Страница 12 из 16
Только в основных библиотеках и архивах Москвы хранится около 300 списков комедии97, но это лишь ничтожная часть общего числа списков того времени. В 1830 г. Ф. Булгарин писал: «Ныне нет ни одного малого города, нет дома, где любят словесность, где б не было списка сей комедии <…>»98.
Этот случай был далеко не единственным. Нередко произведение так широко расходилось в рукописи, что с ним знакомилась большая часть читательской аудитории. Так, «сатира Воейкова [«Дом сумасшедших», 1814] быстро разнеслась по всей грамотной России. От Зимнего дворца до темной квартиры бедного чиновника она ходила в рукописных, по большей части искаженных списках. Не появляясь нигде в печати, она тем не менее выигрывала в глазах публики. <…> Вряд ли сам Пушкин, в начале своего поприща, видел такое бурное, восторженное поклонение, какое выпало на долю Воейкова после распространения его сатиры»99.
Сходным образом циркулировали ранние «вольнолюбивые» стихотворения А. С. Пушкина. Вот свидетельство И. Л. Якушкина: «…все его ненапечатанные сочинения: “Деревня”, “Кинжал”, “Четверостишие к Аракчееву”, “Послание к Петру Чаадаеву” и много других были не только всем известны, но в то же время не было сколько-нибудь грамотного прапорщика в армии, который не знал [бы] их наизусть»100. Пушкин сам снабжал знакомых неопубликованными произведениями, а от них они расходились дальше101.
Хорошее представление о механизмах распространения рукописных тестов дает цитата из письма от 24 августа 1824 г. купца А. П. Бочкова (в будущем – литератора) своему знакомому: «Пришли, сделай Божескую милость, “Войнаровского” [поэма К. Ф. Рылеева, изданная целиком с сильной цензурной правкой в следующем, 1825 г.] и стихи Пушкина. У меня просят их, приставая, как с ножом к горлу; за услугу такову пришлю тебе “Русалку”, сочинение Пушкина, и в непродолжительном времени отрывки из его поэм: “Онегина” и “Цыгане”. Прошу, однако ж, стихов его никому не показывать или показывать, но с большою осмотрительностию, и не говорить, от кого ты их получил. Надеюсь на тебя, как на друга»102.
Широко распространялись в списках оды А. Н. Радищева, сатиры Д. П. Горчакова, пьеса И. А. Крылова «Трумф» («Подщипа»), стихотворения В. Л. Пушкина, К. Н. Батюшкова, К. Ф. Рылеева, В. Ф. Раевского, А. И. Одоевского, А. И. Полежаева, «Демон» М. Ю. Лермонтова103. Н. И. Тургенев так характеризовал период второй половины 1810-х – первой половины 1820-х гг.: «В странах, подчиненных деспотизму, общественное мнение проявляется также с помощью рукописной литературы, вроде той, которая обращалась в Франции, перед 1789 г., в форме сатирических стихов и песен. Эта литература, распространявшаяся контрабандой, указывала на направление и настроение умов в России. Тогда появилось довольно много произведений этого рода, замечательных как по силе сатиры, так и по высоте поэтического вдохновения»104.
Довольно широко циркулировали и эпиграммы на литераторов, актеров, крупных администраторов и т. д. Кроме того, существовали такие специфические жанры, как пародии и перепевы. Как писал Д. И. Завалишин, «сильно были развиты в то время [в 1820-х гг.] <…> пародии, которые являлись во множестве на всякое новое литературное произведение; было много также [пародийных] переделок народных песен. Все они относились, правда, больше к личностям, но бывали между ними также некоторые и не лишенные политического оттенка, как, напр., относившиеся к известному Стурдзе. Особенно много было пародий на самые модные тогда произведения Пушкина: “Черная шаль” и “Бахчисарайский фонтан”. <…> Было немало пародий и на баллады Жуковского»105.
В гораздо меньших масштабах переписывались нехудожественные тексты, так или иначе затрагивавшие политическую тематику. К их числу принадлежали социально-политические (публицистические) произведения. Так, Н. П. Гиляров-Платонов читал в юности в рукописи «Записку о древней и новой России» Карамзина, мнения (записки) Н. С. Мордвинова для Государственного совета, письма М. Н. Невзорова по поводу закрытия Библейского общества и т. п., причем, что характерно, снабжали его ими дворовые соседских помещиков106. Позднее были широко распространены «Письмо Белинского к Гоголю» (1847), в гораздо меньших масштабах «Авторская исповедь» Гоголя (написана в 1847 г., переписывалась и читалась в рукописи в 1852–1855 гг.)107.
