Уроки ирокезского

– С вами, большевиками, прежде чем спор начинать, нужно кастрюлю супу горохового съесть. С голоду пусть дохнет тот, кто работать совсем не желает. Кто не желает учиться – может работать на тяжелой и низкооплачиваемой работе, у нас такой на всех пока хватит. Но тут уже заботой пропаганды станет пояснения нежелающим такой детали, что чем дальше, тем меньше будет тяжелых и низкооплачиваемых работ – и вот те, кому в будущем даже такой работы не хватит, уже придется сдохнуть. Опять повторю свой базовый тезис: я никого хорошо жить не заставляю, а лишь предоставляю возможность для этого. Более того, я вообще никого жить не заставляю и не буду!

– Мне кажется, что вы все же не правы…

– Когда кажется, креститься надо. Впрочем, мы отвлеклись. Сейчас, если я не путаю, свои расчеты должен изложить Станислав Густавович, так что давайте идеологические споры немного отложим. Станислав Густавович, давайте вас послушаем…

– Получается, что вроде я некоторым образом отвечу на сомнения Иосифа Виссарионовича. В этом году действительно серьезной проблемой станет нехватка для выпускников школ и демобилизованных солдат рабочих мест. И даже если, как предлагает Александр Владимирович, заменить всех криворуких работников на молодых рабочих, почти миллиону молодых людей мест может не найтись. Но в то же время у нас возникнет… уже возник дефицит по широкой номенклатуре товаров народного потребления, и по этой причине – то есть из-за невозможности выплачивать зарплату, покрываемую производством нужных товаров, у нас возникают проблемы и с расширением выпуска промышленной продукции, необходимой уже для государственных нужд. Нам придется существенно сократить число новостроек, да и массовый призыв в армию…

– Слава, а короче можно? Суть сначала изложи.

– Суть простая: солдат прокормить мы сможем, а вот обуть-одеть – уже проблемы возникнут.

– А с производством?

– Тут еще забавнее: с сырьем у нас все уже очень неплохо, а вот производственные мощности катастрофически не справляются. Вот ты про кастрюли говорил: чтобы всю страну ими насытить, металлургам нужно варить сталь примерно три часа. Но кастрюльные фабрики эту сталь будут перерабатывать больше десяти лет – и так по большинству дефицитных позиций.

– Сейчас худо-бедно, но кастрюлю на семью и так все имеют. Даже многие по паре, так что пока можно и не спешить с кастрюлестроением – внесла свою лепту Машка. – Потихоньку и кастрюльных заводов настроим…

– Мария Петровна, я не о кастрюлях, я для примера только их взял. Сейчас мы производим товаров для народа столько, что платить под их покупку зарплату мы можем примерно десяти миллионам человек. Но сюда входят и железнодорожники, и шофера – которые сами ничего не производят, и полиция – от которой отказаться всяко невозможно. И еще много людей, которых государство обязано обеспечивать всем потребным – а у нас это потребное просто не производится!

– Саш, а в чем проблема, я не совсем поняла? Конечно, времени у нас немного, но если постараться… в среднем небольшой завод строится хорошо если полгода, а то и быстрее? Нам же не нужен кастрюлепроизводящий гигант индустрии? Выстроим пару десятков небольших фабрик…

– Проблема, дочь наша, в деньгах. Ты же прекрасно понимаешь, что такое деньги – так вот у нас их, считай, и нет. А одно рабочее место в промышленности – для именно профессионального рабочего – обходится в пять тысяч рублей, при том, что доходов с его работы – за вычетом амортизации оборудования, зарплаты, прочего всего – мы получаем меньше тысячи девятисот рублей. Проще говоря, если рабочий не будет ничего потреблять из произведенных им товаров, то в год мы можем увеличивать производство на тридцать семь процентов.

– Тридцать семь процентов от шести миллионов – это больше двух, так что…

– Да ничего не так, Мария Петровна – буквально взревел Слава. – Рабочие же, как Саша сказал, еще и потребляют! Причем товар для народа производит один рабочий, а потребляют его уже пятеро. Рабочих пятеро, а еще – трое железнодорожников, шоферов и полицейских, еще – ну это пока, и в размерах каждый незначительных, однако тем не менее – восемь солдат. Из пяти прочих рабочих один – это сейчас, без угроз войны новой, один – тоже работает исключительно на армию, а четверо строят новые станки или чинят старые. И в результате максимум, который чисто теоретически возможен, составляет около двадцати четырех процентов роста производства в год. Максимум, и чисто теоретически – а на практике мы пока и двадцати не добираем. Да что двадцати, это я очень погорячился, сейчас о двенадцатипроцентном приросте мечтать приходится, но мы, правда, не всю еще излишнюю военную промышленность на мирные дела перевели. И все это главным образом, среди всего прочего, и потому, что треть нынешних рабочих работать не умеют и не хотят уметь!

