Страница 15 из 26
– Я послом направлен и обязан передать. Доставлю в самые руки Иоанну.
– Завтра жди от меня посланницу. Прощай, посол Алексей.
Тем временем кончились скачки – главное зрелище сабантуя, к которому готовятся в каждом крупном селении, выставляя на состязание лошадь и наездника. Русская делегация не стала дожидаться восхвалений и наград, адресованных лучшему всаднику – Арскому князю Епанче. Адашев со спутниками залезали кто в седло, кто в повозки и поворачивали в долгую дорогу. Князь Серебряный поравнялся на коне с Адашевым.
– Ну как попарились в баньке, князь Петр?
– Так эти варвары, затейники! Говорят – баня жаркая! А там в бане девок полон дом! – басил Серебряный.
– Ну и что же, не понравились тебе девки?
– Девки ладные, молодухи. Как сказать… рубаху задрал и плотское хотение утолил. Князь Семён тоже, думаю, не сплоховал, довольный едет! Ты то как, Алексей? Не зря время потратил?
– Я, князь Пётр, тоже по-своему семя излил. Думаю, заронил я семена сомнений и раздумий татарам в голову. А что из того прорастёт – увидим.
– Женский ум – скудная почва для ростков таких. У Сююмбике одна печаль, чтобы малец рос без обид, баба…
– Эта баба просила передать князю Серебряному и тебе, князь Семён… Отстал что-ли Микулинский? – обернулся Адашев. Так вот, царица Сююмбике просила передать князьям, что стрельцы, убитые на Арском поле отрядом Епанчи, в феврале, и с ними ещё некоторые, кто при осаде полегли, упокоены с честью и по христианскому обряду. На Арском поле отпеты попом православным и захоронены в день памяти Ярославских Чудотворцев. Серебряный был поражён и не мог этого скрыть.
– Ну вот уж… кто мог думать такое! Поклон царице Сююмбике! Придёт время церковь поставлю на месте этом.
К темноте достигли путники переправы через Волгу. У переправы их поджидала бойкая круглолицая девушка с лицом донской казачки. Выяснив, кто тут царский ближний, она вручила с поклоном Алексею Адашеву деревянную шкатулку вытянутой формы.
Большая стройка и сплав
По берегам верхней Волги растекалась живая строительная речь, не всегда приемлемая для нежного слуха.
– Вот смотри, что это ты смастерил?! Смотри, бестолочь! Это что за уклон, сучье вымя! – распекал Александр Молога молодого плотника.
– Ну чё, Иваныч… лестница, чё не так то? – сопел, разглядывая носки своих чувяк, детина с топором за поясом.
– Куда лестница, для чего?
– Подниматься на это… на верх…
– … у тебя будет подниматься на верх, а не лестница, … твою мать …! – красиво выразился Молога и обернулся на внука. – Ты, Сергуля, поди к Василию сходи, я тут пока объясню.
– Я не маленький, давно уж на стройке с тобой, – откликнулся подросток, отошёл шагов на пять, но к Василию не пошёл, а продолжил смотреть и слушать деда.
– Ладно, Костя, не супься, зови всю бригаду! – сказал мастер, поставил ногу на пенёк и закурил трубку, критично осматривая собранную из брёвен огромную башню с фрагментами крепостной стены по обеим сторонам. Сзади подошёл иностранный инженер Бутлер, выделявшийся среди всех своим чудаковатым беретом. Манерным поклоном поздоровался Бутлер с Мологой, мастер тоже кивнул.
– А, ты здесь, розмысл немецкий. Ну тоже постой, полезен будешь.
Две дюжины бородатых, прокопчёных солнцем и ветром подмастерьев и разнорабочих, кто, воткнув топоры в колоды, кто – засунув за пояса, собрались вокруг мастера.
– Вот наверху, там на стене, кто будет ходить во время войны? – начал Александр Иванович.
– Пушкари, стрельцы… – отвечал Костя-бригадир. – Лучники, и эти, кто смолой да кипятком врагов будет поливать! – кликнул кто-то из мужиков.
– Верно, потому как это боевой ход. А кончится у них припас, как им новый принесут?
– По лесенке! – отвечал Костя.
– А если раненых, убитых нужно с боевого хода снять и одновременно припас нести, то как? – хмурил брови Молога. – А если надо быстро? Тебя татары будут ждать что ли, пока ты штаны заправишь и по лесенке пойдёшь?
– Ну а как?
