Страница 17 из 21
Самое главное, что в перестрелке не погиб ни один разведчик. Был лишь один раненый, и кто бы ты думал?
– Да ну! – не удержался я от усмешки.
– Вот именно! Лихого лейтенанта ранило в пах.
– Ой-ой-ой! – поморщился я и хитро подмигнул рассказчику. – Давай, Паша, за высший суд.
Теперь каждый вечер мы с земляком полегоньку налегали на коньячок.
– А давай!
Мы выпили, крякнули, и Павел продолжил:
– Беру командование взводом на себя, и просёлками пытаемся оторваться от преследования. Местности не знаем, прём наобум и попадаем в какой-то капкан, окутанный тремя рядами колючей проволоки. Половина взвода рубит шашками проволоку, а вторая половина отбивается от мотоциклистов. Так и ушли без потерь. Лейтенанта сдали в полевой лазарет, и к генералу. Доложил всё честь по чести. В общем, от генерала я вышел командиром взвода и до самого ранения так им и командовал.
– Послушай, Жора, – неожиданно прервал свой рассказ лихой разведчик, – у меня тут дельце небольшое образовалось. Давай завтра договорим.
– Не вопрос, – улыбнулся я.
Сегодня дежурила Танюша, и я прекрасно понимал, что у парня за дело. Пашка ушёл, а я лежал и бездумно смотрел в потолок. Спать не хотелось, да и сколько можно? Целый день щекой подушку мнёшь, да ещё и ночью. Рядом с кроватью послышался шорох.
– Паша, ты? Чего так рано?
– Слушай, Жора, мы тут с Татьяной в клуб собрались, – прошептал Павел. – Хочешь, давай с нами, там и подруги её будут.
– Так она же дежурит?
– Ещё с вечера подменилась. Ты же слышал, меня переводят.
А что, чем не времяпровождение? Всё не лежать, да на потолок глазеть.
– А одежда?
– Ну ты даёшь!
И действительно, чего это я, с нами же медицина.
– Я с вами, – ответил я твёрдо.
В клубе была лекция о международном положении, а затем танцы. Мичуринск военной поры – это большая лечебница Красной армии. Здесь располагалось пятнадцать госпиталей и эвакопунктов. Поэтому военных в зале было достаточно.
– Не забывай про патруль! – Шепнул я разведчику.
«Война войной, а человеку требуется нечто большее», – думал я, глядя, как в зале с нулевой температурой под хрипящие аккорды старого патефона, тесно приникнув друг к другу, кружат пары. Но через час в зале надышали так, что можно было снимать шинель.
Пашка с Татьяной постоянно куда-то исчезали, а я стал объектом для внимания двух её подружек – серьёзной Веры и смешливой Тамары.
– Товарищ орденоносец, почему не приглашаете девушек на вальс? – кокетливо поинтересовалась Тамара.
А я к своему стыду, как дитя своего времени, вальс танцевать не умел. Молодёжь семидесятых – восьмидесятых активно налегала на танго и всякие быстрые «дёр- галки» типа «шейка».
– Рана, – многозначительно покосился я на гипс.
– А мы аккуратно, – хихикнула Тамара. – Мы очень нежные. Правда, Веруня?
– А, была не была! Разрешите? – галантно склонил я голову, приглашая молчавшую до сих пор Веру.
Девушка благосклонно кивнула головой, и мы пошли в круг. В это время какой-то шутник переставил иглу на другую мелодию, и в зале зазвучала кадриль.
«Твою мать!» – выругался я про себя. Если вальс я мог ещё как-то сманеврировать, кадриль для меня была тёмным лесом. «Что, орденоносец, влип?» – ехидно поинтересовался внутренний голос. Этот гадёныш молчал только во время боёв, а когда в мире было спокойно, он начинал выёживаться. «Наши не сдаются!» – ответил я и очертя голову ринулся в вихрь танца.
В скором времени девчонки так меня закружили, что я взмолился:
– Что у нас ещё в программе, кроме танцев?
– А что бы вы хотели, товарищ старшина? – скромно потупила глазки Тома. – Мы девушки скромные, и мамы нам ещё не всё разрешают.
– А, может быть, для героя-танкиста сделаем исключение? – отвела взгляд в сторону Вера.
– Не знаю, не знаю, – пожала плечами девушка. – Как просить будет.
– Вы это, девчонки, – пересохло у меня в горле. – Здесь у нас спирт имеется.
