Страница 14 из 51
А потом ихнего лидера Робеспьера.
Ну, а всякие непослушные авторы и издатели были казнены, как утверждает история, еще раньше...
В общем, читайте историю, там для вас, как сказал великий Бальзак, все написано.
Кстати, сами французы вспоминают это время как "пору плохих ассигнаций и Большого труса..."
Их юмор внушает мне сегодня оптимизм.
ЧЕЛОВЕК ИЗ ЧАСТИ
Вчера позвонили из Дома офицеров в Риге, попросили о встрече: хотим поговорить о литературе.
- Когда? - спросил лишь я.
- Да хоть сегодня... Или завтра.
- Я согласен.
Я догадывался, конечно, о какой литературе будет идти речь. Но согласие дал лишь потому, что хотел их тоже понять. Понять, чем дышат и о чем думают эти люди. Если завтра может быть повторен вариант Литвы, то сегодня надо разговаривать. Если еще не поздно.
Но я сказал: "тоже", ибо надеялся, что они хотят понять меня. На выступление я позвал двух друзей: писательницу Галину Васильевну Дробот, она прошла фронт и ничего не боится, и Валерия Блюменкранца, он полковник в отставке. Пусть послушает своих бывших сослуживцев. Он поддерживает Народный фронт, и ему эта встреча интересна.
Да и вообще, приятно выступать, когда знаешь, что не все тут в зале чужие. А что мы находимся среди чужих, даже очень чужих, мы скоро почувствовали. Хотя вначале встретили нас вполне приветливо, угостили наскоро чаем, провели в зал, там было полно. В основном военные, но были и женщины, наверное, жены офицеров.
Перед самым выходом позвонили из вестибюля: кто-то из шведского телевидения хочет меня видеть. Через пару минут влетела Элизабет, моя давняя приятельница, мы встречались прежде и в Москве, и в Стокгольме. Но я не знал, что она уже в Риге. Но она, и правда, всегда там, где горячо.
Мы обнялись.
Я спросил:
- Ты с телеаппаратурой? На нашу встречу?
- Нет, нет, - отвечала энергично. - Просто была здесь, у начальства, услышала твою фамилию... Снимать я не собираюсь.
Как потом выяснилось, снимать она как раз собиралась, да ей то самое начальство сразу отказало. "Это невозможно", - так было сказано.
- Почему невозможно? Кто так приказал?
- Офицеры...
Она лишь улыбалась и пожимала плечами.
Военные-то знали, почему они не хотят съемок, да еще для "западного" телевидения, они готовились к нашей встрече как к бою. Это мы ничего не знали, сидели за столиком на сцене и рассматривали зал, не очень большой, человек на двести, а то и меньше, и краем уха ловили слова начальника Дома офицеров, который называл наши книги, говорил какие-то нужные для встречи слова. Вот я потом прикидывал: он что же, тоже не знал, что нам готовят тут психическую атаку? Скорей всего, не знал, ему приказали из штаба округа, он и позвал меня, и добросовестно книжки выставил, и какие-то работы даже обо мне разыскал...
Никто из присутствующих, кроме одной женщины, ни одну мою книжку не упомянет. Сразу из зала пришла записка, большая, видать, заранее заготовленная:
"Г-ну (гражданину) Приставкину!
Что Вы писали, говорили и носили (плакаты, лозунги) до сего времени, нам в Риге известно. Прошу ответить: Вы за или против 1. Ельцина; 2. Горбачева; 3. За "бревнами" или перед "бревнами"? 4. Кто со стороны России подписал договор от 11 августа 1920 года (договор между Латвией и Россией)? 5. Вы друг Войновича или нет? Как себя чувствуете, когда Нюрка порется с кабаном (хряком, свиньей) Борькой? 6. Были ли на стадионе интерфронта 15 января?
Сержант Стагнат Мигрантско-Оккупанческий (Кузнецов)".
Я отметил, что тон записки мне не нравится, но я на нее отвечу. И лишь произнес имя Ельцина, в том смысле, что я его поддерживаю, как маленький вихрь возник в недрах зала и, разрастаясь, донесся до сцены с шумом и громом.
Имя Ельцина военные не принимали вообще. Даже в самом начале не обошлось без злобных по отношению к нему выкриков. А далее было и того хуже.
Спросил я про "бревна", что автор имеет в виду. Я, и правда, не очень понимал, хотя догадывался, и мне популярно объяснили, что это те бревна, "за которыми хоронятся фашистские власти". Имея в виду парламент.
Такое вот начало.
А после моего объяснения про Войновича, которого я знаю .лично и которого считаю талантливым писателем, зал зашумел, загудел и тут же подскочил в рядах офицер.
- Вы не виляйте! - потребовал резко он. И добавил что-то уж совсем неприличное, о писателях, которые привыкли лгать. Имел в виду он Войновича или меня, или Дробот, я не понял, но ответил, что мне представлялось, что я иду на благородное собрание офицеров, а попал я на грязный базар...
Назревал скандал, и начальник Дома, его фамилия была, по странному совпадению, как у моей жены - Бережной, да судя по всему и человек неплохой, но и он растерялся.
- Этот товарищ не наш, - как бы в оправдание пояснил нам. И попросил задавать вопросы "без шума и по порядку".
Непонятно, конечно, как в такое закрытое заведение, куда и шведам запрещено ходить, попали чужие, но и далее, судя по вопросам, тут были не все "свои", не по принадлежности, а по реакции на вопросы, которые они задавали.
Валерий, наш дружок, сидел среди них тихо, он наблюдал, и свое скажет он позже. И скажет так: "Да, они, в общем, такие... Хотя эти поагрессивнее будут... Но, может, потому, что собрали сюда отборных, из политуправления, из газет... Я их за километр узнаю, у них оскал другой... Да они сами разоблачились, сказав про одного: "Дайте уж ему слово, он из части...""
Но тот, который из части, выскажется в последнюю очередь, а эти... И, правда, они не только задавали вопросы, но сами и отвечали на них, мои ответы, как выяснилось, их почти и не интересовали.
И второе, что вскоре стало ясно: они пришли с ответами, в которых не сомневались. Они пришли не слушать, а учить. И это, правда, было скорей похоже на привычку политработников.
Большевики и среди штатских-то не особенно вслушиваются в простые речи, а у военных это просто невозможно.
Они, судя по всему, "отрабатывали" эту встречу.
И мы быстро это поняли. Я, кажется, быстрей, чем Дробот.
Галя еще трепыхалась, один вопрос она взяла на себя, тем более, что разговор зашел о могилах фронтовиков, которые здесь осквернили. Мы осудили все эти действия, а я напомнил, что не только в Балтии, но и в России черепа и кости погибших белеют по полям, а вот в далекой Германии, в Гамбурге, я сам видел, как ухожены могилы наших воинов...