Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 45 из 52



Тут вот какая штука: если бы я эту рыжую п…ду тогда сразу распечатал, возможно, больше бы ни разу и не захотел, что нередко и случалось потом. Но она осталась нераспечатанной, поэтому, возможно, была бы лучшей в моей коллекции, поэтому «и во сне она тревожит сердце мне».

***

Сон отрока

Вот она, рыжеволосая бестия, входит в мой златой чертог, лик её прекрасен, движенья быстры, взор ужасен, и вся, как божия гроза, строго указывает на радиоприёмник «Искра», и музы́ка умолкает. Ложится на ложе, как из царской опочивальни, и распахивает халат; всё на виду, её рыжая п…да меня ослепляет, а моё восьмивершковое достоинство («Лука» И. Баркова отдыхает) мгновенно встаёт. Я осторожно и бережно, с упоением и захлёбываясь от восторга, ввожу его ей в п…дищу, тоже немалых размеров, до упора и е…у ещё и ещё эту потаскуху,эту шлюху, не вынимая…

...Просыпаюсь, обнимаю тётю Лукерью,невзрачная,титьки вялые,фигура никакая,ноги кривые и только попа классная,да шерстка на лобке

шёлковая,смотрю только туда ,где ждёт меня неоценимая награда и не ошибся,»наслаждаюсь не любя».

Я в Самаре по делам, решил сэкономить на гостинице, нашлась дальняя родня — двоюродная тётя, одинокая, невзрачная, раза в два, а то и в три старше, как женщину не воспринимаю...

— Кровать у меня одна, либо тебе на полу постелю, а можешь и ко мне под бочок, вместе быстрее заснём.

Мне бы спина к спине, а я, простофиля, прижался членом к её попе...

Е…у нежеланную Лушку-бабушку, она рада, а мне не по себе, что-то не так, шепчу:

— Света... Повторить не получилось...

— Да не печалься ты, не надо думать об этом — и всё получится, поспи, утро вечера мудренее...

Но и утром мой скромный — вдвое короче, чем у барковского Луки, — не встал...

Я е…ался, х...й сломался,

Сикель размочалился,

Пришёл вечер — е…ать нечем,

Я и опечалился.

В следующий раз остановился в пятизвёздочном «Лотте Самара». Начинаешь понимать, почему мужики е…ут одну, а шепчут имя другой.

Лукерья мне ни разу не приснилась, в отличие от Светланы.

«О! Не знай сих страшных снов ты, моя Светлана».

***

Вот я студент, живу на стипендию в общежитии, приезжаю домой на каникулы. Ох как трудно уговорить красотку, приходится всё время врать.

— Ты на мне женишься после этого?

— Конечно.

— Возьмёшь в Москву?

— Разумеется.

— У тебя есть там комната и работа?

— Ну!

А потом как тяжко выслушивать:

— Ах ты мерзавец! Обманул, козёл, подонок, подлец, нищеброд!



— Но и ты говорила, что целка!

— А ты разве чего понял? Да ты порвал мне всё, что рвётся только при родах! Как же я погорела — третий обман за неделю…

***

Я в гостях у тёти по отцу (г. Балахна-на-Волге), мне 16, по двору прошастала тёткина внучка в бикини (моя внучатая племянница), ей 18, неописуемой красоты, ничего себе, краля, не целка (ночью она позволила мне проверить её п…ду моим х…ем). Засыпаю в сенях (последняя ночь перед отъездом), она шмыг ко мне под одеяло.

— Ты чего? — говорю.

— Не спится. Можно я с тобой засну?

— Ну.

Засыпаем вместе. Толкает в бок:

— Ты что, дурак? Позволишь мне этой ночью спать?!

Сильничанье и натуральный обмен

На фото: г. Берлин, 1945 год,. Юная немка договаривается с советским солдатом о натуральном обмене.

В 1965 году я оказался на Таганрогском авиационном заводе в качестве молодого специалиста. Завод занимался разработкой летающей лодки, предназначенной для тушения пожаров. Ныне, спустя полсотни лет, этот завод (называемый в ногу с новыми веяниями то ли консорциумом, то ли конгломератом) всё же добился цели. Но надо ли тушить природные пожары, которые тысячелетиями сами возникали и сами затухали и никто их не гасил?

