашёлся постоянный клиент, готовый достойно платить за скорость и удобство, военный ездил по всему городу. Навестил парочку друзей в портовой страже, договорился о закупке стали, для корабельной ремонтной кузницы, вместе с Тоем, прошлись по рынку невольников и выкупили улусов и понимающих в корабельном деле блэков, а также пару белых покалеченных воинов и одного латиса. У того не было двух пальцев на правой руке, а вместо ноги ниже колена привязана деревянная палка. Местные торгаши долго думали, для чего им нужны эти инвалиды, но так и не пришли к однозначному выводу. Некоторые считали, что их скупает какой-то тёмный маг, для своих ритуалов, другие, что какой-то богатей просто решил позабавиться, третьи же глубокомысленно молчали. Но никто из них и не предполагал, что уже к вечеру их застарелые раны будут излечены, а конечности начнут восстанавливаться, в том числе и сами бывшие рабы.

— Благодарю вас, господин. — Поклонился до земли освобождённый арим, тот, что был шире в плечах. — Я пред вами в неоплатном долгу. Моя жизнь теперь и вовсе не имеет цены, распоряжайтесь ею как вам угодно.

— Что-то не вижу радости в глазах. Ты получил свободу, здоровье, но по-прежнему твоё лицо — будто лимон съел. В чём причина?

— Если вам будет угодно. Сегодня я должен был выйти в последний раз на арену, на растерзание диким зверям и потеху публике, ибо держать меня более не имело смысла. Но так как вы меня выкупили, подменой пойдёт мой напарник по арене. Мы с ним половину года бились плечом к плечу, но в предыдущем бою сильно пострадали. Сегодня он погибнет.

— Что же ты молчал всё это время? Мы могли бы его выкупить прямо на рынке.

— Его не выставляли на торги. — Пробасил здоровяк.

— А если выкупить напрямую, у организатора? — Предположил Форст.

— На этот день заключено множество пари, никто не будет их нарушать. Я бы хотел с ним проститься, не более. — И добавил. — Если позволите, господин.

— Не нужно преклоняться, ты ведь воин, мужчина. Ты же где-то служил? Представься по форме.

— Миран Вашек, десятник отряда Кабанов, первая сотня личной гвардии генерала Локфорда, королевство Нурсия. Бывший десятник.

— Нурсия говоришь? Значит и Одрен тебе знаком?

На этих словах глаза здоровяка вспыхнули, а левая бровь предательски дёрнулась. Форст знал, как с ним общаться.

— При Одрене были убиты мои дед и отец. Я бы с удовольствием отдал свою жизнь за смерть графа Оратаго, но, к моему сожалению, этот кусок дерьма уже лежит в земле. — Сплюнул Миран.

— Мой дед был при том штурме. Ты простишься со своим товарищем. — Ответил маг, а Миран посмотрел на Форста уже совсем другим взглядом.

Через половину часа они небольшим отрядом вошли в здание, где устраивались бои. Корвус, пообщавшись с охранником и передав тому кошель, махнул рукой, и вся группа спустилась вниз, в подвал, где были помещения для рабов. Пройдя пару обитых железом дверей и решеток, они, наконец, достигли нужной, оставив Мирана наедине с соратником. Тот не был шибко мускулистым, на лице пара глубоких шрамов, повисшая плетью левая рука и невзрачное лицо — дополняли картину. Из общего серого тона выделялись лишь его ярко синие глаза, пронзительные и холодные, как у Мирана. Глаза человека, который не смирился. Разговор не был долгим, о чём могли говорить два человека, ежедневно убивающие себе подобных на потеху публике, при том, что один из них сегодня умрёт? Они крепко обнялись, похлопали друг друга по спинам и разошлись, не оглядываясь.

— Господин. — Обратился Миран к Форсту уже на корабле. — У меня есть… одна…

— Выкладывай. — Перебил он здоровяка. — Просил твой друг?

— Да. — Помрачнел Миран. — Он просил о мести. Убийцы его сына не отмщены.

— Кто такие, чем знамениты? И из-за чего убили?

