Страница 8 из 12
– Ватой забил, что ли?! – спросил он, разглядев в темноте ствола белое пятно.
– Что тебе не нравится?! – вспылил Толясик. – Не хочешь – не стреляй! Я сам стрельну!
– Ладно! Пойдем, по щиту пальнем! – Колька шагнул в сторону выхода с территории пляжа, где стоял фанерный щит с правилами купания. Максим и Толясик, одеваясь на ходу, потянулись за ним.
Не доходя до щита пяти метров, Хмырь прицелился в центр плаката, затянулся и поднес ярко пылающий окурок к прорези в трубке. Выстрел прогремел неожиданно. Дружно воспламенившиеся в канале ствола головки спичек с грохотом выдали сноп пламени и с огромной скоростью выплюнули из трубки запыженный Толясиком в ствол металлический шарик вместе с лохмотьями горящей ваты. Звука треснувшей фанеры они не услышали, но, дружно подбежав вплотную к щиту, увидели результат стрельбы в виде конкретного круглого отверстия с торчащими осколками щепы.
– Весь коробок искрошил? – подводя итог стрельбы, уточнил у брата Хмырь.
– А че? – настороженно спросил Толясик, остерегаясь подвоха или критики.
– Да нет, ниче. Нормально. Больше этой нормы не заряжай. Понял? На! – и протянул брату самодельное оружие.
– Да понял, понял, – проворчал Толясик.
Через пару минут они, что есть силы, крутили педали велосипедов, в очередной раз соревнуясь в скорости на пыльной дороге.
К приходу родителей братьям нужно было заняться делами на огороде. До пяти часов вечера друзья расстались.
Максим, поев окрошки, сделанной бабушкой на домашнем квасе, сбегал в малинник, где со вчерашнего дня уже созрели красные и желтые ягоды, вернулся во двор и закрылся в дедовской столярной мастерской. На верстаке лежала готовая деревянная заготовка в форме пистолета. Максим еще накануне вечером закругленной стамеской выбрал из верхней грани пистолета полукруглый канал. Трубка по диаметру подходила и плотно прилегала к деревянной заготовке; правда калибр оружия получался больше, чем у Толясика, но другой трубки Максу найти не удалось. В течение двух часов он, увлеченный работой, расплющивал конец трубки молотком на наковальне, распиливал треугольным напильником прорезь для поджигания заряда. Пришлось сбегать к соседям за синей изолентой, и к пяти часам его поджиг был готов.
Максим вышел на улицу, огляделся. Пацаны находились у соседнего с ними дома, стоявшего в проулке, где жила семья Кольциных. Максим подошел к собравшейся компании. На краю дороги стоял мотоцикл «Ковровец» с разобранным мотором. На траве, на постеленной мешковине, лежали разобранные запчасти. Братья Кольцины, устроив перерыв в работе, курили.
Старший Борис, шатен среднего роста, был молчалив и немногословен. Буквально на днях пришедший из армии, он был в зеленой армейской рубашке с закатанными по локоть рукавами. Он курил и слушал монолог младшего брата.
Младший же, Вовка, был полной его противоположностью: балагур и весельчак. Загорелый, с голым торсом, с перебинтованными головой и правой рукой, висящей на повязке, он держал в левой сигарету, то и дело глубокими затяжками раскаляя ее докрасна. Ни одна драка в поселке не обходилась без его участия. Их пожилой отец, отставной старшина-пожарный, уже ходил к городскому военкому, прося ускорить призыв сына в армию. Вот и сейчас Кольцин-младший, отчаянно жестикулируя, рассказывал свои последние приключения. Разобранный мотоцикл сиротливо стоял в стороне с раскрытым с левой стороны двигателем. Остатки отработанного масла стекали с алюминиевых стенок и собирались в одной точке, капая в черную лужу, растекающуюся по глинистой рыжей обочине.
Из открытых настежь ворот со двора Кольциных, натягивая цепь, не переставая лаял лохматый, довольно крупный пес. Своим лаем он не давал Вовке начать рассказ.
– Фу! На место! – прикрикнул на него Борис, но собака, не реагируя на команду недавно появившегося молодого хозяина, продолжала сотрясать воздух громким лаем.
Вовка Кольцин уговаривать непослушного пса не собирался. Подобрав с земли небольшой, но увесистый камень, он метко запустил его здоровой рукой в собаку.
– Вот, блин, пустобрех! Заколебал уже! На хрена его отец подобрал?!
