Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 16

Не являясь военным человеком, армейский комиссар чувствовал, что силы врага ограничены, что его солдаты напуганы и нужно ещё одно небольшое усилие для одержания полной победы. Всего одно верное решение, и враг будет вынужден оставить Крым, но как Мехлис ни старался, ключ, что открывал немецкий замок, так и не был найден, хотя все время был под рукой.

После падения Феодосии панические настроения в союзных немцам румынских войсках были так сильны, что Манштейн был вынужден отправлять для их укрепления своих солдат и офицеров. Один немецкий солдат командовал десятью румынскими солдатами, унтер-офицеры командовали взводами, а младшие офицеры – ротами и батальонами. Одновременно с этим среди самих немцев была проведена суровая воспитательная работа, и в первую очередь она коснулась офицеров. Под угрозой смертной казни было запрещено оставлять позиции без приказа командования, и судьба генералов Шпонека и Гимера, отданных под суд и приговоренных к расстрелу, была очень наглядным примером.

Решительной рукой Манштейн навел железный порядок, и когда, получив подкрепление, Козлов попытался прорваться к Симферополю и Джанкою, у него ничего не получилось. Убыль солдат и офицеров была огромна. Чтобы спасти положение, Манштейн отправил на фронт всех солдат из нестроевых подразделений и офицеров штаба.

Будь управление войсками более организованно, блистательный стратег и лучший ум германской мысли попал бы в окружение, но, к сожалению, этого не случилось. Авиационная поддержка была слабой, артиллеристы плохо координировали свою работу с запросами пехоты, а она, в свою очередь, не поддерживала действий танков. Благодаря этому часть огневых точек и опорные пункт обороны противника не были подавлены. Не имевшие поддержки танки, большей частью легкие, после прорыва передовой линии обороны оказывались легкой добычей противотанковых батарей, зенитных орудий и вооруженных гранатами солдат. Поэтому они несли неоправданные потери и отходили, а когда в бой вступала сама пехота, её останавливали при помощи пулеметов и заградительного огня из пушек и минометов.

Сумей комфронта отладить их совместные действия, и фронт был бы обязательно прорван. По своим силам Крымский фронт превосходил противника, но Козлов не сумел этого сделать. Он руководил своими войсками из штаба фронта, покидая его исключительно по требованию Мехлиса или Ставки.

Не зная реальной обстановки и руководствуясь плохо проверенными данными, Козлов не сумел выполнить директиву Ставки по снятию блокады с Севастополя и освобождению Крыма от немцев. Объясняя свои неудачи малым числом гаубичной артиллерии, большими потерями в живой силе, упорным сопротивлением врага и наступившей весенней распутицей, он постоянно просил Сталина прислать ему ещё одну дивизию или бригаду, которая непременно сломает хребет «фашистскому зверю» Манштейну.

Возможно, генерал-лейтенант Козлов со временем и стал бы неплохим полководцем, наберись он боевого опыта в более спокойной обстановке, где не было ни Манштейна, ни Мехлиса. Ведь не за красивые глаза он стал генерал-лейтенантом и комфронта.

Но увы. Весною сорок второго он был в Крыму, где на него с одной стороны давил немецкий генерал-полковник пехоты, с другой – советский армейский комиссар 1-го ранга, и вкупе к этому Ставка в лице несносного Сталина требовала отчета об использовании предоставленных ему сил и средств. Ну как не загрустить военному человеку.

Известие о своем снятии с поста командующего фронта Козлов встретил со смешанными чувствами. С одной стороны, его терзала обида из-за снятия с поста, когда до победы над грозным Манштейном оставался шаг-другой. С другой стороны, он был сильно рад, что избавляется от общества Мехлиса, которого он больше боялся, чем ненавидел.

«Посмотрим, на сколько этого поляка хватит, прежде чем Мехлис его сломает», – зло думал генерал, готовясь сдать дела новому комфронта. В том, что конфликт между ним и Мехлисом обязательно произойдет, никто из работников штаба не сомневался. Представитель Ставки не мог обойтись без советов и нравоучений, но умница Рокоссовский сразу по прибытии сумел направить кипучую энергию заместителя наркома в созидательное русло. Встретившись с Мехлисом на аэродроме, Рокоссовский сразу заявил, что приехал сюда наступать. Что чем быстрее это произойдет, тем лучше, и будет рад принять со стороны товарища армейского комиссара любую помощь, но сначала он хотел бы осмотреться и вникнуть в положение.

