Змей и жемчужина

— Это был прекрасный банкет, Ваше высокопреосвященство, — ничуть не погрешив против истины, сказала я. Меня совершенно не удовлетворяло другое — то, что произошло потом. Это Орсино и я должны были бы прогуливаться сейчас вокруг этого вот фонтана, время от времени смеясь, и я сорвала бы один из этих пряно пахнущих левкоев и заткнула бы его Орсино за ухо, и если бы в его душе была хоть капелька галантности, он поцеловал бы цветок и отдал его обратно мне.

— Я рад, что вы хорошо провели время за ужином. — Голос у кардинала был глубокий, звучный, созданный для того, чтобы гулко отдаваться в сводах сумрачных соборов. Неудивительно, что он пошёл по церковной стезе. — Но должен признаться, что у меня был ещё один мотив для того, чтобы ваш брачный пир прошёл в моём доме.

— Вы не знаете, отчего мой муж уехал так внезапно? — не удержалась я от вопроса.

— В этом я тоже признаюсь.

— Что? — Я остановилась, хотя моя ладонь всё ещё продолжала покоиться на его руке. — Так это вы его отослали?

— Да, — откровенно сказал кардинал.

Я открыла рот, чтобы сказать... одна Пресвятая Дева знала, что.

— Это она? — спросил за моей спиной мальчишеский голос. Я повернулась и увидела высокого паренька, всего лишь на год или два моложе меня, с золотисто-рыжими волосами, в свободной рубашке и рейтузах, таких мятых, словно он в них спал. Его лицо было мне смутно знакомо — он был в числе гостей на моей свадьбе, хотя теперь, когда у меня был мой собственный муж, я обращала мало внимания на зелёных юнцов.

— Хуан, — мягко сказал кардинал, — уйди.

— Что? Я просто хотел посмотреть на новую наложницу. — Хуан, или как его там, с головы до ног смерил меня сальным взглядом, достойным пятидесятилетнего сладострастника. — Можете прийти побаловаться со мной, если вам не по вкусу его высокопреосвященство, мой отец, — сказал он всё с той же сальной самодовольной ухмылкой.

— Хуан, — уже намного менее мягко сказал кардинал, и юнец выпрямился в полный рост.

— Мне просто хотелось взглянуть, вот и всё! Знаешь, я бы тоже мог заиметь наложницу. Я уже достаточно взрослый!

— Тебе только шестнадцать, и ты мне мешаешь. Оставь нас. — Кардинал снова, ничуть не смутившись, повернулся ко мне, в то время как юнец пробормотал что-то неразборчивое, напоминающее извинение, и поспешно ретировался. — Надеюсь, вы простите моего сына, мадонна. Он молод и склонен быть грубым перед лицом красоты. Это форма, в которой неоперившиеся юнцы выражают свой трепет, который вам, должно быть, хорошо знаком.

Я едва его слышала — передо мною только что разверзлась бездна.

— Простите, что я так туго соображаю, Ваше высокопреосвященство. Я просто глупая девушка, так что сразу не поняла — вы услали моего мужа, чтобы завладеть мною самому.

— Да, — весело сказал кардинал.

Я ударила его. То была хорошая крепкая затрещина — я могла одним таким ударом уложить мужчину на обе лопатки, да так, что у него гудело бы в голове. Кардинал было пошатнулся, но только откинул голову назад и рассмеялся.

— Перестаньте хохотать! — Я по-детски топнула ногой по садовой дорожке. — Никто не должен смеяться после моей затрещины! У меня три брата и сестра, которая меня ненавидит — и я знаю, как бить по щеке наотмашь! — На лице кардинала уже проступил красный след моей руки — так ему и надо.

— Верно, у вас это хорошо получается. — Кардинал закашлялся от смеха. — Но боже мой, меня уже несколько десятилетий как не лупила по щеке красивая девушка, и я только сейчас понял, как мне этого не хватало! Этой пощёчины почти довольно, чтобы я снова почувствовал себя молодым. Если вам интересно, — добавил он, — то мне шестьдесят один год.

— Мне интересно сейчас только одно — как поскорее выбраться из этого... этого гнезда порока! — Я дрожала с головы до ног в своих тяжёлых белых с золотом юбках. — Мой муж обо всём знал, или же вы придумали какой-то предлог, чтобы услать его подальше?

— Разумеется, он всё знал. И я ему хорошо заплатил. Хотя он, вероятно, пожалел о заключённой нами сделке, когда увидел, от чего отказался.

