Страница 7 из 8
– Выдели ему комнату. Охранять круглосуточно. Рита, ты отвечаешь. Если Кощей до него доберется – лучше тебе больше не попадаться мне на глаза.
В его голосе нет угрозы, от чего она звучит реальнее, и девчонка коротко кивает словам. Она вряд ли намного старше Вани, может, даже младше, и непонятно, как за что-то она может всерьез отвечать. Как может всё это происходить. Салтан встает тоже, машет рукой, отпуская охранника с Ваней, и его тащат к выходу из комнаты. Ваня больше не кричит и не сыпет угрозами – выдохшись, потому, что это бесполезно. Он не сможет вырваться из хватки бугая Салтана, даже вгрызшись в руку – крепче, чем у Терминатора.
Ему нужен другой план.
– А этого? – небрежно кивает Салтан на перевертыша.
Тот стоит, не двигаясь, и даже не пытается бежать – таким же бесполезным действием. Ваня обещал за него заступиться и ничего не может. Гвидон окидывает его взглядом, хмурится, припоминая, и бросает:
– Морана очень просила не убивать его до конца. В знак доброй воли.
– От него одни проблемы, – досадливо морщится Салтан.
– Больше не будет.
Гвидон достает из внутреннего кармана пиджака простой кожаный шнур, демонстрируя. Салтан хмыкает, явно узнавая вещицу, и слишком часто соглашается со всем, что говорит Гвидон.
– Пусть живет.
Дальше их разговора Ваня не слышит – его вытаскивают из гостиной и несут по коридору, в другую часть дома. Он снова пытается сопротивляться – тщетно, сам не зная, зачем; скорее инстинктом, яростью, чем осознанным противостоянием. Рита спокойно идет следом. Их с перевертышем бросают в одну из богато обставленных спален, закрывая дверь, и Ваня еще долго швыряет в дверь вазами и стульями – безрезультатно, испытывая удовлетворение вместе с истерикой.
Ему плевать на их игры, их спасение мира и древнюю вражду.
Раз уж все так боятся Кощея, может, Ване следует обратиться к отцу.
***
Кожаный шнур охватывает и без того тощую шею перевертыша удавкой. Он сидит на кровати, поджав под себя ноги, и безразлично смотрит перед собой. Он спокойно пережидает, пока Ваня кидает в дверь ближайшую тумбочку, кувшин и журнальный столик. Ждать приходится долго – Ваня бьется с дверью, сколько хватает сил, скорее для собственного удовлетворения, чем надеясь на результат.
Обессиленный, Ваня падает рядом с перевертышем, раскинув руки. Только теперь, немного придя в себя, он задумывается о перевертыше и его ошейнике. Перевертыш ему еще пригодится.
– Ты в порядке? – задает Ваня вопрос с очевидным ответом.
Перевертыш фыркает, превращаясь в себя – и маска оцепенения спадает, возвращая снисходительную усмешку. Ради такого Ваня не против иногда побыть дурачком.
– Вроде того.
– Что это?
На вид веревка как веревка, но перевертыш закатывает глаза, наслаждаясь Ваниной нелепостью, и говорит:
– Украшение, не видишь? Красиво-то как.
Ваня уже знает его реакции, уже не испытывает привычного раздражения и уверен – он ответит, если как следует подождать. Ждать единственное, что им остается, и перевертыш сдается через несколько минут.
– С этим я не могу ворожить, – он объясняет.
Наименьшая из их проблем. Снять шнурок просто, и Ваня тянется, собираясь развязать узелок на шее. От первого же касания пальцы обжигает не меньше, чем от пера жар-птицы. Боль простреливает руку, спускается по позвоночнику и оседает где-то в пятках. Ваня отдергивает руку, матерясь сквозь зубы.
– Мог бы и предупредить! – возмущается он, не особо надеясь на раскаянье.
Перевертыш тонко, невесело хмыкает и чешет шею рядом с ошейником.
– Мог бы думать прежде, чем трогать руками.
Без Салтана, Гвидона и охраны напряжение отпускает его – заметно, как бы он ни пытался скрыть; и Ваня видит. Ваня сам чувствует то же, и чувство обманно – они всё еще в опасности, они всё еще не спасли братьев, и то, что они выжили – пока – ничего не меняет.
– А тебе? Больно? – спрашивает он у перевертыша, скорее из любопытства, чем из сострадания.
