Страница 3 из 24
Принц Фридрих слыл очень привлекательным мужчиной и не стеснялся принимать восторженные вздохи хорошеньких немок. Он был очарователен в своей непосредственности. Ему едва минул 21 год.
Не слушая причитаний камердинера, молодой человек едва ли не вприпрыжку поскакал к дому. Одним рывком отперев дверь, он вошёл в холл, с удовольствием вдохнув запах тлеющих дров, и приблизился к камину, чтобы отогреть руки.
– Надо возвращаться, Ваше Высочество, – промямлил Франц. – Его Величество Вас ещё со вчерашнего дня дожидается…
– По какому такому делу я отцу вдруг понадобился? – бросил через плечо принц. – Уж не женить ли он меня собрался? Рано мне! – сказал как отрезал, от веселья не осталось и следа. – Я не нагулялся ещё. Пусть Августа женит.
Камердинер развёл руками.
Уже неделю принц Фридрих, удалившись от двора, жил в своё удовольствие в старом охотничьем доме среди дубрав. В конюшенном корпусе он проводил большую часть времени. Объезжать новых лошадей и стрелять по тетеревам – это ли не радость для молодого разгильдяя, каким был младший сын короля Пруссии и Бранденбурга?
Но перечить воле отца было нехорошо. Фридрих понимал, что возвращаться в резиденцию всё равно необходимо. Вечером того же дня камердинер снарядил сани, которые увезли юношу в Кёнигсберг.
– Моя дорогая, Вы не могли бы надеть сегодня не траурное платье?
Слова крёстного заставили Анжелину обернуться. Вопрос в её внимательных чёрных глазах пронзил Роквелла насквозь, отчего он даже поёжился.
На первой леди был атласный чёрный пеньюар, из-под полы которого виднелась юбка-секрет. Гостиная в комнатах, которые арендовали тайный советник с крестницей, была одна на двоих, поэтому по утрам девушка и мужчина встречались здесь для первого завтрака. Пока камеристка расчёсывала волосы своей госпожи, советник читал бумаги.
Внезапная просьба политика заставила красавицу отвлечься от витиеватых мыслей, поселившихся в её хорошенькой голове.
– Почему? – наконец озвучила свой вопрос девушка.
Роквелл чуть заметно заёрзал на кресле, но спустя мгновение поднял на любимицу свои кристально-серые холодные глаза и ответил:
– Мы приглашены к фон Лихтен, и я не хотел бы, чтобы немцы знали о Вашем трауре. Мне нужна спутница юная и прекрасная. Достаточно того, что Вы – моя крёстная дочь. Остальное им знать вовсе не обязательно. Да и титула Вашего открывать фон Лихтен я не хочу.
– Я догадываюсь, что эта встреча должна пройти тайно.
– Им не нужно видеть Вас в трауре, – герцог поднялся, подошёл к маркизе и пристально посмотрел в её глаза. – Просто поверьте мне на слово.
– Какова моя миссия в этом деле, крёстный? – откинувшись на спинку кресла, холодно спросила первая леди, и её тонкие пальцы непроизвольно заиграли в нервном танце.
– Очаровать госпожу фон Лихтен, чтобы она перестала трястись за своего сыночка и отпустила уже его к английскому двору.
– Это тот юноша, что учился в Итоне?
– Да, и он должен был остаться в Англии. Но маменька отозвала его, боясь, что в нашем королевстве начнётся смута, – заложив руки за спину и отойдя от девушки, ответил герцог. Подойдя к окошку, он по привычке стал рассматривать происходящее за стеклом. – Помните Штарля?
Анжелина кивнула.
– Вот тогда он и сбежал, а у меня были большие планы на мальчишку…
– Его отец – видный дипломат в Европе.
– Да, родственник Габсбургов… – Роквелл обернулся. – Он не живёт со своей семьёй. Госпожа фон Лихтен – яростная лютеранка.
– Я поняла, крёстный, – опустила шёлковые ресницы маркиза.
Переступив порог Конвентхауза[3], Фридрих стряхнул с себя снег. Он понимал, что отец за долгую отлучку по головке его не погладит. Но променять свежий ветер и запах конюшни на скучные вечера в старом замке было равносильно смерти.
Пройдя до своего флигеля, принц заметил светлую фигуру старшего брата, покидающего капеллу Святой Марии.