– А так. Лестница в башне она навсегда, пока стоит башня. По ней в мирное время дозорные ходят на боевой ход, туда и сюда. А когда займётся дело, тут не до ходьбы уже, тут бегать нужно. Туда бежать и тащить вчетвером котёл с кипятком – обратно бежать раненых тащить. Туда пушку да ядра бегом – обратно пустые котлы возвращать. Битва ждать не будет, тут кто быстрее. Так что делать нужно не лестницу, никто в своём уме к пряслу лестниц не приделывает. Нужен боевой взбег – вот такой широкий помост с такими прибитыми прогонами, чтобы не скользить. Поняли?
– Поняли, приколотим до вечера этот… взбег! – отвечал Костя.
– Не надо колотить, его сделать надо приставным. Крепким, но приставным, потому как в мирное время он не нужен, но наготове быть должен. Давай, разбирай свою эту …, и делай взбег! – Александр Иванович повернулся к Бутлеру. – Правильно я говорю?
– Да, то есть так! – с акцентом на «А» заговорил иностранец. – В Европе лестницы только в башнях, больше нигде. Стена хороша по толще своей, удобно на боевом ходу работать с огнестрелом. А по высоте… можно и пониже, ведь основная задача – устоять перед артиллерией, так, мастер?
– Не совсем так! Пониже можно сделать и по месту будет, да нежелательно. Наши супротивники законы войны знают и европейские и другие. И кто его знает, чего ожидать от этих бывших ордынцев.
– То так, да! – розмысл акая дотронулся до края берета и удалился.
– Сергуля, идём! – махнул Молога и таким широким шагом пошёл дальше по стройке, что мальчик за ним еле поспевал. Дед и внук поднялись на Красную горку – холм за околицей одноимённого села. Здесь стоял стрелецкий разряд Василия, сюда вскоре должна была прийти весть о прибытии в Углич царя Иоанна.
– Вот это даааа! – протянул Сергуля, наполнившийся свежим ветром и восторгом от увиденного. Куда только хватало взгляда везде простиралась сказочная картина: стоял совершенно новый город, срубленный из брёвен. От Красной Горки до села Алтынова на горизонте и до Золоторучья, что за Волгой почти у самого Углича стояли крепостные башни и стены. Всего башен, ощетинившихся бойницами и голыми стропилами Сергуля насчитал восемнадцать. А кроме них ещё деревянная шатровая колокольня, какие-то избы, вероятно, для жителей или для ведения ремёсел.
– Дедуля, это же больше, чем Казань, наверное!
– Это больше, чем даже Московский Кремль, Сергуля! – сказал дьяк Выродков, тихо подошедший сзади.
– Здравствуй, Александр Иванович!
– Здравствуй, Иван Григорьевич!
Зодчие обнялись.
– Ну как, Александр Иванович, успеваешь к сроку?
– Мои вторая и четвёртая башни что на Свиягу готовы, осталось прясла добрать. Успели.
– Нужно церковь собрать к приезду государя. Приедет – обязательно спросит, память у него на указы долгая. А церковь Троицкую он при тебе наказывал делать в самой сердцевине Круглой горы.
– Нешто мастер Самойло не сделает к сроку? Церкви то ему отряжены в работу, а нам башни, – сказал Молога, поджимая губы и хмуро глядя в сторону за Волгу.
– Ну, не хмурься, Иваныч! – Выродков положил руку на плечо Мологе и старался поймать взгляд старика. – Самойло боярам на Варварке срубы-светлицы ставил да церковь домовую, вот лучшие заказы и выклянчил. Перевернулся намедни на лодке у стрелки речной, да в холодной воде и потонул. Так что, Иваныч, заканчивать его церковь тебе да твоим мужичкам.
– Нет, Иван Григорьевич, заканчивать его замысловатую постройку под пятиглавие долго, да и нелепо. Крупные церкви потом ведь построят из камня, зачем сейчас огород городить. Распорядись его незаконченную постройку на брёвна для стен пустить, авось успеют перерубить. А я сделаю добротный сруб с одной главкой на восьмерике, чтобы как свечечка над Волгой и Свиягой стояла.
– Давай, Александр Иванович, не подведи. И руби церковь не «в чашу», а «в лапу», чтобы уж свечка твоя ладная была.
– Не в первой, Иван Григорьевич, понимаем где храму стоять и кто придёт туда на службу. «Ласточкин хвост» тебе такой будет – сто лет простоит!