Качели

– Почему? Что вам мешает? Неотложные дела?

– Да какие дела… – тётя присела напротив, моргала по-совиному. – Понимаешь, детка… Мы ведь с тобой откровенны друг с другом. Я привыкла к одиночеству.

– Что с того?

– Не перебивай. Это, понимаешь, как болезнь… Я ведь почти сорок лет одна… Сорок лет, представляешь? Живу со своими привычками. Обедаю в девять вечера, спать ложусь в четыре утра. Ночью мне хочется прибраться в квартире, я встаю и мою полы. Я отвыкла от людей. Стыдно признаться, но они меня утомляют, даже родные. Ты знаешь, как я любила твою маму, дорогую мою сестру… пусть земля ей будет пухом, – тётя промокнула рукавом повлажневшие глаза. – Мы постоянно переписывались, звонили друг дружке, я помогала ей чем могла. Ближе у меня не было в жизни человека! Помнишь, когда у неё обнаружили эту страшную болезнь? Я тут же взяла на работе отпуск за два года и полетела в Мурманск. Чтобы ухаживать за Манечкой, поддержать её морально…

Тётя умолкла, смотрела испытующе.

– Хочешь знать, на сколько времени меня хватило? На одну неделю! Дело было не только во мне, себя бы я сумела побороть. Но я раздражала Маню. Абсолютно всем. Разговорами, обедами, своим присутствием. Веришь, когда я заходила к ней в спальню, она тут же закрывала глаза, делала вид, что спит… Боже мой, боже мой! – тётя раскачивалась на стуле, слезы обильно текли по её щекам. – Как я проклинала себя за бессердечие! За эгоизм! Я ведь мечтала поскорее уехать, представляешь? Бросить Маню и вернуться домой. Видела, что она тоже этого хочет, что ещё немного, сама меня об этом попросит. В конце-концов мы нашли ей вместе с капитаном сиделку. Русскую старуху-староверку, она никогда не снимала с головы платка. И Маня сразу успокоилась, старуха сразу её к себе расположила…

Тётя поднялась со стула.

– Мне надо умыться.

Исчезла в ванной, крикнула оттуда:

«Я не хочу тебе надоесть, ясно?»

Вышла причёсываясь.

– Давай не будем рисковать хорошими отношениями. Да?

Утром она отправилась на Речной вокзал в надежде продать лишний билет, насилу отговорила от этого тётю. Впечатлений набралась выше крыши. Уже на конечной остановке автобуса у станции метро была встречена стоявшими шеренгами возбуждёнными людьми оравшими в лицо: «Продаёте билет на круиз?»… «Имеете лишний билетик?»… «Гражданка, минуту! У вас билет? Подождите!» Шла через подземный переход к набережной – поток ловцов «горящих» путёвок пугающе возрастал. Толпились в узких коридорах игрушечного вокзальчика возле наглухо задраенных касс, сновали в чахлом скверике неподалёку, сидели на скамейках, ступеньках причала. Угадывали в ней маскировавшегося продавца, кидались наперерез, хватали за руки, умоляли признаться в наличии билета (билетов), заранее соглашались на переплату.

«К чёрту! – решила она наконец. – Отдам первому, кто подойдёт!»

Уже не различая лиц в галдящей толпе поймала неожиданно радостно-испуганный взгляд молодой женщины в цветастом сарафанчике пытавшейся ей что-то сообщить – губы у незнакомки беззвучно шевелились…

Она помахала рукой, женщина вспыхнула, просияла, стала продираться отчаянно сквозь толпу работая локтями. У неё были распущенные по-русалочьи волосы, красивый, чуть удлинённый овал лица, высокий лоб в жаркой испарине…

– Ой… здравствуйте! – незнакомка говорила с придыханием, широко распахивая глаза. – Вы продаёте, да?.. Мне только один, любого класса… даже третьего, всё равно…

Сарафанчик на ней был помят, подмышками расплылись два тёмных пятна.

– Потише, пожалуйста, – попросила Ксения (в их сторону повернулось разом несколько насторожённых лиц). – Давайте отойдём…

Они быстро пошли к лодочному причалу в конце пристани, незнакомка шагая рядом безумолку говорила: не могла поверить свалившейся удаче… Как это гражданка её заметила? В такой толпе? Именно её. Похоже на мистику, да?. Господи, она не представилась: Поля. А вас? Очень приятно, такое необыкновенное имя. И так вам подходит, правда.

