Страница 29 из 51
Они способны защищать других, но сами они не умеют зачищаться, ибо сама профессия обрекла их на вымирание.
Понимать меня следует так: если бы эти люди были бы практичны, если бы они умели оттирать ближнего от кормушки, они никогда бы не стали писателями. Последнее, если мы говорим о настоящих писателях, исключает полностью приспособленность к жизни. Система, кстати, это знает и успешно использует в своих целях. А цели ясны.
Я хочу, чтобы читатель расслышал мою тревогу о судьбе тех писателей, которые сегодня еще живы, но завтра могут уйти, как, не выдержав насилия, ушли Шукшин, Трифонов, Шаров, недавно Эдельман, Орлова, Довлатов...
Уж больно непомерна и велика нагрузка на душу, на ту самую творческую душу, которой целиком и нет - одни клочки, - а она все рвется и рвется.
Но ныне предстоит еще удар, который лишь сравним с блокадой в дни войны, ибо по велению властей (а разве можно ждать иного) творчество сажают на голодный паек, введя драконовские налоги и этим приравняв прозу, поэзию и прочее к ненавистным им кооператорам.
Но ошибки большой нет, и то, и другое по сути свободное проявление (может, единственное свободное) человека в нашей несвободной стране.
Для злейшего контроля они набирают, а, может, уже набрали налоговую рать, более ста тысяч числом, из отставных офицеров, которая с приученной жестокостью будет собирать остатки от ограбленных ими же при изданиях гонорарных крох. А ведь по последней статистике средний заработок среднего литератора не поднимается выше ста рублей. (Статистика взята, естественно, до повышения цен).
Кстати, не одни писатели такие бедные, таких граждан по нашей стране восемьдесят-сто миллионов человек. То есть, каждый третий человек в Союзе проживает за чертой бедности.
Но далее грядет рынок, бедственное положение с бумагой усугубится, а без дотации хорошей книге может и вовсе не хватить на рынке места. Даже на цивилизованном Западе искусство и литература не существуют на дотации, у нас же, при власти партийной монополии, где бумага и типографии принадлежат КПСС, они опять, как в добрые старые времена, будут выборочно печатать свою литературу и своих писателей, то есть, тех, кто им удобен и послушен.
Непослушные писатели, пожелавшие сохранить обретенную ими свободу, останутся опять без книг, такая вот наша перспектива.
Генрих Бёлль с удивлением констатировал, что писатели из тотальных режимов обращаются к Богу, а писатели из свободных стран к неверию. А к кому же нам еще обращаться!
Сейчас происходит "утечка мозгов", и это при том, что мы давно в дефиците по этой части. Уезжают-то лучшие, я уж не говорю, что это молодые и работоспособные люди, но уезжают снова (в который раз!) писатели, вообще, люди искусства.
Всесоюзный центр изучения общественного мнения за прошлый год констатировал, что в ходе опроса ни одного современного писателя, автора художественных произведений, не названо, а в кино первое место занял фильм "Рабыня Изаура".
Вывод таков: "Из-за тех, кто растянул период реформ, общество "проело"... культурный запас, запас идей..." А НЕХВАТКА ИДЕЙ - самый опасный дефицит для нашего общества... Попытка мешать свободному обмену информации, мешать выработке новых идей под предлогом "успокоения страстей" безответственно увеличивает эту опасность.
Итак, с одной стороны, духовное истощение, а с другой - уход тех, кто мог бы этот трагический процесс остановить. Мы всегда писали о трагедии отъезжающих, но ведь существует трагедия остающихся. Как возможно нам выжить и спасти себя, если станет некому произнести спасительное, охраняющее душу слово?
Без надежды-то как?
В знаменитом фильме Тарковского о Рублеве в запустелой стране ищут мастера, который бы умел лить колокола, с этого начинается возрождение Руси. Такого мастера вроде находят, мальчишку, который что-то знает, но понаслышке...
Ах, как бы нам не пришлось собирать по Руси таких людей, которые умеют писать, которые еще помнят, как звучит СЛОВО.
Боюсь пророчеств, по мы погибнем, когда таких людей не станет.
А к этому идет.
ХОЧУ ТАКОЕ ЛИЦО
По приглашению Татьяны Фаст, она выпускает "Независимую Балтийскую газету", поехал в Ригу, чтобы подежурить вместе с редакцией на баррикадах.
Татьяна красива, энергична, талантлива. И те, кто ее окружают, просто замечательные ребята. Они сплотились вокруг газеты. И газета у них выходит интересная, профессиональная, дерзкая, молодая*.
* В июне 1991 года после намеренных акций тех, кто располагал средствами набора текста, "Независимая Балтийская газета" перестала существовать (Прим. издательства).
После того, как омоновцы вытурили их из Дома печати, они печатают свою газету в провинции, в районной типографии, а это довольно трудоемкий, долгий процесс.
Сегодня ребята вручную, прямо на дому, "прокатали", по их выражению, с полтыщи штук, не дождавшись номеров из типографии. Работали всю ночь, и пока остальные пили в редакции кофе, привезли номера, свеженькие, пахнущие типографской краской. Все тут же подскочили, стали смотреть, даже нюхать... Радовались, как дети.
Так и сфотографировались на память всей редакцией с номером, гордо выставленным перед собой.
Собираясь на дежурство, заспорили о своих коллегах из "Советской молодежи", которые вместе со всеми ушли в знак протеста из Дома печати, а теперь, вроде, вернулись обратно.
Я эту газету знаю, в недавние еще времена печатал у них интервью. Газета из так называемых русскоязычных и довольно приличных...
- Была.
- А теперь? - спросил я.
- Они вернулись в Дом печати.
Кто-то поправил:
- Не они одни...
- Но людям же печать нужна!
- Под автоматами ОМОНа?
- Но информация от ОМОНа не зависит...
- Смотря, какая информация!
- Сейчас у них нормальная информация.
- А потом?
- Потом можно и уйти.
- Да уж если вернулись, то шаг сделан... - произнес кто-то. - Обратно будет трудней.
Я не влезал в спор, разговор-то касался главного для них: как выжить газете в этих экстремальных условиях. И себя сохранить, и не погибнуть без типографии. А типография, техника в руках КПСС да ее черной гвардии из ОМОНа.