— Вилдран служил в страже, в тот день был в патруле. На его отряд напали в переулке, убили всех. Мы нашли, их было семеро. Пять из них уже никого не тронут. Но нас продали и поймали, вот только не сломили. Двое ублюдков до сих пор отравляют землю своим смрадным дыханием.

— Так кто эти двое?

— Все семеро были сынками известных домов. Малолетние твари развлекались ночными улицами с девушками. Мы вышли на них случайно, если бы не трусливый джит, мы бы и не знали, что это именно они напали на патруль в том районе. Кучерявый из их компании умер первым, затем ещё четверо. Но нас поймали. После истязаний нас полуживых кинули в каменный мешок, но мы не сдохли. Тогда они отдали нас сюда, и каждый день устраивали развлечение. Но мы не сдохли. Через три месяца они потеряли к нам интерес, всё меньше знакомых рож было среди зрителей. Но парочка всё же остались. Видимо, для контроля. Я очень удивлён, что меня выставили на торги.

— Ты сможешь сам до них добраться?

— Нет, господин, потому и прошу о помощи. Вы не похожи на живущих тут. Вы не разбойник, но и не придворный паж. Руки не боитесь марать о таких как я. Вы меня освободили. Я пред вами в долгу. Но если я пойду к ним, то назад не вернусь. С ними я поквитаюсь, вот только перед вами не смогу. А умирать надо со спокойной совестью. Потому и прошу помощи. — Фразы его были короткими и ёмкими. Без лишней мишуры и заискивающих интонаций.

— Что мешает тебе уйти, после того, как я помогу тебе исполнить просьбу товарища? Ведь ты теперь вольный человек, как и все на этом судне.

В глазах Мирана на секунду вспыхнул огонь, но тут же потух, оставив тлеть два уголька в глубине потемневших зрачков. Справившись с яростным порывом, он произнёс всего два слова:

— Моя честь.

Карета подъехала к усадьбе семьи Вертон одной из последних. Уже были отыграны и вальс, открывший начало, и полька, и мазурка. Распорядитель уже давно не встречал гостей, и на входе стояли лишь двое привратников, молча распахнув двери перед новой парой. Бал, завершающий летний сезон, был в самом разгаре. Именно здесь Форст мог встретиться с Хуаном Паротти и Жаком Вертоном — двумя убийцами и насильниками. Он лично хотел убедиться в их причастности и не стал отпускать Мирана одного. Тот сейчас отведёт экипаж на стоянку и переправится под балкон поместья, ожидая условного знака от господина.

По парадной лестнице под руки взошла молодая пара. Мужчина был выше среднего роста, одет в чёрный костюм — двойку — пиджак и брюки, бутоньерка за лацканом, белая рубашка с накрахмаленным воротничком, бабочка. Пояс по здешней традиции обвивала широкая красная лента, называемая кушаком. В старину крестьяне за ней прятали нож, но благородный мужчина выходит в свет с оружием, всегда и везде, и не скрывает этого. Простые ножны, ничем не украшенные и кожаные ботинки, натёртые до блеска, довершали картину дворянина. Дама при нём была изящна. Если он больше похож на военного, своей подтянутой статью и выправкой, то молодая девушка тянула, по меньшей мере, на дочь маркиза или герцога, кем, по сути, и являлась.

На ней было пышное платье лёгкого лазурного оттенка, дополненное живыми цветами. Открытые плечи и узкий корсет подчёркивали её грудь. Декольте украшало колье с крохотными, но от того не ставшие менее красивыми, бриллиантами. Оно нашлось в сундуке Элизабет, Форст предпочел умолчать о его происхождении, когда увидел загоревшиеся глаза Иллы. Большие же драгоценности положено носить замужним дамам, тут были и цепочки, и подвески с большими камнями и много чего ещё. Девицам же приходилось довольствоваться тем, чем их наградила природа. А она Иллу не обделила. Руки её, в белоснежных перчатках, держали скромный букет цветов, плечи же укрыты полупрозрачной шалью. Юбка платья начиналась ниже талии, почти у самых бёдер и выгодно подчёркивала фигуру. Складок было столько, что не сразу и поймёшь, что всех их составляют лишь два слоя тонкой материи. Волосы были убраны на затылок в незамысловатую причёску, в центре которой белела роза пышным распустившимся бутоном.