Резким толчком к распространению оппозиционной политической рукописной литературы было поражение России в Крымской войне. Анонимный автор статьи «Записка о письменной литературе» (1856) свидетельствовал: «В обществе возникла литература письменная, ускользающая от ценсуры и неведомая правительству. Статьи всякого содержания ходят из рук в руки, переписываются в значительном количестве экземпляров, перевозятся из столиц в провинции и из провинций в столицы <…> в распространении письменных статей участвует почти весь образованный класс в России <…> [рукопись] передают друг другу, об ней говорят почти публично, без всякого опасения»108. Проиллюстрировать эти наблюдения можно воспоминаниями П. Боборыкина, который писал, что когда в конце 1850-х гг. он узнал про студенческие волнения в Казанском университете, то отправил туда своему товарищу публицистическое послание по этому поводу, содержавшее характеристику ряда профессоров. «Это “послание” имело сенсационный успех, разошлось во множестве списков, и я встречал казанцев – двадцать, тридцать лет спустя, – которые его помнили чуть не наизусть»109. Широко циркулировали в это время и оппозиционные стихотворения, порожденные реакцией на поражение России в Крымской войне: «Россия» и «Покаявшейся России» А. С. Хомякова, «Русскому народу» П. Л. Лаврова, «На Дунай! Туда, где новой славы…» И. С. Аксакова и др.110
Следует упомянуть и воспоминания государственных и общественных деятелей, которые содержали информацию о скрытых от глаз публики сторонах политической жизни и личностях монархов. Многие мемуары были распространены весьма широко (например, в архивах Москвы и Петербурга сохранилось не менее 46 списков записок И. В. Лопухина111), активно переписывались также записки княгини Е. Р. Дашковой, «Памятные записки» А. В. Храповицкого и др.). Вот характерный пример. К. Я. Булгаков писал в 1821 г. из Петербурга в Москву брату Александру: «[А. И.] Тургенев дал мне Храповицкого “Записки” и дозволил списать. Сегодня у себя в кабинете заставил списывать. Что, у тебя слюнки текут? Со временем, может быть, к тебе еще пришлю, или лучше приезжай сам читать. Чрезвычайно любопытны!» А. Я. Булгаков отвечал: «Храповицкого “Записки” я читал <…>. Вот лучшие, бесценнейшие материалы для истории, ибо тут все без прикрас и писано без намерения огласки»112.
В рукописи функционировали и тексты, отклонявшиеся от официальной линии в богословии. Они были адресованы очень узкой аудитории – «своим». В качестве таковых можно назвать многочисленные труды масонов113. Но таких произведений было немного, и интерес к ним был не очень велик из-за религиозного индифферентизма значительной части представителей образованных слоев. Зато в народной среде тексты религиозного характера циркулировали широко. Крестьяне переписывали и хранили такие апокрифы, как «Хождение Богородицы по мукам», «Сон Богородицы», «Сказание о 12 пятницах», приписывавшееся папе римскому Клименту. Неканонические религиозные тексты были представлены прежде всего старообрядческой письменностью. Уровень грамотности старообрядцев был очень высок, «обучение церковнославянскому языку <…> было домашним. Учили старшие члены семьи или специально занимавшиеся обучением старики…». В этой среде «долго сохранялось глубокое уважение к древней книге как основному или единственному источнику “истинного” авторитета при решении всех вопросов. <…> Книжное знание было краеугольным камнем и личного авторитета, даже если в других отношениях человек и не являлся примером. Люди, собравшие большие библиотеки, были широко известны, к ним обращались за советом <…>. Грамотные старообрядцы любили пересказывать, трактовать прочитанное, использовали отсылки к книгам как аргумент при любом разговоре, особенно на морально-этические темы…»114. Поскольку духовная цензура не позволяла печатать старообрядческие сочинения, они распространялись в рукописях115.
97
См.: Краснов П. Рукописные списки «Горя от ума» в библиотеках и архивах Москвы // Вопросы литературы. 1966. № 10. С. 253–256.
