Один такой

Пока Витюша цеплялся погонами за художественные образы, Тата под проворный стрекот Погремушкиной и тягучие увещевания Паркинсон роняла громоздкие слёзы на свои субтильные ладони. Эразм Эразмович молча сверлил глазами-бусинами выложенный ёлочкой паркет. Мстислав Игнатович то и дело втягивал голову в плечи и мрачно дёргал верхней губой, как будто хотел перекинуть чёрные усы себе на карие очи, дабы навсегда скрыть из виду всё происходящее.

Глава 6.

– Таточка, не переживай! – настаивала Паркинсон под одобрительные взгляды присутствующих. – Всё будет хорошо! – предписывала она, помогая актрисе преодолеть завершающую ступеньку управского крыльца.

– Спасибо вам, Симона. И вам! – Татович обернулась к провожатым. – Вам всем большое спасибо!

Не успели бледные ладони актрисы в знак искренности сказанного коснуться груди, как из припаркованной напротив газели выскочила незваная тройка. И если бы лошадей!

Едва вишнёвый каблук Паркинсон нашёл устойчивое положение, как слева от Татович возник неприятный, по свидетельствам самой зама по медицине, тип с утопленным в растянутом свитере фотоаппаратом.

Чуть только Леонелла выудила локон высушенных цветовыми экспериментами волос из узорчатой серёжки, как некрасивая, по уверениям зама по населению, девица принялась тыкать своим микрофоном всем подряд.

Пока капитан Витюша собирал сантименты под покров мужественности, какой-то бородатый, по единогласному мнению, человек расположил свою огромную камеру аккурат напротив Таты, что так и не успела сложить свои бледные ладони на груди.

– В эфире «Эс Ньюс»! – загнусавила «некрасавица» в микрофон. – Мы ведём наипрямейший репортаж из самого центра событий. Рядом со мной стоит известная актриса, гордость нашего города – Тата Татович. Здравствуйте, Тата!

– Здравствуйте, – превозмогая себя, она улыбнулась, искренне силясь соответствовать всему вышесказанному.

– Тата, расскажите о вашей главной роли!

– О, – обрадовалась актриса, – Это невероятно талантливая постановка….

– Нет-нет, – перебила корреспондент. – Я не имела в виду театр. Вчера, когда всё пошло не по сценарию, – журналистика, пристально глядя в камеру, принялась нагнетать обстановку. – В тот злосчастный вечер знаменитая актриса возвращалась домой в гордом одиночестве. Ничего не предвещало беды….

– Да отдайте уже! – Татович бесцеремонно вырвала микрофон у норовившей раствориться в собственных интонациях «некрасавицы». – Дорогие зрители, – она медленно наполнила лёгкие кислородом. – Девушки! Дорогие девушки! Это интервью я посвящаю вам. Вчера я подвергалась….

– Ну, о чём я собственно и говорил, – Паркинсон-Кубышкин недовольно покачал головой. – Гля, как расцвела перед камерой!

– Это вообще-то я об этом говорил! – Погремушкин утопил пухлый кулачок в своё не менее упитанное плечо. – Я первый всем сказал, что она – актриса!

– А ей точно тридцать пять лет? – дивился Трещёткин, глядя на эту недетскую решимость на абсолютно детском лице.

– Точно! – отмахнулась Леонелла. – Мы с ней…. В одной школе учились.

– Ага, только она классами помладше, – равнодушно уточнила Симона.

– Всё-то ты помнишь, – сквозь зубы похвалила Погремушкина коллегу. – Прям как слон.

– Хорошо, не как сколиозная зебра.

– Какая зебра?

– Сколиозная. У неё помимо кривой спины ещё грива такая, знаешь, дешёвая, плохо покрашенная.

– Я просто не могу добиться нужного цвета! – швырнула оправдание Лёня.

– Да? То есть «сколиозная» тебя вообще никак не смутило?

– Да хватит вам! – Эразм перехватил костлявую ручонку супруги. – Нашли время! Скажи, Мстиславик?!

Но генерал-майор предпочёл сделать вид, что ничего, акромя телевизионных показаний Татович, не слышит. Ещё не хватало – собственную супругу осаживать. Во-первых, они с ней – семья! А, во-вторых, ну, правда, Лёнька на склеротичную косулю дюже смахивает. Или как там Симона отчебучила?

– Никого не бойтесь! – вещала актриса. – Тут нет ничего постыдного! Это ему, тому, кто совершил над вами насилие, должно быть стыдно. Ведь никакой нормальный… настоящий мужчина никогда так не сделает! Да, меня изнасиловали….