Ответ неоднозначный.

Но речь не об этом. На этот текст меня сподвигли «рассказы» неких «мемуаристов», встречающиеся в интернете, о «зверствах» наших солдат в поверженной Германии в 1945 году по отношению к женской половине немецкого населения.

Так вот на этом заводе мне исповедовался старый солдат, бывший в Германии в 1945 году.

— Когда я уходил в увольнение из воинской части, то брал с собой кусок хлеба от солдатского пайка. В городском сквере я высматривал молодую немку, сидящую на скамейке. Присаживался на другой конец скамейки и выкладывал кусочек хлеба. Знаками мы договаривались о натуральном обмене… Саша, что мне будет за это на том свете?

На глазах его выступили слёзы.

Я не знал, что ответить тогда. Не знаю и теперь, но на глазах моих почему-то выступают слёзы. А каково было бы через 20 лет тому солдату, который бы участвовал в свальном грехе, в массовом сильничанье с последующим якобы лишением жизни объекта?

Поговорим о природе сильничанья. Народная мудрость гласит: сучка не захочет — кобель не вскочит. Это означает, что партнёр не сможет, ежели партнёрша не желает, и не потому, что импотент, а потому, что такова природа взаимоотношения полов. Однако есть и достаточная доля партнёров, которые смогут, вопреки нежеланию партнёрши, но их сдерживают морально-этические самоограничения, а точнее статьи УК. Всё же большинство людей законопослушные. Наконец, случаются маньяки (психически ненормальные), которых один на несколько миллионов и которым нужно для успокоения именно сопротивление объекта. Если верить некоторым «мемуаристам», такими маньяками были все наши солдаты в Германии.

Что, конечно, перебор.

Вот как описывается свальный грех в «Тихом Доне» М. Шолохова:

Навстречу Григорию Мелехову шёл казак, на ходу застёгивая шаровары. На немой вопрос промолвил: там казаки Фроню разложили. Григорий бросился пресечь безобразие, но его скрутили и изолировали.

Элина Быстрицкая, готовясь к роли Аксиньи, спрашивала Михаила Александровича: познакомьте меня с прототипом Аксиньи. Писатель прошептал:

— Дурочка, я это всё придумал.

Писатель в своём романе, между прочим, утверждает, что Аксинье целку сломал собственный папаня: завалил под яблоней на травку, загнул «салазки» и оправдывался так: садовник, когда вырастит яблоньку, первое яблочко срывает и пробует сам. И не успела она пробормотать:

— Папаня, что это ты со мной делаешь? Зачем это? Ой-ой-о-о-о! — как его старый твёрдый х…ина прорвал преграду и ворвался в её молодую мягкую п…дину и начал там весело разгуливать, совершая свои возвратно-поступательные пробежки... Писатель полагает, что Аксинья не хотела, хотел только он и было сильничанье.

А вот как было на самом деле и о чём стыдливо умолчал великий писатель Михаил Александрович. К пятнадцати Ксюша расцвела, совсем взрослая, и титьки о-го-го, и ляжки округлились, и попка — зае…ись. Димон Коршунов, станичный дефлоратор, начал уговаривать её сходить к Дону, позагорать в камышах. А она: и хочется, и колется, и мама не велит, да и знает она, чем закончился поход с ним в камыши Натки Туркиной, годком она младше Ксюши. «Позагораю лучше пока одна в садике, под яблоней, никого нет, можно разнагишаться.

Не совсем никого, рядом оказался папаня. Папка тоже заметил, что Ксюша созрела, спелая вишня. И бес обуял его чресла, член стал напрягаться на неё, он стал видеть в ней желанную женщину. Он отгонял греховные мысли, но бес не унимался. Вот только на утренней зорьке поимел мамку, законную жену, а Ксюша слышала и вдруг почувствовала, что ревнует: «Маманю, значит, е…ёт, а меня не хочет, а я, о боже, оказывается, хочу, чтобы он мне это сделал. Чем я хуже? Не перепоручать же это дело Димону, а хочется, чтобы это уже случилось». Бес и тут был при делах и подталкивал её на грех.