Однажды я умер

Опять догадки. И никаких ответов. Лишь размышления на бесконечные вопросы, в которые я боюсь нырнуть, отдавшись течению собственных мыслей. А может, я просто не хочу на них отвечать, оставляя свои лапы развязанными? Ведь отсутствие окончательного решения позволяет тебе выбрать необходимый путь в любой момент, определиться с направлением, исходя из развивающейся ситуации. Свобода в безмятежности, в спокойствии, в штиле перед дуновением ветра, несущего тебя к вечному. Вот только судьба такого не любит. Она всё чаще и чаще задаёт тебе повторяющиеся вопросы, подталкивая к окончательному решению. Без увиливаний, без бегства от себя. «Что ты будешь делать со всем этим?» — с пакостной ухмылкой спрашивает она у меня, указывая на Мастера и творимое его лапами. «Что ты об этом думаешь? Делай выбор. Здесь и сейчас».

Могу ли я отказаться от этого выбора? Конечно могу. Плюнуть на всё и просто смотреть, как мир сгорает, не беспокоясь о чужих судьбах. Наверное, каждый такого хотел хоть раз в жизни? Злорадствовать средь пепла, смотря на чужую попытку изменить судьбу. Хотя, тут ведь всё будет по-иному. Вместо пламени — плен в вечных льдах. Медленная, жестокая смерть, когда последнее тепло покидает тело и густеющая кровь стынет в жилах. Но даже таким неизбежным вполне себе можно наслаждаться, злодейски усмехаясь себе под нос.

Но могу ли я взаправду так поступить? Бросить всё, плюнуть на этот мир и посмотреть, что получится у Мастера, в надежде на то, что у какого-то дракоманта получится создать мир лучше. Утопию…

Я давлюсь негромким смешком, прикусив кончик своего языка, и перевожу внимание на закрытый тубус, когтем медленно проколов дырку в его крышке.

Утопий не бывает. Город Солнца не построить, как бы не была прекрасна эта идея. Всегда найдётся кто-нибудь, кто всё испортит, исказит само понимание благородного стремления, в котором у каждого было бы счастье. Природа всей жизни держится на ошибках, случайностях, изменяющих систему и имеющих далеко идущие последствия. Будущее слишком переменчиво.

Мои мысли резко переключились на Предвестника, и лёгкая хмурость тут же проступила на моей морде. В который раз я задаюсь вопросом, чего хотел добиться этот дракончик? Какова его реальная цель? Показать нам природу Мастера? Подтолкнуть нас к разговору с ним? Или, быть может, настроить нас против него? Или же своей целью он ставил возвышение ночного племени? А может, всё-таки предотвращение катастрофы, в которой тысячи драконов отдадут свои жизни во имя чужого чувства правильного?

На несколько долгих мгновений я поднимаю взгляд на Звёздочку, внимательно рассматривая ночную дракониху, укрытую крылом сидящей рядом Луновзоры. Её мордочка окрашена ужасом, ведь сейчас Тростинка рассказывает об опытах над драконами и поисках истины Мастера. Я прислушиваюсь к словам своей сестрички, удовлетворённо кивая. Она если и приукрашивает, то совсем чуть-чуть, больше играя своим голосом, и в целом достаточно точно передаёт рассказанное Мастером. Когда она закончит, мне всё-таки стоит немного поговорить со Звёздочкой. Но сейчас стоит дать ответ самой себе.

Что делать мне? Как поступить? Что правильно? Плевать на будущее через несколько столетий, которое я никогда не увижу. Я хочу понять, какой выбрать мне путь, чтобы быть счастливой здесь и сейчас. На протяжении своей жизни.

Несильный тычок в бок отвлекает меня от поиска ответов в собственной голове, и, вздрогнув всем своим телом, я поворачиваю мордочку к Сайде, всё это время стоявшей около меня с возмущённо надутыми щеками.

— Да? — придав своему голосу максимального раздражения и недовольства, буркаю я.

— Мне скучно. Давай поговорим. А то ты говорила уже со всеми… ну, кроме Лонгана, наверное… а со мной ещё нет, — весело мигая полосками на своей шее, отвечает принцесса. От такого заявления что-то ломается в моей голове, и, похоже, весь спектр охвативших меня эмоций отразился на моей морде, из-за чего ойкнувшая Сайда делает небольшой шажок назад. — Нет, правда… это нечестно.

— Что, прости? «Нечестно»? Ты серьёзно хочешь мне что-то рассказывать… сейчас? — не скрывая негодования в своём голосе, шиплю я, привлекая к себе хмурое внимание Циркона. Что за бардак в голове у этой принцессы? У неё было с неделю полёта, чтобы говорить на любую тему, но она предпочитала громко ныть! — Тебе не интересно, что рассказывает Тростинка? Ты хоть понимаешь, что безумный дракомант угрожает заморозить все королевства?!

— Нууу, я уверена, что Циркон что-нибудь придумает… — смущённо улыбнулась она, видимо даже не заметив яда в моём голосе, нетерпеливо переминаясь с лапы на лапу, — и ничего страшного не произойдёт. Так что, разве есть о чём беспокоиться?

«Действительно. Беспокоиться вообще не о чем. Просто где-то в этом дворце сидит дракомант со странными идеями мирового порядка, использующий чужие души вместо дров и планирующий заморозить весь мир. А останавливать его должны два взрослых дракона и толпа драконят. Определённо, Циркон что-нибудь придумает», — изливаю я сама в себя так и просящуюся наружу кислоту, медленно-медленно растирая пальцами переносицу. Нет, действительно, что за глупости? Она не могла подобрать более подходящего момента для этого? У неё в голове вообще нет беспокойства за чужое племя? Или она настолько доверчива, что готова вручить свою судьбу в чужие лапы?

— Слушай, я немного занята, — немного успокоив своё раздражение, бурчу я, приподнимая тубус, в крышку которого я осторожно пропихиваю измятый фитиль.

— Да ладно тебе, ты ведь можешь слушать! — радостно улыбается морская и, не обращая внимания на моё раздражение, начинает промывать мне мозги историей своего детства.

Говорит о том, как она, бедненькая, вылупилась в королевской кладке вместе с парой братьев. Рассказывает, как плавала с мамой по дворцу, а ещё жалуется, что отец практически не замечал своей дочери и вообще всячески её избегал. Может, перебить её и сказать, что мы с Тростинкой вообще не знаем наших родителей? Или это слишком примитивная шутка, которую мудрая и благоразумная принцесса не поймёт?

Отчаянно вздохнув, я возвращаюсь к своему важному занятию, взявшись пересыпать содержимое мешочков в тубус, перед этим открутив крышку и убедившись, что он достаточно плотно сделан и нигде серый порошок не просыпется.

Я даже сочувствующий взгляд Каракурта поймала. Разноглазый песчаный, одним ухом слушающий короткие, рваные вопросы Фирн и ответы моей сестрички, слегка покачивал своей мордашкой из стороны в сторону, не решаясь подойти и остановить морскую, продолжающую нести какие-то самовлюблённые бредни.

— Я так хотела, чтобы бабушка на меня посмотрела, даже её портрет нарисовала! — Морская слегка ёжится, пытаясь укрыть себя крыльями. — А она меня даже не заметила… Будто я пустое место… Проплыла мимо, и только тётя Кайра меня похвалила. Сказала, что я талантливая и чтобы продолжала творить. Она добрая — Кайра. Такая спокойная и заботливая. Не то что тётя Анемона, которая только и делает, что со всеми ругается и на всех громко кричит.

Постепенно Сайда ускоряется, рассказывая всё быстрее и быстрее, недовольно шлёпая хвостом по полу и гневно топорща в стороны ушы, что-то говоря про то, что она не пустое место. Что она такая же, как все остальные принцессы, и что она всячески пыталась привлечь внимание королевы Коралл. Получить от неё хотя бы скупую похвалу. Или от отца, предпочитающего уплывать как можно быстрее от дочери при любой встрече с ней. А в тех редких случаях, когда он был вынужден проводить время с ней в одном помещении, мрачный и нелюдимый принц предпочитал игнорировать свою дочь, рассматривая что угодно, но только не её. Следом за этой грустной нотой Сайда начинает рассказывает, как она всё больше и больше отдавалась рисованию, позволяя краскам растекаться мокрыми пятнами по холсту из плотных зелёных водорослей. Говорила, как она придумала новое искусство, но так и осталась незамеченной.

Вот бедняга. Наверное, она рассчитывает хоть на толику жалости с моей стороны? Возможно, в более спокойной обстановке я бы и проявила её, вот только меня раздражает сам факт того, что мне начали изливать душу в момент моих глубоких рассуждений о необходимости спасения этого мира.