Август всё ещё носил белый[4] траур. На нём был балахон под стать тем, в какие одеваются священники. Если бы не коронация отца год назад, то старший сын и наследник Карла непременно ушёл бы в монастырь – он серьёзно подумывал обратиться в католичество. Причиной такому решению в жизни молодого мужчины стала смерть любимой невесты Маргариты Испанской[5], венчание с которой всё откладывалось и откладывалось после того, как вспыхнули священные войны. Невеста, будучи младшей дочерью Филиппа III, конечно же, была католичкой…
Фридрих остановился.
Август обратил на него взор. Взгляды мужчин встретились.
– Где тебя носит? – сухо спросил старший брат младшего.
– Что понадобилось отцу? – вопросом на вопрос ответил Фридрих.
– Сегодня приём у баронессы Райц, – небрежно отозвался Август, поправляя манжет своего белого одеяния. – Надо быть.
Младший принц скривил очаровательное лицо в кислую мину. «Приём! Какая мерзость…» – подумал он.
– И не вздумай сказаться больным, – строго произнёс Август, сверля брата холодным стальным взглядом. – Ты там нужен.
– Хорошо, я буду, – нехотя согласился Фридрих. – Но и ты тоже поторопись – опять в капелле торчал?
Стальной взор тёмно-серых глаз стал ещё жёстче и буквально пронзил младшего принца насквозь. Но с тонких, плотно сжатых губ Августа не слетело ни единого звука.
– Совсем католиком стал… – грустно отметил юноша. – Отец не порадуется.
– В шесть часов выезд, – бросил наследник и развернулся спиной к собеседнику.
Его брат тяжело вздохнул и поплёлся в трапезную – с дороги он изрядно проголодался.
Август неспешно поднялся в свои покои, которые он занимал в Кёнигсберге весь год, убрал молитвенник на полочку и опустился на колени перед распятием. Старший сын Карла был высок и худ. Его лицо, вытянутое и суровое, казалось абсолютно бесстрастным в те минуты, когда принц смотрел внутрь себя.
Коронация отца сломала его планы. После смерти невесты мужчина, считавший себя вдовцом, вдруг должен был стать наследником прусско-бранденбургского престола. И мысль эта его ничуть не грела. Глядя на младшего брата-разгильдяя, Август понимал, что рассчитывать на него не имеет смысла. И просил у Бога только силы – силы принять свалившийся на него титул наследника и справиться с искушением покинуть мирскую жизнь.
Закончив очередную молитву, принц поднялся и откинул капюшон. Его волосы, полгода назад коротко остриженные, начали отрастать и красивыми волнами серебристо-пепельного цвета спускались на уши. В свете свечей мужчина казался седым, хотя летом ему исполнилось всего 27 лет. Черты лица Августа были заострены. Прямой нос, жёсткие скулы, плоский подбородок делали мужчину похожим на каменную статую, высеченную не очень умелой рукой. Придворные не могли назвать его привлекательным, но и некрасивым счесть принца тоже было нельзя. В этом лице сложились квинтэссенции силы воли и духа противоречия. Как эти противоположные чувства уживались в одном человеке, не знал даже он сам.
Ослепительно красивая маркиза Линкольн стояла напротив большого овального зеркала и пристально рассматривала своё безупречное отражение. Парчовое платье персикового цвета выгодно оттеняло её бледность и красоту собранных на затылке каштановых волос. Огромные чёрные глаза казались бездонными, отражая блеск десятков восковых свечей. Роквелл остановился в проёме дверей, ведущих в его покои, и довольно оглядел крестницу с ног до головы:
– Вы прекрасны, моя дорогая.
Анжелина обернулась в сторону советника.
– Я готова обольщать всех Ваших немцев, милорд, – тихо произнесла она.
«Это лишь первый шаг…» – подумал советник Ричарда IV, но вслух не произнёс более ни слова. Протянув девушке руку, он вывел её прочь.
На званом ужине у фон Лихтен оказалось нелюдно. Трапеза проходила в узком семейном кругу. Барон был сдержан и деловито осведомлялся у английского гостя о последних новостях острова, о политическом курсе Тюдоров и скорых браках Стюартов. Баронесса поглядывала в сторону юной и прекрасной девицы, которую влиятельный аристократ представил как свою воспитанницу и крестницу, то и дело шепча прислуге, чтобы девушку получше угощали. Её молодой сын, будущий дипломат, открыто улыбался маркизе и искренне смеялся, когда советник тонко шутил.
3
Жилая часть Кёнигсбергского замка.
4
В христианстве изначально траурные одежды были белыми.
5
Имеется в виду младшая дочь Филиппа III и Маргариты Австрийской, рождённая 24 мая 1610 года, в альтернативной версии дожившая до 1624 года. Исторически, она умерла во младенчестве.