Отскочивший от площадки двора камень на взлете вскользь задел серую пятнистую шкуру. Этого было достаточно. Пес, гремя цепью, забежал в конуру.
– Ты знаешь, что он двух курей задавил? – спросил Вовка Бориса.
– Да! Маманя, как приехал, жаловалась! Ладно, рассказывай. Кто тебя отметелил?
– Я вчера в ДК железнодорожников вечером забурился. Думаю, посмотрю, потопчусь, может, кого своих встречу. Встретил! – Вовка сделал паузу, выдыхая струю белого дыма.
– Всё вроде ниче. Пригласил одну. Потанцевали. Тут перерыв. Кто – на улицу, кто – в туалет. Ну, думаю, тоже зайти надо. Зашел. Только зашел – в спину толчок такой, я аж метров на пять вперед проскочил. Поворачиваюсь, смотрю – стоит один кент в форме машиниста. Железнодорожник. Черненький такой! Я на него посмотрел, прикинул: «Ну, по комплекции такой же, как я! Щас я его зашибу!» – Вовка затушил остаток сигареты и продолжил: – А он, оказывается, с претензиями. Девушку его, мол, зачем пригласил?! Типа если еще раз к ней подойдешь, то… Ну, думаю, козел! Я ему и договорить не дал! Загнал его в дальний угол, к окну! Раза четыре хорошо попал! Нос разбил! Губу тоже! От долгого рассказа у Вовки пересохло в горле, и он, нагнувшись, достал из травы бутылку газировки.
– Вован! Че дальше-то?! – не выдержал Хмырь.
– Уф! – выдохнул Вовка, выдув полбутылки воды одним махом. Забинтованной рукой он вытер разбитые губы и продолжил: – Ну, думаю, хорош с него. Пора смываться отсюда. А то, не дай бог, дружков соберет, а я – один! – он сплюнул смачно на землю.
Тут только Максим заметил, что у Вовки нет двух передних зубов.
– Только подумал, поворачиваюсь на выход… мне как-а-ак дали! Я на этого машиниста и улетел! Короче. Он сзади, двое спереди! Все! Повалили! Потом пинали, гады! На левом боку лежал калачиком, правой закрывался! – он приподнял в доказательство руку: – На пальцах кожу сам об его зубы содрал, а рука вся синяя.
– Ладно, хоть башка твоя целая осталась! В военкомате на комиссии попросишь, чтобы зубы вставили, – оборвал рассказ младшего Борис. – Хорош языком болтать! Тащи канистру. Промыть надо все.
Вовка пошел во двор дома и принес канистру с бензином. Работа закипела. Толясик и Хмырь помогали соседу, промывая запчасти, протирая каждую насухо ветошью.
– Борь, прокатишь, а? – уже два раза подступал к Борису Кольцину Толясик.
– Заведется – погоняем!
Вовка Кольцин подсел к Максиму, сидящему на бревнах, сложенных перед домом, давно ошкуренных, потемневших от дождей, но по какой-то причине не востребованных до сих пор для строительства. Горка сосновых кругляков была местом постоянного сборища молодежи. Проживающие в соседних домах старики хоть и ложились спать по крестьянской привычке после захода солнца, но претензий к вечерним шумным компаниям не предъявляли.
– Это чей такой пугач?! – Кольцин крутил в руках деревянный пистолет, обнаруженный им в складке бревен. Максим молча кивнул в сторону Толясика, вытирающего тряпкой промасленные руки.
– Мой, – отозвался на вопрос Толясик.
Понюхав ствол, Вовка спросил:
– Похоже, уже шмалял из него?
– Сегодня пробовали! Хмырь сам проверял. Слышь, Хмырь! Скажи, что все нормально! – обратился он к старшему брату.
– Фанеру с пяти метров пробивает! – поддержал тот брата.
– Зарядить только нечем. Спичек дома больше нет. Хмырь на свой поджиг все спички перетаскал. Отец вчера орал уже. Прикурить было нечем! – посетовал Толясик.
– Лови! – щелчком большого пальца Вовка подкинул коробок вверх. Толясик лихо поймал коробок одной левой.
– Ох, пацаны, добалуетесь вы со своими самопалами! – закуривая и рассматривая Толясиков поджиг, подошел к брату Борис. – У нас в полку за три года пять самострелов было.
– Да че там! – опять вступил в разговор Колька. – Это ж – пукалка! Далеко не бьет! Я видел – Черкизов Лёха трубу отпиливал. Полметра. Вот это будет ствол!