98
Булгарин Ф. Воспоминания о незабвенном Александре Сергеевиче Грибоедове // Сын Отечества и Северный архив. 1830. № 1. С. 13.
99
Колбасин Е. Литературные деятели прежнего времени. СПб., 1859. С. 259–260. Ср.: Балакин А. Ю. Списки сатиры А. Ф. Воейкова «Дом сумасшедших» в Рукописном отделе Пушкинского Дома // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2003–2004 годы. СПб., 2007. С. 189–208.
100
Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1974. Т. 1. С. 365. Ср.: Сидяков Л. С. Распространение «Моей родословной» в списках (Из истории раннего восприятия стихотворения Пушкина) // Русская литература. 2005. № 4. С. 21–43.
101
См. о распространении в рукописи «Братьев-разбойников»: Степанищева Т. К истории пушкинских «Братьев-разбойников» // Лотмановский сборник. М., 2014. Вып. 4. С. 192–195.
102
ИРЛИ. Ф. 357. Оп. 2. Ед. хр. 37. Л. 10 об. См. также: Мандрыкина Л. А., Цявловская Т. Г. Распространение вольнолюбивых стихов Пушкина Кавериным и Щербининым // Литературное наследство. М., 1956. Т. 60, ч. 1. С. 393–404; Бельчиков Н. Ф. Ода «Вольность» А. С. Пушкина в войсках царской армии // Бельчиков Н. Ф. Статьи о литературе. М., 1990. С. 50–63.
103
См.: Эвальд В. Ф. Из школьных воспоминаний // Русская школа. 1890. № 6. С. 80; Милюков А. Доброе старое время. СПб., 1872. С. 207; С. Б. Из недавнего прошлого // Русская старина. 1910. № 8. С. 248.
104
Тургенев Н. И. Россия и русские. М., 1915. Т. 1. С. 60.
105
Завалишин Д. И. Заметка о рукописной литературе в двадцатых годах текущего столетия // Исторический вестник. 1880. № 1. С. 218, 220.
106
Гиляров-Платонов Н. П. Из пережитого. СПб., 2009. Т. 1. С. 198.
107
Балакшина Ю. В. Была ли услышана «чистосердечная повесть» Н. В. Гоголя? История распространения «Авторской исповеди» в списках (К постановке проблемы) // Н. В. Гоголь. Материалы и исследования. М., 2009. Вып. 2. С. 160–170.
108
Записка о письменной литературе // Голоса из России. Лондон: Вольная русская книгопечатня, 1856. С. 38, 40, 42. См. также: Кременская И. К. Рукописная публицистика и А. И. Герцен // Русская литература и журналистика в движении времени. 2012. № 1. С. 51–71.
109
Боборыкин П. Д. Воспоминания. М., 1965. Т. 1. С. 182.
110
См.: Бельчиков Н. Ф. Эпизод из литературно-общественной жизни 50-х годов XIX в. // Бельчиков Н. Ф. Статьи о литературе. М., 1990. С. 235–247.
111
См.: Тартаковский А. Г. Русская мемуаристика XVIII – первой половины XIX в.: От рукописи к книге. М., 1991. С. 132.
112
Братья Булгаковы. Переписка. М., 2010. С. 25.
113
Серков А. И. Судьбы масонских собраний в России // 500 лет гнозиса в Европе. Гностическая традиция в печатных и рукописных книгах: Москва – Петербург. Амстердам, 1993. С. 27–34. Горская Е. Описание масонской библиотеки московского собирателя N. N. М., 2015; Лихачев Н. П. Генеалогическая история одной помещичьей библиотеки. СПб., 1913.
114
Поздеева И. В. Верещагинское территориальное книжное собрание и проблемы истории духовной культуры русского населения верховьев Камы // Русские письменные и устные традиции и духовная культура. М., 1982. С. 44.
115
См.: Серебрякова Е. И. Старообрядческая рукописная книга и ее роль в народной культуре // «Для памяти потомству своему…»: Народный бытовой портрет в России. М., 1993. С. 54–62; Дергачева-Скоп Е. И., Алексеев В. Н. Книжная культура старообрядцев и их четья литература // Русская книга в дореволюционной Сибири: Археография книжных памятников. Новосибирск, 1996. С. 9–39.