Город Берколадо

– Нет, Кристина, ты действительно можешь пойти с нами, заодно и познакомимся поближе – снисходительно промолвила Лиз.

– Не обращай внимания, просто я не ожидала, что ребята позовут тебя.

На её языке это означало, что она крайне раздражена тем, что кого-то пригласили без её одобрения. Разумеется, она не озвучила эту мысль, но обставила завершение своих слов таким образом, чтобы Левам, Диасса и в особенности Ард уловили подтекст.

Однако Левам не стал разбираться в завуалированных приёмах Лиз, он издал возбуждённый возглас победителя:

– Вот и чудно, ожидается чумовая вечеринка, давайте за это выпьем – он ухватил толстой лапой бутылку и принялся разливать её по бокалам, совсем не беспокоясь, что проливает часть вина. Диасса подхватила его настроение. Задавая новый радостный тон беседы, она мастерски уводила её от неприятного момента. Мимо проплыла громоздкая фигура Сведла, он шутливо погрозил пальцем Леваму:

–Ты у меня всех официанток спаивать будешь?

Друзья только рассмеялись его притворному негодованию. Вдогонку он крикнул:

–Кристина можешь ещё немного посидеть.

Однако она тут же вскочила и сообщила, что пора приниматься за работу. Ард повернулся к ней:

– Кристина, мы за тобой заедем к восьми вечера!

Девушка ответила радостной улыбкой.

Ресторан незаметно заполнился людьми, стало шумно и душно, официанты всё быстрее и быстрее сновали взад и вперёд. Иногда, Кристина попадалась друзьям на глаза, она ещё не так ловко управлялась с подносом, как остальные, в её движениях присутствовала скованность. Левам наклонился к Арду:

– Сведл дал ей самый спокойный угол, где меньше всего посетителей.

Ард кивнул:

– Да, он мужик, что надо, понимает, что девчонке и так непросто.

Постепенно их беседа рассыпалась на незначительные фразы и замечания, потонув в общем гвалте, Лиз, шепнула Арду:

– Давай лучше прогуляемся.

Он в знак согласия поцеловал её в край губ, они стали прощаться с Левамом и Диассой которые уже изрядно захмелели и потому особо не возмущались раннему уходу друзей.

Снаружи царил весенний, тревожный сумрак, предвестник прохладной ночи, теснимый со всех сторон сотнями городских огней, испускающих через его чрево матовое сияние, он вкупе со свежестью, своей извечной спутницей вдыхал в уставших за день людей бодрость, заставлял двигаться быстрее. Разомлевшие в духоте и гомоне Грожжа Лиз и Ард стояли и жадно дышали этим воздухом, им не хотелось ничего говорить, они не знали, куда пойдут в следующий момент, им просто хотелось вобрать в себя побольше жизненной силы плескавшейся вокруг. Лиз первая очнулась от наваждения ночи, она посмотрела на Арда большими, тёмными глазами, затем тихонько потянула за руку, по его лицу пробежала улыбка, и он поддался на её движение. Несколько минут они шли молча вдоль бульвара Флоры, ловя красоту изменений вызванных приближением ночи, которая словно гигантская кисточка художника ежеминутно вносила новые штрихи в облики зданий, фонарей, людей, на своё усмотрение добавляя и сгущая краски, нанося тени, заштриховывая неровности и углы, ночь писала свою картину, по обыкновению лишь подчёркивая красоту того, что было прекрасно при свете солнца и тщательно скрадывая уродства. Все города ночью преображаются, ночь – лучший архитектор.

– Лиз, я тебя не узнаю, почему ты ополчилась на Кристину? Ты же её совсем не знаешь? – ожидаемый вопрос Арда прервал их молчание. Лиз уже собралась отвечать, как он предостерегающе добавил:

– Только давай без твоих обычных уловок!

– Вот именно Арди, я её совершенно не знаю, ровно, как и ты! Ладно, ты заплатил за неё штраф, хотя, по меньшей мере, это выглядит странно и вообще такой поступок больше в духе Диассы. Но что я увидела, когда зашла в Грожж? – девушка говорила эмоционально, подкрепляя слова активной жестикуляцией – Эта девка, вместо того, чтобы таскать подносы, сидит за одним столом с вами, пьёт вино и заливисто смеётся. – Лиз специально не назвала её по имени, чтобы показать Арду своё презрение к Кристине.

– Мы сами её пригласили, я и Левам, да и Диасса не возражала.