«Коньяк-то, идиоты, выдули», – подумал я с запоздалым сожалением.
– Может, посидим где?
– Не знаю, не знаю, – томно потянулась Тома. – Если только у Веры, у неё мать сегодня в ночную смену. У неё и патефон есть, и пластинки хорошие.
– Все идём к Верке, – услышав окончание разговора, вмешалась вынырнувшая из толпы Татьяна, – танцы до утра!
– Товарищи бойцы, – встретил нас морозный вечер бодрым голосом начальника патруля. – Ваши документы и увольнительные удостоверения.
Мы переглянулись, придётся ночевать в комендатуре. А так всё хорошо складывалось! И откуда их черти принесли? И убежать не убежишь, оба полукалеки.
– Живее, старшина! – видя, как я левой рукой пытаюсь расстегнуть пуговицу на шинели, повысил голос начальник патруля, молоденький ещё совсем лейтенант.
– Послушай, лейтенант, – попытался что-то сказать Пашка.
– Обращайтесь на вы! – Голос паренька едва не сорвался на фальцет. – Вы много себе позволяете, фронтовики!
Всё ясно, у парня сложился комплекс неполноценности по отношению к фронтовикам.
– Товарищ командир, им завтра уезжать, – пытаются уговорить несговорчивого лейтенанта девушки.
– А гражданских я па-ап-ра-шу отойти в сторону! – вращая белками глаз, важно раздул щёки лейтенант. – Приличные девушки не вешаются на всех подряд.
Патрульные смущённо отвернулись в сторону. Парни понимали, что лейтенант усугубляет.
«Ах ты, паразит малолетний!» – взорвался я и неуловимым движением приложился левой рукой к его шее.
Лейтенант обмяк и опустился на снег. Краем глаза я отметил, что Пашка не растерялся и зафиксировал одного из патрульных. Ну а второго успокоил уже я. Хотя по правде говоря, пареньки не очень-то и брыкались.
Глядя на наши манипуляции, девчонки возбуждённо повизгивали. Через десять секунд патруль, вольготно вытянув ноги, сидел, облокотившись спинами о стену клуба. Табельное оружие стояло рядом. Ни дать ни взять бойцы на привале.
– Отдохните, ребятки, – поправил я на голове лейтенанта ушанку. – Смотри не простудись.
– А теперь ходу! – засмеялся Пашка.
– Так ты же настоящий разведчик, – говорил на бегу он, – научишь приёмчику, я такого ещё не видел.
– А успею?
– Завтра с утра.
Квартира у Веры оказалась очень даже ничего. Оказывается, её отец был видным профессором-мичуринцем. А сейчас вместе с институтом он выехал куда-то в Азию. Мать работала в одном из госпиталей врачом.
Девушки развели спирт малиновым вареньем, и получилось что-то вроде крепкого пунша.
– За победу! – дружно звякнули мы хрустальными бокалами.
Сыр и копчёная колбаса оказались как нельзя кстати. Девчонки давно отвыкли от таких деликатесов и смотрели на стол с обожанием и восторгом.
– Мальчики! – сложив под грудью руки, прошептала Тома. – Стол накрыт, как в раю? Неужели так кормят наших воинов?
– Воинов кормят не так изысканно, – скромно заметил я. – Мы обоз немецкий раздавили, а там рождественские подарки от их фройляйн. Не пропадать же добру. Вот коньяк только разбился. Бутылки стеклянные были.
Таня сверкнула на меня озорными глазами, но ничего не сказала.
– А насчёт рая, скажу иначе, – воодушевлённый молчанием Татьяны, пошёл я в наступление. – Рай я вижу вокруг стола. Как это прекрасно, когда уставшие в тяжёлых боях воины могут очутиться в волшебном тихом уголке, оберегаемом такими нежными созданиями…
– Жора, давай уже выпьем, – не выдержал Пашка.
– Ты что, пускай говорит! – замахали руками нежные создания. – Красиво же!
– За любовь! – подытожил я.
– Ну вот, – огорчились девушки, – взял и всё испортил. Мы так давно не слышали красивых слов.
– Послушайте, Георгий, вы, наверное, и стихи пишете? – спросила Вера, когда опустевшие фужеры вернулись на стол.
– А как же, – не стал скромничать я.
«Ну вот, понесло», – заскрипел внутренний голос. «Отстань!» – отмахнулся я.
– Ой, хочу стихи, – захлопала в ладоши Тома.
– Запросто! – с выражением прочёл: