Бегство

Запустив руку в ворох бумаг, Брэзен извлек сначала одну, затем другую. После внимательного осмотра стало ясно: бумаги лежали в беспорядке. Даты спутались, а некоторые разобрать было и вовсе невозможно. К документам здесь всегда относились небрежно. Но разобрать документы все равно было нужно рано или поздно, поэтому, усевшись удобнее, Брэзен начал проверять один документ за другим, поминутно выписывая данные в отдельную тетрадь. Работа шла медленно, монотонно, нарушаемая только шелестом бумаги и редким росчерком ручки. Вата, шприцы, кетгутовая нить. Слова, неторопливо возникающие вслед за ручкой, гипнотизировали. Синие чернила, расплываясь, пачкали руку. Слово за словом данные вписывались в таблицу расхода. Работа была нудной, но ее монотонность успокаивала. Время шло неспешно, напоминая о своем мерном ходе только болью в спине.

Уже спустя несколько часов все бумаги были проверены, а все данные внесены в таблицы и отчеты, однако упоминаний о пленных в них не было. Все записи касались только госпиталя. Никаких данных о посещениях врачами заключенных и, тем более, использовании каких бы то ни было лекарств, не было. Результат неутешительный, никакой новой информации Брэзену найти не удалось. Однако это было неудивительно. Хотя врачам и было необходимо составлять отчеты, но этим многие пренебрегали. Сил в конце дня уже не оставалось, чтобы корпеть над бумагами, внося данные о каждом использованном тюбике мази или суспензии. Записи делались обычно с опозданием, в конце недели, и включали перечень только самого важного, чтобы не остаться совсем без жизненно необходимых препаратов. Поэтому отсутствие искомых записей Брэзена не удивило.

Единственным возможным источником информации теперь оставался только Книр. Состоя в должности заместителя начальника госпиталя по медицинской части, уж он-то должен был знать обо всех действиях своих подчиненных.

Посвятив время работе, Брэзен закончил дела к концу смены. Вечером, перед отбоем, он решил отыскать Книра, чтобы расспросить его лично. Выйдя из захламлённого склада, пропахшего затхлостью, на морозный свежий воздух, он направился в сторону госпиталя. Внутри полковника не оказалось, однако все еще работающие врачи подтвердили, что тот был где-то неподалеку. Осмотрев палатки, Брэзен в поисках вышел на улицу. Искать долго не пришлось. Облокотившись о грузовик, стоящий поодаль, Книр высекал зажигалкой искру. Вокруг него стояли еще несколько человек, которые также вышли покурить. Торопливо прибавив шаг, Брэзен присоединился к группе.

— Полковник Книр!

Оторвавшись от прикуриваемой сигареты, тот внимательно посмотрел на Брэзена.

— Что надо, солдат? Смена уже закончена.

— Полковник, прошу меня простить! Я по личному вопросу.

— Вот же вам неймется. Что там на этот раз?

— Я хотел узнать по поводу заключенных.

Внимательный взгляд Книра во мгновение стал суровее. Зеленые глаза сузились, оставляя только небольшие прорези. В них явственно читалось раздражение. Такая разительная перемена не ускользнула от внимания Брэзена.

— Я ничего не могу подсказать. Я их не видел. Если хочешь что-то узнать или навестить, то иди спрашивай начальника штаба.

— Простите, но я не по этому поводу, я по поводу лечения.

— Ха. Лечения. Пленных. Не, ну вы слышали? Во дает!

И Книр разразился заливистым, лающим смехом. Его спутники не преминули воспользоваться ситуацией и, последовав примеру, также загоготали. Смех длился недолго. Закончив заливаться, полковник вложил в рот прикуренную сигарету. Медленно затянувшись, он на несколько секунд замолчал, смакуя табак, после чего выпустил облако дыма, быстро растворившееся в мерзлом воздухе. Скосив на Брэзена глаза, он продолжил.

— Пленные — собственность штаба. Если штаб решит, что им нужно лечение, то, значит, им его окажут. А если штаб решит отправить их куда, так это его дело. Штаб на то и штаб, чтобы решения принимать. А мы с тобой кто? Обычные вояки. Ты вот кто? Лейтенант. А лейтенанты у нас нынче что, решения какие принимают? Я что-то не слышал. Так что ни мне и уж, тем более, ни тебе не стоит лезть в дела штаба. Так ведь?

Смех, еще минуту назад звучавший, стих. Воцарилась мертвая тишина. Книр явно пользовался почтением среди остальных, потому что встревать в разговор никто не хотел. Солдаты стояли, потупив взгляд, делая вид, что они непринужденно покуривали. Сам полковник говорил с улыбкой, словно в шутку, но во взгляде зеленых глаз была сталь. Он был вперен прямо в Брэзена, пронизывая насквозь. От этого взгляда по спине побежал холодок. Несмотря на улыбающееся лицо, Брэзен чувствовал угрозу. Сквозь маску фальши проглядывалась жестокость военного, не привыкшего к неповиновению.

— Да… Вы правы. Я прошу прощения. Штаб сам решит, что с ними делать, Вы полностью правы.

Посмотрев на Брэзена еще несколько секунд, Книр снова непринуждённо улыбнулся:

— Ну вот, вопросы и порешали. А ты не стой. Смена-то уже окончена, отдыхать пора. Эх вы, молодежь! Вот в ваше время мы после конца смены шли в столовку. Она-то, конечно, закрыта была, но мы у поварихи ключ брали. Значит, заходили мы туда, да не с пустыми руками. Каждый приносил что-то. Чаще всего алкоголь. Тут-то его не достать, но мы в городах покупали, хранили. Потом собирались и, пока старшие не видят, пили. Ой, что мы тогда творили! Как напьемся, так давай истории травить. Те, кто посмелее был, еще и не такое вытворяли. Были времена, не то что сейчас. Нынешняя молодежь совсем ни на что не годна. Эх!

Компания вновь расхохоталась. Было видно, что смех наигранный. Книр был негласным лидером, задававшим тон всей беседе. Остальные же хотели только выслужиться.

— Вы правы. Тогда я пойду. Хвала Червене!

Приложив кулак к груди, Брэзен отсалютовал. Полковник только кивнул, как бы говоря, что тот может быть свободен. Развернувшись на каблуках, Брэзен поспешил уйти.

Встреча и разговор не удались. Злость застилала глаза. Грузно ступая, Брэзен направился к палатке персонала, в которой находились койки врачей и его в том числе. Книр был прав в одном — смена окончена и пора было отдохнуть. Но черт возьми! Брэзен все никак не мог унять злости. Прокручивая разговор снова и снова, он не мог выбросить его из головы.

— Самодовольный индюк!

Этот снисходительный тон, это презрительное отношение, эти фальшивые улыбочки и напыщенность. Обуреваемый раздражением, Брэзен дошел до палатки. Внутри уже были люди. Кто-то копался в вещах, многие лежали на койках. Подойдя к своей, Брэзен со злостью плюхнулся прямо на нее, стянул один сапог, затем второй, не снимая шинели, улегся. Спать ему не хотелось. Сначала он думал о поведении полковника, но, со временем успокоившись, начал мыслить более рационально.

То, как Книр говорил, — это одно, но то, как он смотрел, — это совсем другое. Ему же не показалось? Это было не раздражение. Конечно, беспокоить полковника после окончания рабочего времени — это неправильно, к тому же тот с коллегами отдыхал, но повел себя излишне строго. Это было не раздражение, но угроза. Зачем? Предупреждение не лезть не свои дела? Тоже странно. Конечно, все уже знали, как настойчиво Брэзен старался вытащить заключенного, но если бы дело было только в этом. Традьютриз говорил о каких-то лекарствах. Что, если поведение полковника связано именно с этим? Но что это могло быть? Не мог же Книр давать им что-то неразрешенное? Он, конечно, тот еще чванливый выскочка, но не негодяй.

Брэзен долго ворочался. Сегодня он хотел лечь пораньше, но, несмотря на усталость, сон не шел. Голова была слишком забита мыслями. До отбоя было время, однако большая палата, уставленная койками, была наполнена людьми. Смены всегда заканчивались поздно, а вставать необходимо было рано, поэтому сразу шли сюда, чтобы лечь спать как можно раньше. Некоторые из присутствующих разбирались с одеждой или готовились ко сну, но были уже и те, кто посапывал. С разных сторон все чаще раздавалось тихое дыхание.

Что же делать? С Книром говорить бесполезно, он уже дал это понять. На складе тоже нет никакой информации. Идти к начальнику штаба бессмысленно: в прошлый раз он долго ждал, чтобы получить разрешение на встречу. Обратиться к главе госпиталя? Да тот и говорить с Брэзеном не станет. Книр был прав. Кто Брэзен? Обычный солдат, которых сотни тысяч. Никто не станет его слушать. Но нужно было действовать и действовать быстро. Оставалось только одно — разузнать все самому.