Пока рассчитывались за билет Ксения успела узнать, что новая знакомая родом из Урала, что в настоящее время живёт в Казахстане, где устроился на работу муж, он у неё горняк, проходчик, что сама она трудится в Совете Министров республики секретарём-стенографисткой, у неё две дочери, семи и двенадцати лет, которых она устроила на два срока в правительственный пионерский лагерь, поскольку смотреть за ними некому: у мужа вахтенная работа, домой он приезжает раз в месяц…

– Я вам так благодарна, – улыбалась жалко – Просто не знаю как… Буду ждать вас завтра на пристани, хорошо? В половине девятого.

Палило немилосердно солнце, пахло удушливой гарью: в подмосковных пригородах пылали пожары, горели леса. Она чувствовала, что перегрелась: клонило ко сну, ужасно хотелось пить.

«Что я делаю, господи? – стучало в висках. – Я же никуда не хочу ехать».

– Давайте встретимся в восемь тридцать, у четвёртого причала? – протягивала руку Полина. – Ой, я вам, наверное, уже надоела, извините!

– Хорошо, хорошо…

Пошла торопясь к центральному зданию с парусным корабликом на крыше: «Немедленно узнать, что там у Вали»…

– Будете долго ждать, женщина, – предупредила телефонистка за стойкой. – Много заказов. Хотите, могу соединить по срочному тарифу?

– Давайте по срочному… – она рылась в сумке в поисках записной книжки с Валиным телефоном, руки у неё дрожали.

Ждать пришлось недолго. Едва присела на край скамьи рядом с каким-то кавказцем в грязных босоножках вступившим немедленно в разговор («По-моему, я вас где-то видел, девушка. Вы случайно не из Баку?»), её позвали в кабину.

Рванула тяжёлую дверь, шагнула в отдававшую человеческими испарениями душную конуру, схватила трубку.

«Говорите, абонент на линии», – прозвучал в динамике голос телефонистки.

– Алло!..

Ждала обмирая: кто ответит? Валя? Его мать? Кто-нибудь из родственников?

– Алло… – повторила.

«Да, слушаю вас, – пронзил зарядом тока женский голос, который она не спутала бы ни с каким другим на свете. – Кто говорит?»

В телефонной кабинке сгорал кислород.

«Как это понять… она жива?»

Сдула с лица прядь волос.

«Не молчите, пожалуйста, – звучал в трубке явно не с того света мелодичный голос Офелии. – Я вас слушаю»

Что оставалось делать? Не играть же с воскресшей Аллой в молчанку!

– Это я, здравствуйте, – произнесла по возможности спокойно. – С вами всё в порядке? Вы уже дома?

– И что она тебе ответила? – спрашивала тётя стоя у дивана, на котором она лежала отвернувшись к стене. – Ты хочешь сказать, что они всё это подстроили? С телеграммой?

«Гадина, гадина, – повторяла она про себя.– Какая же он гадина… Гадина, мразь!»

Всё рухнуло как карточный домик: планы, мечты – всё, всё. Провели как последнюю дуньку, примитивным способом. Поверила, а! Переживала, идиотка, за эту артистку, за него, бедного!

«Мерзее всех он, – думала. – Не позвонил узнав про обман, не успокоил. Хвост поджал, жалкий предатель!.. Дура, вечная дура! Получила, наконец, то, что заслужила. Кусай теперь локти у тётки на диване»

– Только, пожалуйста, ничего сейчас не предпринимай! – убеждала за спиной тётя. – У тебя в запасе целая ночь. Утро вечера мудренее…

Каким позором был этот разговор по телефону, как её великолепно оттаскали за патлы!

«Так вы, значит, в курсе дела по поводу моих злоключений? – звучал в трубке подчёркнуто вежливый Офелин голосок. – Ужасно глупая история. Ехала на работу троллейбусом, засмотрелась в окно, водитель резко затормозил. В общем, пустяки, небольшой перелом ключицы. Не стоило поднимать панику. Это всё Валина мама: испугалась, вызвала из Москвы сына. Испортила вам отпуск… Очень мило, что позвонили, не ожидала. Как это вам пришло в голову? Вспомнили, наверное, какой-нибудь западный фильм, да? «Семейную жизнь» Ингмара Бергмана. Смотрели, надеюсь?.. Знаете, что? Давайте, я переведу разговор на наш счёт, хорошо? Зачем вам тратиться понапрасну? Я сейчас постучу по аппарату на междугородную, а вы на минуту повесьте трубку… Не хотите? Ну, как знаете, дело ваше»…