Красный Герцог

Черная машина медленно подъезжала по дороге к дому. Она остановилась в паре метров от Генриха, и из неё вышел Людвиг. Затем он достал один мешок и положил на землю. Сразу было понятно, что это овчина, за которой он уезжал. Генрих начал подходить к этому мешку, чтобы помочь своему отцу отнести его в дом.

– Будь так любезен… – начал уже говорить Людвиг, как заметил, что его сын протягивает руку к мешку, но остановился, не закончив мысль.

– Буду. – ответил ему Генрих, поднимая легкий мешок наполненный шерстью овец.

Он решил подождать когда его отец закончит возиться с машиной, и тогда они вместе смогут пойти домой и показать оставшимся членам семьи, что с ними всё впорядке и они вернулись назад.

– Как там обстановка в городе? – спросил Генрих, интересуясь тем, что же всё-таки происходит в холодных каменных джунглях.

– Всё так же, как и всегда. Люди куда-то спешат, работают и строят новые дома. – этот ответ был предоставлен слишком быстро, будто Людвиг с самого начала ожидал, что ему зададут подобного рода интересующийся вопрос. Ответ по содержанию был пустым и серым, Людвиг что-то хотел скрыть.

Подождав пока отец закончит проверку автомобиля и укроет его привычным тентом, Генрих стоял и прикасался к овчины внутри мешка. Она была такая мягкая, что рука утопала в ней. Ощущая эту шерсть, Генрих невольно стал вспоминать кабана, которого он встретил. “Какой он был на ощупь? Мог ли быть он таким же мягким?” – думал Генрих. Воспоминания о прошедшем событии, всплыл и финал, эти мысли заставили ослабить хватку Генриха, из-за чего он выпустил из рук мешок, и тот приземлился на землю.

– Ты в порядке? – спросил его отец. Он обеспокоился тем, что тот выронил очень легкий мешок.

Смотря на шерсть, которая лежала в ногах Генриха, он видел кабана, такого же большого и бурого. Он также лежал на земле без движений, только сейчас в воздухе не витает запах крови и страха.

– Да, я просто задумался. – ответил отцу Генрих, поднимая взгляд с мешка на своего родителя.

Кивнув и похлопав сына по плечу, Людвиг взял в руки мешок и они направились в дом. Пройдя на первый этаж они разделились. Генрих молча начал подниматься по лестнице вверх. Его отец направился в свою комнату на первом, где в этот момент находились Петра с Анной. Они встретили его с радостными криками. Анна хвасталась чем-то, и рассказывала всё, что было связано с вышиванием. Петра же смеялась над своим чересчур активным чадом. Они что-то потом обсуждали, но Генриха встречал только скрип ступеней и половицы, он не мог прислушаться к тому, о чем говорили внизу. Поднявшись на второй этаж, он медленно приближался к своей комнате. С каждым шагом, тревожные мысли покидали его. Он возвращался в безопасное место, в ложе спокойствия и тепла. Запах цветов и скрип пола, помогали ему забыть то, что он видел, то что он чувствовал. В своей комнате Генрих, не раздеваясь упал, на кровать. Он плашмя лежал на ней лицом в одеяло. Ему нужен был отдых, он был измотан и у него болело всё, что только могло болеть. В лесу это было мало заметно, но сейчас, когда он в спокойной обстановке расслабляется, последствия адреналина спадают, и боль медленно накрывает Генриха с головой, как то одеяло, на котором он лежал.

Закрыв глаза, он видел тёмный лес. Похожий на тот, где они с Вольфгангом начинали свою охоту, только вокруг было темно. Теперь лес не показывал свою зеленую красоту в приятном дневном свету. Сейчас он был врагом для Генриха, и зарождалось слабое чувство слабости и беззащитности. Каждый столб дерева выглядел как ужасный высокий силуэт, что кружил вокруг юноши. Потеряв чувство ориентации и задыхаясь от гнетущей атмосферы, Генрих начал слышать топот копыт, звук становился всё громче и громче, но никак не было видно его источник. И чем громче был этот звук, тем более четким звучало что-то еще. Вместе с топотом, был и другой звук, который был менее уловимым и громким – это был вопль, кого-то не человеческого, он был наполнен страхом и болью.