– Уууу, – протянула Паркинсон. – Её ж теперь вообще никто замуж не возьмёт, – европейский зам выдохнула из себя советское прошлое.

– И не говори, – солидарно цокнула языком Погремушкина. – Даже этот, как его, ну чухан этот с метлой, и тот скорее на своей швабре женится.

– Или на тряпке! – подхватила Симона, давясь от хохота.

– А, может, он из этих, – заговорщически прошипела зам по населению, – Из меньшинств! И давно уже крутит с каким-нибудь веником.

Дамы дружно принялись утрамбовывать клокочущие в горле смешки, периодически добавляя ещё более уморительных красок к и без того невероятно комичной картине. Ну, так им это виделось.

– А вообще фу, – Леонелла смахнула проступившие слёзы.

– Чего фу? – Симона одной рукой обмахивала раскрасневшееся лицо, другой держала коллегу за локоть.

– Целоваться с ним фу! – уточнила Погремушкина. – У него же усы эти мерзкие! Лучше реально швабру чмокнуть!

– Да ну неужели? – подозрительно мирно осведомилась Паркинсон.

Невольно дёрнув собственными усами, главмент продолжил изображать абсолютную глухоту. Поняв, что сказала что-то не то, Лёня попыталась вырваться из объятий зама по медицине, которые отчего-то с каждой секундой становились всё крепче и крепче.

– Я с вами совершенно откровенна! – Татович уверенно сжимала микрофон. – Я больше не боюсь! И вам не надо бояться! Мы обязательно сможем поймать этого недомужчину. Милые девушки, если вы, как и я, стали жертвой насильника, не раздумывайте – срочно бегите в милицию! Вместе мы сила! Мы обязательно накажем этого подонка!

– Вот она смелая! – капитан Витюша восхитился громче, чем рассчитывал.

– Смелая? – к Паркинсон-Кубышкину внезапно вернулся слух. – Прям не то слово, Трещёткин!

– А какое?

– А матерное! Тебе такие слова ещё рано знать.

– Ну, товарищ генерал-майор….

– Шагом марш, товарищ капитан!

– А куда?

– А на место преступления! И без маньяка этого самого не возвращайся.

Витюша хотел было продолжить, но внутренний голос подсказал ему заткнуться. Больно уж напоминал тот зов ворчание Мстислава Игнатовича, посему капитан шаркнул ножкой и был таков.

– Это просто бомба! – сотрясалась от восторга «некрасавица», щипая в порывах профессиональной страсти то растянутый свитер, то бородача. – Живо в машину! К девяти часам нужно успеть!

Журналистская братия нырнула в газель, и не успел Мстислав Игнатович и усом повести, как репортажная тройка унесла копыта.

– Уф, – раскрасневшаяся Татович обернулась к чиновникам. – Я смогла!

– Смогла, деточка, ещё как смогла, – Симона склонила голову к правому плечу.

– Это всё благодаря вам! – искрилась радостью актриса. – Спасибо! Спасибо! Спасибо!

– Пожалуйста, – хором выдавили присутствующие.

– Завтра в участок не забудьте зайти, – добавил от себя Паркинсон-Кубышкин и принялся догонять удаляющихся единомышленников.

– Вот изверги, – грустно вздохнул Искандер, узрев усеянный фантиками асфальт. – Разве так можно? – в который раз опечалился человеческой ленью дворник тире сторож, заметая окурки в совок.

Однако никто не выразил соболезнования Лопаткину в связи с утратой чистоты. Все оказались слишком заняты. Собой. Работой. Да чем угодно. Все очень торопились. Домой. К телевизору. На выпуск «Эс Ньюс». А ему, дворнику тире сторожу, спешить некуда. И не к кому. Если только тоже пойти вечерние новости глянуть. Надо же понимать, ради чего собственно всё это было.

Глава 7.

Телесенсация в условное время рванула из преимущественно плоских телевизоров на в большинстве своём скромные, но уютные просторы квадратных метров. Знаете, когда новость – действительно новость, а не просто там очередные роды самки гиппопотама, то обратите внимание, соответствующий выпуск отваливается от экрана даже раньше положенного часа. Пусть хоть на минутку, но телевизионщики и тому рады. Они же тоже люди. И не просто люди, а люди с ценной информацией за щекой. Ну как тут до девяти усидеть? Когда нечаянная весть вон, уж по подбородку сочится. Вот и команда «Эс Ньюс» не утерпела. Ровно в двадцать часов пятьдесят девять минут главный канал европейского города таки вырвало на благодарных телезрителей.