Змей и жемчужина

Она весело улыбнулась мне — других слов не подберёшь — улыбнулась и послала мне воздушный поцелуй, как будто я был высоким красавцем, а затем белая кобыла унесла её прочь, окутанную волнами розового шёлка и благоуханием розовой воды. Интересно, сколько за неё заплатил её новоиспечённый супруг? Надо думать, он решит, что она того стоит.

— Если б я так выглядела, мне бы не пришлось торчать в таверне, наливая гулякам вино, — уныло сказала Анна. — Я была бы вся в шелках, и кардиналы наливали бы напитки мне самой.

— Я слыхал, что это мадонна Джулия Фарнезе, — сказал кто-то. Мужчина, проигравший пять скудо, свистнул вслед пробежавшим мимо последним лакеям в ливреях, и зеваки начали расходиться, дабы вернуться к своим обычным делам — покупкам, воровству и сплетням.

— Она предназначена кому-то из Орсини. С приданым в три тысячи флоринов!

— А я слышал, что пять тысяч, — возразил кто-то из толпы. — И деньги на него дали сами Орсини.

— Огрести такую жену за такие деньги — это дёшево. — Первый из говоривших похотливо оскалился, кивнув вслед удаляющейся белой кобыле. Я всё ещё мог различить, как блестят на солнце золотые волосы новобрачной, пока она проплывала над толпой.

— Да, за такие деньги — это дёшево, — согласился я и вместе с Анной пошёл на рынок. Она, не переставая, болтала о нитях жемчуга в причёске новобрачной и о том, сколько могло стоить её розовое шёлковое платье, и о том, что она сама тоже бы выглядела красоткой в этаком розовом шёлке, если бы только могла его себе позволить.

— Но всё же не такой красоткой, как эта новобрачная, — признала она, и я не мог с нею не согласиться. Немного сыскалось бы женщин, которые смогли бы сравниться с Джулией Фарнезе, которая позднее стала известна на весь Рим как La Bella[13]. Её следовало бы прозвать La Bellissima[14], ибо с того дня и до нынешнего я не видал женщины более красивой, чем она.

ДЖУЛИЯ

Во всём мире не нашлось бы сегодня девушки, счастливее меня. Я, Джулия Фарнезе, восемнадцати лет отроду, наконец-то вышла замуж!

Конечно, не всякое замужество приносит такое счастье. В прошлом году Изотта Колонна проплакала всю свадьбу, и я бы тоже заплакала, если бы всю брачную церемонию мне пришлось простоять рядом с мужчиною, таким толстым, что он был похож на шар. Лючия Пикколомини плакала ещё горше, потому что её муж был прыщавым двенадцатилетним сосунком. А когда брачные обеты произносила моя сестра Джеролама, вид у неё был кислый, как у недозрелой сливы, но по правде сказать, обыкновенно у Джероламы и так было кислое лицо, так что она, по крайней мере, была под стать своему муженьку, сморщенному, как изюмина.

— Ей ещё повезло, что он согласился на ней жениться, — по секрету сказал мне во время свадебного пира мой брат Алессандро. — У неё язык как бритва и нос такой же длинный и узкий, как клинок, — так что у нас не хватило бы дукатов дать за нею такое приданое, на которое польстился бы кто-нибудь помоложе. — Он тогда окинул меня проницательным взглядом и ущипнул за подбородок. — Думаю, тебе достанется муж получше.

И так и случилось! Правда, на это, конечно же, ушло немало времени — я бы могла выйти замуж в пятнадцать или шестнадцать, как некоторые из моих подруг, но кончина моего отца (упокой, Господи, его душу) прервала на некоторое время все переговоры, а потом у моих братьев ушло ещё два года, чтобы накопить мне приданое побольше.

— И разве ради этого не стоило подождать? — весело сказал мне Сандро. — Моя младшая сестра выйдет замуж не за какого-нибудь торговца из провинции, а за одного из Орсини. Нам повезло, что удалось заключить для тебя такой брак, sorellina[15], — ты будешь теперь жить в Риме и получше, чем герцогиня.

Орсино Орсини — мой молодой муж. Конечно, непонятно, о чём думали его родители, давая ему такое имя, но он действительно был молод. Всего лишь на год старше меня — и ничуть не похожий на шар, ну уж нет! Мой молодой муж был худ, как рапира, светловолос, с глазами как... впрочем, по правде говоря, я пока не видела его так близко, чтобы разглядеть, какого цвета у него глаза. Мы впервые увидели друг друга, когда в церкви обменивались кольцами, и пока он неумело надевал своё кольцо на мой палец и бормотал свои брачные обеты, его взгляд был потуплен. Он на мгновение робко взглянул на меня, когда я говорила слова клятвы, которые делали меня его женой, и покраснел, прелестный, точно роза.

