Страница 6 из 83
Когда вырастешь, девка,
Отдадут тебя замуж.
В деревню большую,
В деревню чужую,
Мужики там все злые,
Топорами секутся...
- К утру на Москву готова будь, девица, - с ходу сообщил Олег Иваныч, вытащил из калиты на поясе березовую грамоту, писало. Нацарапав буквицы, протянул Ульянке: - Куда подойти, тут сказано. Читать умеешь ли?
- Смеешься, господине? С батюшкой как?
- Да как... - Олег Иваныч запнулся. Отрубленная голова вощаника Петра с утра уже украшала посадничий двор. Ладно, нечего девку расстраивать, все одно уж.
Так и не ответил ничего, Игнатиху-бабку позвал:
- Дело к тебе есть, Марта Игнатьевна, у товарища моего.
Сладились быстро - за полденьги получил Олексаха полный набор колдовских зелий - от порчи, от сглазу, от приворота и даже от возможных превращений в собаку. Последнее зелье взял так, на всякий случай, мало ль, сгодится когда...
Выйдя на улицу, вскинулись в седла. Помчались во всю прыть. На Московскую дорогу сворачивая, не удержал скакуна Олексаха - сшиб на ходу человека в полушубке волчьем, посередке к мосту чрез ручей шел тот, не торопясь особо. Ну и поделом, что сшиб, не фиг посередине улицы шастать, честным людям путь загораживать! Главное, не насмерть чтоб... Да нет, вроде вон, в сугробе шевелится...
- Ах, вы ж, песьи дети, да чтоб вам! - выбравшись из подтаявшего сугроба, пришедший в себя прохожий обрушил на незадачливых всадников потоки отборных ругательств, периодически, с большим знанием дела, перемежая ругань проклятиями, тоже отборными. Где и научился-то?
Что-то знакомое почудилось Олегу Иванычу в его согбенной, но еще крепкой фигуре. Глянул внимательней... Боже!
- Батюшки, никак Пимен-отче!
- Обознался ты, человече, - сразу же отвернулся прохожий. - Какой я тебе Пимен?
- Не обижайся, прошу. Пойдем лучше винца с нами выпьем.
- Делать мне нечего, вино с вами пить, шильниками, - снова заругался прохожий. Однако в корчму пойти согласился...
Да, все-таки профессиональное чутье не обмануло Олега Иваныча, случайный прохожий оказался именно Пименом, еще недавно весьма влиятельным человеком канцелярии Софийского дома, недавно обвиненным - быть может, облыжно - в мздоимстве, симонии и прочих грехах.
- Ты на меня зла-то не держи, господине, за поруб, - хлебнув из чарки стоялого меду, грустно улыбнулся Пимен. - То не корысти ради... А вот ныне и сам - шпыня вместо... - бывший ключник вздохнул. - Феофила тож не виню... передай, когда встретишь. Не сладок теперь хлеб владычий, ох, не сладок. Гришаня-отрок в порубе? За глумы, поди... Нет? За деньги бесчестные? Ну и ну. Чудны дела твои, Господи.
Выпив еще пару чарок, Пимен начал прощаться. Вышел следом и Олег Иваныч. Проводить, уважить.
- Ты вот что, человече, - спускаясь с пустого крыльца, замедлил шаг ключник. - О тех деньгах бесчестных еще Иона-покойничек знал, доходили слухи. С Обонежья они в город идут, да тот путь, видно, кружный. А вот на Обонежье откуда они? То должен был Олекса-ушкуйник вызнать, Ионой посланный. Да сгинул неведомо где, как и Онисифор-инок.
Олег Иваныч вздрогнул, зримо вспомнив тот далекий летний вечер. Деревенский клуб, сбитого лесовозом подростка, рощинский мотоцикл, погоню. И Тимоху Рысь с козлобородым Митрей...
- Про Олексу скажу так: боярыня Софья должнa б что знать, - понизив голос, сообщил Пимен и, перекрестившись, быстрым шагом вышел за ворота корчмы.
Софья? Интересно, при чем тут Софья? Очень интересно.
С Софьей продолжал встречаться Олег Иваныч, а как же... Только все реже и реже. И не потому, что разонравилась ему боярыня или он ей... Прусской улицы бояре да слуги боярские слухи разнесли, один другого гнуснее. Дескать, ходит к Софье на двор худой мужичаха, специально для утех любовных нанятый. Олег Иваныч самолично такое слыхал от одного из служек да от агента своего Меркуша, что пономарил в церкви Михаила на Прусской. Все реже заходил к боярыне - видел, мучается Софья от слухов тех, хоть и вид держит, будто нипочем ей.
А вот теперь официальный повод Софью навестить появился. Радоваться аль нет тому - Олег еще не знал.
Падала с крыш капель, синее с редкими розоватыми облаками небо, дышало весною. В куче преющего навоза, у лужи, весело чирикали воробьи. С Торга доносились зазывные крики продавцов и азартная громкая ругань. Из корчмы показался наконец Олексаха.
- Вот что, Олександр, - задумчиво произнес Олег Иваныч. - Полечишь свою Настену - к вечеру скачи на вощаника Петра усадьбу, поищи Сувора. Ежели сыщешь, - Олег Иваныч нехорошо усмехнулся, - мы с ним особо поговорим.
- А ежели как не сыщу Сувора-то?
- Хотя б узнай, где он быть может.
Кивнув, Олексаха вихрем взлетел в седло. Проводив его взглядом, Олег Иваныч подкормил каурого прикупленным тут же, в корчме, овсом и медленно поехал к палатам посадника.
Суд, за отъездом князя, Михаила Олельковича, отправлял лично посадник Дмитрий Борецкой - довольно молодой еще, осанистый мужчина, с густой, падающей на грудь бородой и хмурым отечным лицом. По всей палате на лавках сидели видоки - бояре, да по трое от концов, и судейские дьяки. От жарко натопленной печки парило.
Подсудимый Григорий грустно стоял в углу со скованными толстой железной цепью руками. Увидев Олега Иваныча, чуть воспрянул духом, даже попытался улыбнуться.
- Признаешь ли ты, человече Григорий, что вместе с казненным вощаником Петром занимался деланием бесчестных денег? - глухим голосом вопросил посадник.
- Нет, не признаю, - Гришаня отрицательно качнул головой.
- Тогда откуда ж у тебя в одежде бесчестные деньги? - язвительно осведомился с лавки кто-то из дьяков.
Отрок вздохнул, ничего не ответив. Кабы знать - откуда...
- Довожу до сведения уважаемого суда, что имение с собой бесчестных денег еще не означает их делание! - поклонившись, возразил Олег Иваныч, добавив, что все аргументы против Гришани весьма скудные. Кроме зашитых в кафтан фальшивок, честно говоря, и нету более ничего!
- А те деньги, может, ему и подсунул кто, - загадочно закончил Олег Иваныч. - Настаиваю на продолжении следствия!
- Согласен! - неожиданно поддержал его посадник. - Вину софийского человека Григория в делании бесчестных денег доказанной не считаю. Кто еще что скажет, людство?