– Конечно, наша вечно радостная дурочка Диасса никогда не возражает, а Левам всегда действует по твоей указке. Но что заставило тебя с ней возиться, мне так и не ясно. Теперь же вы не придумали ничего лучше, как позвать её на нашу вечеринку! – весь облик Лиз выражал крайнюю степень возмущения.

– Лиз, я почувствовал ещё в прошлый раз, там, на бульваре.. – Ард задумался, как бы получше объяснить ей свои переживания.

– Понимаешь, от неё исходил какой-то страх, она словно взывала о помощи.

Он развёл руки в стороны, досадуя, на не совсем точное выражение собственных мыслей.

Лиз покачала головой:

– Теперь я, видимо, должна чувствовать себя бездушным истуканом, – она вовсе не собиралась сдаваться.

– Вспомни, сейчас в Грожже, что-то же заставило тебя оставить Кристину в покое. Разве у тебя не возникло схожего ощущения? – заметил Ард.

Лиз недовольно покусала нижнюю губу:

– Просто я решила, что хватит с неё, и не зачем портить вечер – Лиз сделала небрежный жест рукой.

– Сколько можно говорить о ней? Арди, разве нет других тем? – в голосе Лиз проскакивали нотки раздражения, чтобы не дать ему окончательно завладеть собой, она поспешно добавила:

– Пойдём скорее на Верхнюю площадь, сейчас солнце совсем скроется и будет очень красиво.

Они свернули с бульвара Флоры, быстрым шагом преодолели около полукилометра довольно крутого подъёма, чтобы поймать с главной городской верхотуры, лучи заходящего солнца, которое окрашивало небо над городом в совершенно немыслимые оттенки, словно последние мгновения исчезающего в великом, безбрежном течении времени дня, старались оставить в памяти людей неизгладимый и прекрасный завершающий штрих. Из того места где тонуло солнце широким веером вырывались, очерчивая всё небо, ярко-оранжевые оси, они величественно раскинулись над городом, но не затмевали его красоту, а лишь усиливали её и создавали живописнейший фон для навечно застывших под ними куполов и шпилей.

Они стояли возле остатков крепостной стены, которая когда то опоясывала весь город, а теперь осталась внутри его разросшегося, исполинского тела, кучкой разрушенных, испещрённых ненасытным временем кирпичей, всё ещё крепко и неистово цепляющихся друг за друга. Лиз, с детства любила здесь бывать, отсюда город виделся непостижимо большим, казалось, за каждым домом скрывалась будоражащая воображение тайна, и стоило только подумать об этом, как по телу разливалась волнительная дрожь от предвкушения её разгадки. И хотя теперь для Лиз город больше не являлся кладезем загадок и секретов, а многие тайны о которых она узнала вовсе не были прекрасны, а вызывали лишь гадливость и омерзение, Верхняя площадь не утратила своего очарования, а по мере её взросления, добавила к своим пейзажным достоинством налёт романтического флёра.

Внизу весь город постепенно покрывался плотной сетью огней, которая разрезала его на части и оставляла темноте всё меньше места. Сюда не долетал привычный городской шум, лишь ветер изредка приносил плохо различимые обрывки звуков, как будто под ними кроме разноцветных огней больше ничего не было. Лиз думала о том, что, так же как сейчас, она стояла здесь десять лет назад и была, точь в точь такая же ночь и такой же разноцветный, сверкающий город внизу, и так же не доносилось ни звука. И что через десять лет будет тоже самое, такой же искрящийся город и обрывки звуков доносимые ветром. Сумеет ли она вновь так остро и явно ощутить этот момент, настоль реалистично, что можно коснуться рукой, осязать его форму и структуру и навсегда сохранить в памяти эти ощущения. Она решила облечь свои мысли в слова, Ард ответил не сразу, в темноте его силуэт был едва различим, и голос казался глуше обычного:

– Лиз, я думаю, что по настоящему, течение жизни мы чувствуем как раз когда приходит осознание уникальности каждого момента, ведь, проживая день, мы редко задумываемся о природе наших ощущений, мы живём, не концентрируясь на незначительных эмоциях, нам не интересны промежуточные этапы, людей волнует лишь конечная цель любого замысла, потому так скоротечно время – в своём сознании мы не фиксируем его ход. Для человека оно проявляется только в определённых точках, когда задача выполнена. Это как звонок будильника, который слышат все, но никто не следит за движением секундной стрелки.