– Но вот мы заменим рабочих на умелых, и уже в следующем году…

– Маш, новые рабочие работу-то освоят, но на это тоже пара лет уйдет.

– Да, Мария Петровна, и по этой причине я и говорю о двенадцати процентах как о возможном именно достижении, – добавил Слава. Иосиф Виссарионович сидел молча, угрюмо на нас всех посматривая, а Сергеев то открывал рот, пытаясь что-то сказать, то закрывал его и смотрел на всех глазами затравленного кролика. Зуев, возглавивший полицию после ухода в МИД Штюрмера, и тоже приглашенный на совещание, поинтересовался:

– Александр Владимирович, я чего-то не совсем понимаю: если, как говорит Станислав Густавович, в год можно разве что двадцать процентов роста получить, то как мы за десять лет промышленность в двадцать раз подняли? Я уже не говорю и о всех дорогах железных, городах – мне кажется, что господин Струмилло-Петрашкевич ошибается в чем-то.

– Все верно, Нил Петрович, – немедленно откликнулся Слава, словно отметая подозрения в том, что он может ошибиться – просто Александр Владимирович за эти десять лет из своих средств вложил почти пятнадцать миллиардов американских долларов, франками да марками еще миллиарда четыре рублей. Да и рублями советскими миллиардов почти двадцать, а так – да, одно рабочее место как раз и стоит пять тысяч рублей, причем без учета вложений в инфраструктуру, то есть без дорог и городов.

Все на некоторое время замолчали, осознавая услышанное. То есть почти все и так знали многое из прозвучавшего, но как-то фрагментами, а Слава все сложил в ясно видимую фигуру.

– И в результате денег нет, а ты собираешься строить электростанции в Венесуэле! – внес элемент критики Африканыч. – Все тебе всяких папуасов облагодетельствовать!

– Зря ты, Нил, так про папуасов: они, между прочим, больше миллиона наших прокормом обеспечивают – я про Арафур говорю – обеспечивая тем самым четыре с лишним процента нашего бюджета. Но тут я совсем не о папуасах забочусь. Просто если Гомес начнет поставки алюминия в США, причем алюминия довольно дешевого, то сами американцы его производить не начнут в больших количествах. А электростанции в Венесуэле все равно будут наши, так что в случае чего янки просто без алюминия останутся.

– Политик… Ты лучше скажи, что нам делать?

Чего делать, чего делать… я не господь всеведущий. Десять лет промышленность развивалась "под армию", и развивалась, как верно отметил Слава, главным образом на заграничные денежки: рубли-то больше именно на "инфраструктуру" тратились. И что мы имеем теперь? Да, попутно было поднято и сельское хозяйство, да так поднято, что три четверти крестьян в стране просто не нужны, им делать нечего. То есть прокормить они себя могут – но и всё. А купить что-то сверх прокорма…

У них и денег нет – поскольку их "продукцию" почти никто и не купит, да и покупать-то особо нечего. Раньше-то я "своих" даже одевал, покупая ткани в той же Америке, а теперь… В четвертом году в России производилось по девять аршин ткани на человека (или, если по-человечески считать, по четыре с половиной квадратных метра). А теперь – главным образом заботами Второва – производство выросло более чем втрое. В острой ценовой конкуренции Николай Александрович победил почти всех крупных текстильных магнатов, я скупил разорившиеся фабрики, а затем началось их ускоренное "техническое перевооружение": старые станки (часто работающие вообще от водяных колес) менялись на "новые", с электрическими приводами… Даже были два заводы выстроены, делавших из "старых" станков "новые" – но дело того стоило: станки с электромоторами просто начинали работать вдвое быстрее. А еще и на самом деле новых станков строилось немало, так что в городах получилось уже обеспечить "норму", высчитанную Славой: по двадцать четыре метра на человека в год. Ну а в деревнях – единоличникам все равно было не на что много ткани купить, а когда большая часть народа околхозится, то и в деревне "норма" будет достигнута: Второв обещал через пять лет выпуск еще удвоить, а лет через двадцать…