Генрих очнулся лежа на спине. То, что он видел, было кошмаром. Когда он уснул в надежде сбежать от прошлого, прошлое преследовало его не отставая ни на шаг, и настигло его, проникнув прямо в мир грёз. Генрих лежал на кровати, опасаясь того, что его сон не окончен, что вот-вот он услышит нарастающий топот копыт и животный вопль. Чувство страха опять начало просачиваться в голову юноши. Страх нашел его и застал врасплох. Пытаясь перебороть свой чувства, Генрих закрыл глаза и поднялся на кровать. Он, сидя с закрытыми глазами, прислушивался к тому, что окружало его. Пытаясь физически зацепиться за что-то настоящее, и не дать себя утащить в другой мир. Он слышал как что-то шуршит в соседней комнате, неразборчивую речь в комнате родителей на первом этаже. Кроме этих звуков, Генрих смог уловить сладкий запах чего-то, что находилось в его собственной комнате и что разносило приятный запах по всей местности, от чего у Генриха заурчало в животе. Это была тарелка горохового супа, которая одиноко стояла на комоде в темной комнате. Генрих открыл свои глаза и посмотрел на неё. Это была железная миска, в которой была теплая жидкость, рядом с ней стоял стакан с чаем. Это был его ужин, который он благополучно проспал. Пока юноша дремал после тяжелого дня, Петра заходила в комнату и оставила ему вечернюю порцию домашней еды. Чтобы после пробуждения, её сын мог поесть и восстановить силы. Знакомый запах еды был тем, что начало успокаивать Генриха. Встав с кровати, он подошел к комоду, где зажег светильник и начал есть.

Тот же суп, что и был утром, одно и то же блюдо, но из-за разной температуры оно воспринималось по-разному. Прохладный суп был вкусным, но чего-то в нем явно не хватало. Не зря Людвиг говорил, что еда вкуснее в приятной компании. Генрих ел молча, осознавая, что не сможет сейчас слушать что-то, что рассказывает отец, что может обсуждать Анна и мама. Немного остывшая еда медленно согревала его, успокаивая от прошедшего кошмара, и окончательно вернула в реальность.

Когда юноша доел свой ужин, он решил, что не будет никого беспокоить, и не стал относить посуду вниз. Утром он сам её помоет и займется обыденными делами. Спать уже не хотелось, поэтому Генрих подошел к стене, которая отделяла его от комнаты Анны. Он осторожно постучал костяшками пальцев по стене и стал прислушиваться. Через некоторое время он услышал двойной ответный стук, который послужил разрешением войти. Генрих покинул свою комнату и, выйдя в коридор, направился к двери, что была усеяна цветами. Открыв её, он увидел как на полу рядом со стеной, лежит Анна. Она лежала и с интересом читала небольшую жёлтую книгу. Генрих подошел к ней и сел рядом.

– Почитай мне, пожалуйста, сказку, братик. – сказала Анна, смотря блестящими глазами на своего гостя. Она выглядела как щенок, просящий кость у хозяина.

В ответ она ничего не услышала, но поняла, что получит своё, когда её брат наклонился и взял книгу в руки. Тогда Анна встала и запрыгнула на кровать, где укутавшись в тяжелое одеяло, легла на подушку с новым желтым цветком и пристально начала смотреть на брата.

– Что хочешь? – спросил её Генрих, смотря на список рассказов в содержании книги.

– Любую. Когда ты читаешь вслух, любые сказки одинаково интересны. – прозвучал ответ милым голосом.

Услышав это, Генрих только стеснительно улыбнулся. Книга была сборником рассказов неизвестного автора, все они были странными и необычными, и более походили на страшилки, но Анна всегда называла их сказками. Несмотря на общую мрачность и жестокость, девочка слишком спокойно и позитивно относилась к ним. Генрих выбрал сказку и присел на кровать рядом с сестрой. Он открыл одно из последних произведений, где было начало сказки: «песнь со дна колодца». Это был один из необычных рассказов, в которой призрак давно умершей девы пел песни, что околдовывали людей.

Этот рассказ можно было воспринимать по-разному. Он одновременно была страшным, поучительным и очень интересным. Только от рассказчика зависело то, какой он будет на этот раз. Генрих читал его осторожно, спокойно, слегка театрально выставляя речь людей, и создавая идеальную и живую атмосферу в некоторых моментах, заодно был и тих, чтобы не создать для сестры несколько ночных кошмаров. Тогда Анна не сможет выспаться и будет всю ночь плакать под одеялом. Неприятный и немного страшный финал этого рассказа Генрих попытался озвучить в более поучительной и несерьёзной манере, но боялся, что это история все-таки посеет свои темные семена в сознании маленького ребенка.