— Сделке, — но когда же вы её заключили? Я же увидела вас только вчера!

— Вовсе нет, мы с вами встречались раз пять. Просто все клирики выглядят на одно лицо для молодых девушек, которые смотрят только на молодых щёголей. — Он с печальным видом провёл рукою по своим тёмным волосам с белой вмятиной выбритой на макушке тонзуры[28].

— Не понимаю, как мы с вами могли встретиться до вчерашнего дня — ведь я выросла в Каподимонте.

— Но вы приезжали в Рим прошлой зимою, когда ваш брат Бартоломео подыскивал себе жену. Вероятно, он также хотел продемонстрировать Риму вас, чтобы начать торги. Я видел вас на мессе — о, по меньшей мере, дюжину раз. Вы, скажем так, выделялись на общем фоне. Однажды я пропустил всю проповедь, заглядевшись на ваш профиль.

Я надменно сузила глаза. От страха у меня сосало под ложечкой, но я не собиралась показывать ему, что боюсь.

— И, всего лишь понаблюдав за мною несколько раз, когда я была в церкви, вы пришли к выводу, что я захочу стать вашей... игрушкой?

— Понаблюдайте во время мессы за десятью девицами на выданье, — молвил он, и его унизанные перстнями руки несколькими красноречивыми жестами начертили в воздухе эту сцену. — Две девушки будут слушать очень внимательно — они действительно набожны. — Он вдруг склонил голову — ни дать ни взять скромная молодая девушка. — Ещё пять будут слушать с напускным вниманием, потому что их матери объяснили им, что показать своё благочестие, а заодно и продемонстрировать в церкви свой хорошенький профиль — это лучший способ добыть себе мужа. — Он устремил восторженный взор вперёд, лишь иногда исподтишка поглядывая в сторону внимательно наблюдающих за девицей потенциальных искателей её руки. — Ещё две будут слушать мессу безо всякого внимания, потому что их матери смотрят за ними недостаточно зорко. — Рот, прикрытый рукой, тихий шепоток и хихиканье. — А одна девушка из десяти даже не будет притворяться, будто слушает, она будет просто сидеть с сияющими глазами, поглощённая мыслями о каком-то известном только ей страшно занимательном секрете. Именно эта девушка покинет церковь, давясь приступами неудержимого смеха, когда простуженный священник перед тем, как поднять облатки для святого причастия, вдруг чихнёт на них. — Он поднял голову и посмотрел на меня. — Это единственная девушка, за которой стоит понаблюдать.

— Какой талант к искусству подражания, — грубо сказала я. — Вам следовало бы стать не кардиналом, а фиглярствующим лекарем-шарлатаном. Одним из тех, кто проделывает на сцене всякие театральные трюки, чтобы всучить легковерным знахарские снадобья.

— Каждый служитель церкви во многом подобен такому лекарю-шарлатану, — нисколько не обидевшись, сказал он. — Знаете, сколько театральных трюков мы используем, когда служим мессу? И не надо креститься — подозреваю, что девушка, которая способна смеяться, когда поднимают Святые дары, не опасаясь при этом погубить свою бессмертную душу, может по достоинству оценить театральное представление.

Он легко, кончиком пальца, дотронулся до локона, упавшего мне на щёку. Я, сердито нахмурившись, подняла руку, как бы предупреждая его о новой затрещине, и он проворно отдёрнул пальцы и, взмахнув рукою, превратил свой жест в приглашение сесть рядом с ним на садовую скамью. Он сел, я осталась стоять.

— Стало быть, вы увидели меня в церкви, захотели меня и решили заполучить? Всё так просто?

— Плотское желание — самая простая вещь на свете, — отвечал он. — Каждый мужчина в той церкви возжелал вас, когда вы выбежали на улицу, смеясь над этим чихающем священником, но только мне хватило дерзости попытаться вас заполучить.

— Да ну? — Я надменно усмехнулась — точь-в-точь как моя сестричка Джеролама. — И как же вы это проделали?

— Ваш ротик похож на жемчужину — вы это знали? Маленький, но совершенной формы. Я расспросил свою добрую кузину, Адриану да Мила, и она разузнала, что ваши братья подыскивают вам мужа. Было нетрудно предложить им кандидатуру её сына Орсино. А тот сразу понял, что это сулит ему изрядное продвижение в его будущей карьере.

28

Выстриженное или выбритое место на макушке у католических духовных лиц.