– Терпимо.
Терпимо относительное понятие, и Ваня помнит, как перевертыш ничего не сказал о боли, от которой он сам катался по земле. Может, это плюсы его природы, волшебных способностей или опыт; может, со временем учишься терпеть всё.
Приподнимаясь на локтях, Ваня осматривает комнату, в которой они оказались. Она просторна, с огромной кроватью, резными шкафами и тяжелыми шторами – яркая и кричащая о богатстве, как и всё в доме Салтана. Если смотреть слишком долго, от роскоши может болеть голова.
– Мы должны выбраться отсюда, – констатирует Ваня очевидное.
Перевертыш кивает, но продолжает сидеть, не двигаясь. Приходится Ване самому встать и осмотреть комнату тщательней. Небольшая дверь ведет в санузел с огромной джакузи – такой, какую Ваня видел только по телевизору, но сейчас ему не до красот камеры. Окно всего одно, зато тянущееся вдоль стены. Ваня отодвигает тяжелые шторы и выглядывает наружу. Стекло закрывает кованая решетка, несмотря на всё изящество превращающая комнату в клетку. Внизу, по дорожке, уже прохаживается охранник. Где-то у горизонта встает солнце, сменяя ужасным днем ужасную ночь.
– Если бы я мог перекинуться в муху, – бросает перевертыш задумчиво.
Он касается шнурка на своей шее и морщится, убирая руку – не одного Ваню жалят волшебные штучки.
– Ну не совсем же они идиоты.
– Не совсем, – перевертыш соглашается.
Ваня еще какое-то время бродит по комнате в попытке найти какую-то брешь, щель, что угодно – сам осознавая бессмысленность стараний. Обойдя периметр несколько раз, отодвинув тумбочки, раскрыв шкаф и простучав стены, он возвращается на кровать – туда же, откуда начал, и спокойно сидящий перевертыш не потерял ничего, не пытаясь. Ваня очень надеется, что перевертыш продумывает план побега, потому что у самого него ровно ноль идей. Вместо этого он пытается осознать произошедшее, и от запутанной ситуации голова болит не меньше, чем от убранства комнаты.
– Получается, Кощей забрал братьев? – Ваня уточняет. – Возродился, как тот чувак из Гарри Поттера?
– Получается, так.
Перевертыш не разговорчив, и вместо плана побега он думает о том же, о чем и Ваня, произнося вслух.
– Похоже, Кощей знает, что они нашли птицу. Потому решил действовать, – перевертыш кивает своим мыслям. – Не удивлюсь, если он попробует добраться до неё первым. Поэтому они так спешат.
– Зачем им нужна Вася?
– Не Вася. Им нужна жар-птица, всё равно, Вася, Маша, я или ты. Хотя нет, с тобой сложнее.
– Зачем? – повторяет Ваня упрямо.
– Она нужна для ритуала. Да, опять ритуал, опять жар-птица. Так уж устроена ворожба.
– Зачем?
– Чтобы обрести силу. Да, еще больше силы. Каждый хочет обскакать других. Быть сильнее, быстрее, бессмертнее. Надо поспевать, если хочешь выжить.
Перевертыш увиливает от ответа, и Ваня ни за что не поверит, что он делает это случайно.
– Что они сделают с ней? В этом ритуале?
– Ничего хорошего.
– Говори прямо.
Перевертыш сознается неохотно, но – быстро; уже выучив – Ваня больше не отступает.
– Повесят.
Правда не шокирует Ваню – не шокирует больше.
Он смотрит на перевертыша и пытается его возненавидеть.
– Ты знал.
Нет нужды отвечать, и перевертыш не отвечает. Ваня сам сдал её Салтану. Он пытается представить, что сделал бы, зная заранее, поступил бы он иначе, и – не хочет представлять. Иногда действительно лучше не знать ответа. Ваня смотрит в лицо перевертыша, лишенное тени раскаянья, и – не может его ненавидеть.
Хочет или нет – он должен знать.
– Гвидон его сын? – спрашивает Ваня, озвучивая догадку.
Ту, что крутится в голове неясной, навязчивой мыслью с тех пор, как он впервые увидел их рядом. Слишком разные – со слишком похожими чертами. Ване трудно представить их близкими, но до этого дня он не мог бы представить и Салтана, волнующего перед встречей, как перед экзаменом или первым свиданием.