Страница 16 из 83
Небольшой отряд рыцарей, оставив Городок, расположился на ночлег примерно в полверсте от речки Синей, у поросшей орешником балки. Разбили шатры, кнехты быстро развели костер.
- Думаю, нам не войти в монастырь даже хитростью, - продолжая начатую беседу, почесал бородку фон Вейтлингер. - Московские воины наверняка будут сопровождать нас до самых земель Ордена. А монастырь, насколько я знаю, совсем в другой стороне. Тебе ведь нужен женский?
- Я вовсе не прошу о невозможном, Куно, - Олег Иваныч протянул озябшие руки ближе к наполненной красными углями жаровне. - Просто поведал тебе о своем горе... ты ведь сам спрашивал. И совсем не просил о помощи! Спасибо, ты уже мне помог. И довольно своевременно, надо сказать!
За тонкими стенками шатра брезжил рассвет. Весело переругиваясь, кипятили на костре воду кнехты, в ореховых зарослях чирикали проснувшиеся воробьи, ржали привязанные в балке кони.
- Да, если б Софью спрятали в мужском Мирожском монастыре - было б гораздо легче, а так... В женский-то нас и на порог не пустят. Впрочем, не всех...
Олег Иваныч пристально, словно впервые увидев, рассматривал Гришаню. Рыцарь фон Вейтлингер перехватил его взгляд и усмехнулся.
- Брат Конрад, - тихо заметил он, - как раз прикупил в Пскове сурьму и румяна для своей пассии в Феллине.
- А платье? - враз просек тему Олексаха. - Хотя тоже можно в Пскове купить...
- Эй, эй... Вы что это задумали? - испуганно передернул плечами Гришаня. - Грех ведь! Да еще в пост...
- Никакой это не грех, Гриша, - заметил Олег Иваныч, - а просто-напросто лицедейство!
На следующий день, ближе к вечеру, в ворота женского монастыря постучалась молоденькая девчонка в накинутом поверх летника полушубке и круглой девичьей шапочке, отороченной бобровым мехом. Несколько нескладная и угловатая, но на лицо смазливая. В руках девчонка держала большую накрытую белой тряпицей корзину.
- Ишь, нарумянилась, словно праздник, - осуждающе покачала головою открывшая ворота черница.
- К матушке-игуменье, с рыбкой, - девчонка приоткрыла корзину.
- Ну, проходи, проходи, не стой... - закрывая ворота, буркнула черница. - Посейчас, скажу ужо матушке...
- Девица, говоришь? С рыбкой? - задумалась матушка - сухопарая, довольно хорошо сохранившаяся женщина лет сорока с белым гладким лицом. Видно, из деревни за куличами на Пасху... Ладно, зови... рыбку засолим.
- Мне б ночесь остаться, матушка, - поставив корзинку на пол, кинулась в ноги настоятельнице девка. - А то темно уж, страшно!
- А ты молитву-то чаще твори, дщерь, вот и не будет страшно! посоветовала игуменья и, как бы невзначай, провела по девичьему подбородку холодным костистым пальцем.
- Ладно, так уж тому и быть! Оставайся, синеглазая, - с придыханием произнесла она. - Ночесь придешь ко мне в келью, исповедаться.
- Благодарствую, матушка, - в пояс поклонилась девица.
В трапезной монастырской пусто было - пост, на столе бадьица с водой ключевой стояла, три послушницы-молодицы, молитву сотворив, по очереди корцом из той бадьицы воду черпали - пили. Шептались, пересмеивались грешным делом.
- Скажете ль, где водицы напиться? - неслышно проскользнула в трапезную синеглазая девчонка - не монашенская, по одежке видать.
Послушницы вздрогнули, одна аж корец из рук выронила. Упал корец на пол, водой холодной ноги окатив.
- Тьфу ты, прости Господи! - ахнули. - Думали, матушка... А ты-то кто?
- Э... Феврония я... девица.
- Со Пскова?!
- Со Пскова, со Пскова.
Обрадовались послушницы, тут же девицу Февронию утащили в келью - от матушкиных глаз подальше. Спрашивали о том, что во Пскове делается, да не встречала ли случаем Феврония Федота-кузнеца, да Акулину-прачку, да Манефу-коренщицу. То родители послушниц были. Видно, скучали девчонки в монастыре-то, не привыкли еще.
В лесу близ монастыря вечеряли двое - окольчужены, оружны, ухватисты. Костра не жгли - паслись монастырских. Лепешку постную холодным кваском запивая, на монастырь посматривали в нетерпении. Рядом четверка лошадей к деревьям привязана. Хорошие лошади, быстрые, сильные, злые - немецкие. Солнце садилось уже...
- Может, зря, Олег Иваныч, рыцарей с собою не взяли?
- А какой тут от них прок? Внимание привлекать только... Лошадей дали и ладно, дальше сами управимся. Не в силе ведь тут дело, Олександр, в хитрости!
Помолчали оба, квасу попили. Походили вокруг лошадей, руками помахали погрелись. Дальше ждать принялись, на небо посматривая. Темнело быстро.
- А еще, говорят, девы, будто на речке Синей водяной объявился - старец страшной, бородища зелена, очи - с плошку!
- Спаси, Господи!
- Хватает тот водяной и пешего, и конного, и мужика и бабу, никому проходу не дает. Особливо девицам!
- Ой, Феврония, какие ты страсти рассказываешь...
- Погодите, еще о волкодлаке скажу.
- О ком?
- Об оборотне богопротивном, что человеков, аки кур, поедает!
- Господи помилуй нас, грешных. Хорошо, у нас пес в обители - Злоб чистой волкодлак, чужого кого - враз порвет. Но доброй... Кормишь когда, так и ластится... А с виду - чисто волкодлак, спаси, Господи!
- Вот и боярыня молода, что в обитель вашу приехавши, того волкодлака пасется.
- Какая боярыня? Ах, та жена, что не так давно привезена... В келье рядом с матушкиной живет.
- Где-где живет?
- Да ты про волкодлака-то сказывай, Феврония, не томи!
- Скажу, скажу... Вот только матушка ваша велела посейчас зайти ненадолго. Вернусь ужо скоро, ждите, девы!
- Уж ты приди, Феврония. Больно ты нам люба стала!
- Приду, сказал... тьфу... сказала. Ждите! Да, вы волкодлака-то вашего, пса, привяжите, а то, мало ли, чрез двор пойду... Разорвет еще. Страшно. А как приду, отвяжете.
- Ой, боязно, Феврония. Матушка-то не велит по ночам привязывать. Ну да ладно, для-ради тебя токмо... Возвращайся скорей!
Вместо шапки бобровой повязав по-монашески плат, девица Феврония, проворно проскользнув мимо кельи игуменьи (спросила у послушниц - где, у них же и плат взяла), остановилась напротив низкой дверцы в стене, прислушалась. Вроде как за неплотно прикрытой дверью плакали. Наклонилась Феврония, глазом к щелочке приникла.
Жесткая холодная рука вдруг неожиданно схватила ее за плечо!