Он краснел и сейчас, украдкой бросая на меня робкие взгляды через великолепный зал. О, почему же мы с ним не можем сидеть за свадебным столом вместе, бок о бок? Через несколько часов мы ляжем в одну постель — так почему бы нам сейчас не сесть рядом? Но Орсино в его синем камзоле, с модными разрезами и вышитыми зелёной нитью рукавами сидел за одним длинным столом вместе с остальными мужчинами, рядом с множеством кардиналов, похожих на кучу алых пузатых цветочных горшков, в то время как я сидела в другом конце зала, вместе с остальными женщинами, зажатая между моей толстой свекровью в темно-бордовом шёлковом платье и моей сестрой Джероламой, которая придиралась ко всему и вся: «Никогда не видела такой выставленной напоказ роскоши. Должно быть, тут одного только вина, по меньшей мере, десять сортов!» Я не слушала её, а улыбнулась моему сидящему на другом конце зала мужу и, глядя на него, приветственно подняла свой бокал, но он в ответ только нервно заморгал.

— Ты обратила внимание на свой бокал, Джулия? — прошептала мадонна Адриана. — Он доставлен из самого Мурано и украшен гравировкой, сделанной алмазным карандашом. Это свадебный подарок тебе от моего кузена-кардинала. Если бы я тебе сказала, во сколько он ему обошёлся, ты бы не поверила!

Судя по залу в палаццо кардинала, он вполне мог позволить себе такие траты. Сводчатый потолок был очень высок и покрыт богатой росписью; под моими туфельками были не холодные каменные плиты, а мягкий, искусно вытканный ковёр; длинные столы были покрыты скатертями из синего бархата и уставлены золотой и серебряной посудой. Я старалась не пялить на всё это глаза, будто такая небрежная, словно само собой разумеющаяся роскошь была для меня обычным делом — в конце концов, мы, Фарнезе, — знатная семья в Каподимонте, и я была воспитана в castello[16], стоящем над озером Больсена, в обстановке величайшего довольства и комфорта, хотя и не такой пышной и блестящей, как здесь. Но я совершенно утратила способность сохранять видимость невозмутимой пресыщенности, когда слуги в роскошных ливреях начали вносить в пиршественный зал разнообразные кушанья, от которых исходили такие дразнящие запахи, что мне пришлось сделать над собою усилие, чтобы не объесться. Да, хотя кузен моей свекрови и был слугой Господа, он явно считал, что имеет право жить в роскоши. Я помнила, что он поклонился и поцеловал мне руку, когда моя процессия вошла во двор его палаццо, но я не могла вспомнить его лица и не знала, кто из кардиналов — мой новоиспечённый родственник, ведь в этих красных одеждах все кардиналы выглядят на одно лицо, не так ли? К счастью, у нас нет нужды запоминать их имена и фамилии, поскольку к любому из них можно обратиться просто «Ваше высокопреосвященство». Я посмотрела на них через зал и улыбнулась им всем, демонстрируя все свои ямочки — в этой кокетливой благодарственной улыбке я упражнялась перед зеркалом, ещё когда была маленькой девочкой. Во всяком случае, до тех пор, пока мой брат Сандро не велел мне прекратить хлопать ресницами, потому что так я делалась похожа на пьяную колибри.

— А мне никто не подарил на свадьбу бокала муранского стекла, — проворчала Джеролама.

— Это так любезно со стороны его высокопреосвященства, — шепнула я мадонне Адриане. Я была полна решимости поладить с нею — ведь мы с Орсино будем жить в просторных апартаментах в её фамильном палаццо, по крайней мере, поначалу, и я собиралась полностью приручить свою вдовую свекровь, чего бы мне это ни стоило. По счастью, ей, похоже, легко будет угодить — достаточно время от времени выражать сочувствие, когда она будет говорить, как всё дорожает, и она только что не замурлыкает, словно кошка, наевшаяся сливок. Наверное, потом, попозже, у нас с Орсино будет и свой собственный дом, но я не собиралась с этим спешить. Мадонна Адриана могла сколько угодно суетиться с ключами и расходными книгами; мне нисколько не хотелось спорить с ней относительно того, кто будет вести хозяйство. Я собиралась провести остаток моих дней, лёжа на диване на веранде, подставив распущенные волосы солнцу, поедая засахаренный инжир и играя с моими прелестными пухленькими детьми. А остаток моих ночей — в постели с моим красивым молодым мужем, делая ещё детей и совершая великое множество плотских грехов, о которых потом можно будет рассказать священнику на исповеди.

13

Красавица, прекрасная (ит.).

14

Красавица из красавиц, прекраснейшая из прекрасных (ит.).

15

Сестрёнка (ит.).

16

Замок (ит.).