Одним словом, он сказал то, что и хотел услышать от него Мехлис. Однако там же, на аэродроме, Рокоссовский показал представителю Ставки зубы. Представляя замнаркому группу прибывших с ним военных во главе с генералом Малининым, он обозначил его как нового начальника штаба фронта. В ответ Мехлис стал усиленно расхваливать нынешнего начштаба генерала Вечного, но комфронта остался при своем мнении. Ничуть не сомневаясь в способностях генерала Вечного, он заявил, что для быстроты дела будет лучше, если он не будет тратить драгоценное время на притирку характеров и начнет работать с теми, кого хорошо знает.





Видя настойчивость Рокоссовского и помня содержание телеграммы Сталина, Мехлис не стал спорить с генералом в этом вопросе, справедливо полагая, что последнее слово в этом вопросе он всегда сможет оставить за собой. Впрочем, эта размолвка быстро им забылась, поскольку уже через минуту армкомиссар был приятно удивлен. На вопрос, что он собирается делать, Рокоссовский сказал, что намерен принять дела у Козлова, доложить об этом в Ставку и засветло выехать в расположение 51-й армии генерала Львова, так как именно ей предстоит нанести главный удар в предстоящем наступлении.

То, что вновь прибывший командующий не только неплохо ориентируется в обстановке Крымского фронта, но и сам, без всякого давления рвется на передовую, серьезно повысило генерала в глазах Мехлиса. Он тут же предложил комфронта помощь и сопровождение его в поездке, и его предложение было с благодарностью принято.

Передача дел произошла буднично, сухо, без каких-либо эмоций. Козлов ожидал, что Рокоссовский будет его расспрашивать, интересоваться, но тот лишь поблагодарил за работу, пожелал успехов на новом месте службы и с головой ушел в работу.

Представив штабным их нового начальника генерала Малинина, Рокоссовский оставил всю прибывшую с ним команду в Керчи и отбыл в 51-ю армию, взяв с собой одного лишь генерал-майора Казакова.

– Не будем подвергать немцев соблазну одним ударом уничтожить новое руководство Крымского фронта, – пошутил генерал, объясняя свои действия Мехлису, привыкшему передвигаться по передовой с большой свитой.

– Вы боитесь немцев? – немедленно поинтересовался Лев Захарович, для которого нахождение в ста метрах от передовой, когда можно было приблизиться на пятьдесят метров, было признаком трусости.

– Нет, – честно признался комиссару Рокоссовский, за плечами которого были два года внутренней тюрьмы НКВД, – просто я хочу выполнить обещание, данное мною товарищу Сталину, и разбить подлеца Манштейна.

Против такого поворота армкомиссар ничего не мог возразить, и тема трусости развития не получила. К тому же Рокоссовский попросил его дать характеристику командующим крымскими армиями, и Мехлис с удовольствием занялся этим делом.

Ни один из трех командующих армиями, по мнению Мехлиса, не соответствовал занимаемой должности. Генералы Черняк и Колганов, по мнению посланца Сталина, совершенно не понимали сущность современной войны, а генерал Львов проявлял излишнюю осторожность во время наступления.

Зная от генерала Северцева, что лежал вместе с Рокоссовским в госпитале, об особенностях характера Мехлиса, Константин Константинович не стал спорить с собеседником или пытаться заступиться за своих армейских собратьев. То, что он увидел за двое суток пребывания на передовой, глубоко потрясло генерала. Огромное количество войск было бессмысленно и бездумно напихано вдоль всей короткой полосы Крымского фронта, одним единым толстым поясом. Без четкого разделения на передовые и главные рубежи обороны, без всякого намека на запасные рубежи обороны. Почти все соединения располагались совершенно открыто, без должного зенитного прикрытия, словно показывая временность своего положения на этом участке фронте и готовность идти вперед, вперед и вперед.