Страница 48 из 51
А вот их дела в Риге и Юрмале.
В ноябре 90 г. Ворвались в Юрмальский горисполком, избили 6 человек.
В начале января захватили Дом печати, избили 10 человек. Арестовали директора.
В январе. Ворвались в школу милиции, избили курсантов, захватили оружие.
В январе. Обстреляли, подожгли на мосту рафик с детьми.
В январе. Избили зверски рабочих, охранявших мост.
В январе. Убили шофера.
Они шли к своему преступлению 20 января.
Так что случайность ли, самоубийство, но это все равно наказание Божье.
Людского суда на них, как я понимаю, пока нет.
Ну, а в том случайном споре о самоубийстве была выдвинута и третья, тоже вполне достоверная версия, что могли этого омоновца пристрелить и свои, не поделив что-нибудь.
Пожирают же друг друга шакалы, когда их загоняют в клетку.
ИДОЛ
Прошли похороны, и страсти улеглись.
В воскресенье, 27 января, в Риге разбирают баррикады, видимо, уверовав, что главная опасность миновала.
Но миновала ли?
А мы с дочкой впервые за многие дни вышли погулять на берег моря. Было солнечно. Но сильный ветер дул с юга, вдоль пляжей, и мы тут же убрались с берега за дюны, за сосны, и тропкой вышли на площадку у старого здания лютеранской церкви, что виднеется из наших окон: темная шлемоносная колокольня, здесь с каких-то неведомых мне пор располагается краеведческий музей.
Но, проходя иногда мимо, я ни разу не заходил внутрь, чтобы не разочаровываться.
А рядом, между Домом творчества и этой церковью, на святой церковной земле поставлен памятник Ленину, огромный каменный идол, занимающий всю просторную площадь, в несуразной, в нелепой позе: то ли ветер разворошил его одежды, то ли растопырил дьявольские крылья, да никак не может взлететь.
А, в общем, с какой стороны ни взгляни - чудовище с картин Сальвадора Дали: бредовая комбинация летучей мыши и упыря. Маленькая лысенькая головка чудовища резко отвернута неестественно в сторону от храма...
А чего, спрашивается, ему этот храм, когда в числе первых же его преступлений было убиение священников и грабеж церковного имущества, в том числе бесценных сокровищ культуры...
И он навечно проклят Богом и лишен естественного после смерти возвращения в землю, из которой он вышел. Это ли не самое тяжкое возмездие!
Но, не слившись с землей, он забрал ее, посмертно, у живых, многие нужные для хлеба, для деревьев, для детей гектары под такие вот памятники самому себе.
Вот, целый гектар в центре Дубулты.
Здесь, кажется, все замечательно и обихоженно, на этой святой церковной земле: и липовая аллея, и зеленая травка, и полированный гранит, а дорожки выложены каменными плитами.
Нет здесь только жизни.
И прохожие, которым необходимо срезать наискосок площадь, проходят ее поскорей, прямо-таки пролетают без оглядки, ощущая, наверное, внутренний дискомфорт от нависающей над ними мрачной крылатой фигуры.
Да и мой ребенок, а, может, и другие дети, отчего-то не любит здесь играть. Тяжелое излучение исходит от идола, и дети, как и их родители, ощущают его.
Дети-то ощущают особенно.
Крошечный букетик цветов, три гвоздики, единственное ему приношение в очередную годовщину его смерти, только что миновавшую.
А я помню другие такие же дни, когда 21 января сюда подъезжали автобусы, из них выходили люди с цветами, высыпала веселая молодежь и все почему-то выстраивались в очередь, чтобы положить привезенные и купленные на казенный счет цветы.
Прогуливаясь неподалеку, много раз я наблюдал этот фантастический ритуал, люди выстраивались во всю площадку, подходили к Идолу по очереди, клали цветы, совершенно одинаковые гвоздики, по три штуки в букетике, под пристальным наблюдением партийного руководителя, который был тут же, его нетрудно было угадать. Вздохнув освобожденно, видать, и на них тяжело воздействовало излучение, исходящее от чудовища, убирались поскорей прочь, щебеча на ходу какие-то свои вполне живые слова...
И уезжали до следующего года.
К нему их жизнь не имела никакого отношения.
- Пап, а кто это?
- Это? Ну, это памятник такой...
- Зачем?
О если бы кто-то мог ответить на этот вопрос.
- Ну, поставили...
- Я не хочу, чтобы его тут поставили, - сказала вдруг дочка.
Вот такое странное детское мышление, она верит в то, что можно исправить прошлое, стоит лишь заявить свое "не хочу". Мы-то уже не верим, не только в прошлое, но и в настоящее исправление, уж очень прочно Идол взгромоздился на эту землю, слишком далеко протянул свои хищные крылья, и кровь в Вильнюсе, и гибель миллионов в лагерях, и голод, преследую-щий страну со времен октябрьского переворота, а теперь и национальная катастрофа, все начинается от него...
Коммунистические легенды (но, в общем, все их учение создано из розовых легенд и натуральных рек крови) приписывают ему человеколюбие, но не было в истории человечества большего злодейства по отношению к этому человечеству, чем власть, которую он силой насадил.
В эти юбилейные дни его рабская газета "Правда" вышла с таким сентиментальным оглавлением на первой полосе:
"ПРОСТИ НАС, ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ!"
Бедные мы, бедные!
Семьдесят лет молились Идолу, а теперь у него же просим прощения... Язычники, рабы его, и он один из первых догадался о нашей исконной мечте о желании такого рабства и предложил его нам, - по Гроссману, - после девяти месяцев свободы: новое, замечательное, самое лучшее в мире социалистическое рабство!
Церковные часы пробили полдень.
Ребенок ушел за спину Идола, к траве и деревьям, и там на отдалении играл, собирая какие-то веточки и сухие листы. Я верю, что ни моему ребенку, ни кому-нибудь из тех, кто будет жить после нас, Идол уже не понадобится, они его, конечно, снесут. Вот церковь будет стоять тут всегда. В этом я теперь уверен.
Но я бы не стал по обычаям древних сталкивать Идола в реку, жалко загрязнять воду... Не стал бы по обычаям нынешних взрывать или курочить при помощи экскаватора и крана. Я уже нагляделся и знаю, как это происходит.
В сатирическом романе Анатолия Злобина описывается некая фантастическая ночь, когда рушат все сто тысяч памятников Сталину и выносят тело из Мавзолея.