Страница 9 из 12
«Профессионализм маскирует свое темное лицо, лицо манипуляции и самовозвеличивания… и означает деятельность небольшой и самопровозглашенной группы, которая находится в заговоре против непосвященного большинства, претендуя на превосходство, основываясь ни на чем большем, чем на запутанной терминологии и захвате механизмов производства и дистрибуции»[70].
Возможно, среди приверженцев теории заговора профессий более всего был исполнен энтузиазмом социополитический философ Иван Иллич, который считал профессии «калечащими» и говорил о распространенном «социальном принятии иллюзии профессионального всеведения и всеобъемлющей компетенции»[71]. По мнению Иллича, «профессионалы утверждают, что обладают секретными знаниями о человеческой природе, знаниями, которыми только они вправе распоряжаться»[72]. Далее он также предполагает, что «в любой области, где только можно представить себе потребности людей, эти новые профессии – доминирующие, авторитарные, монополистические, легализованные и в то же время обессиливающие и успешно калечащие личности – стали исключительными экспертами по вопросам общественного блага»[73].
Несмотря на то что среди приверженцев теории заговора сложно не почувствовать признаки паранойи, они бросают нам вызов, как и другие теоретики, заставляя спросить, действуют ли профессии как посредники в качестве доброжелательных хранителей знаний, в которых достигли мастерства, или же на самом деле являются ревнивыми стражами этих знаний. Лексика теоретиков может быть туманной, но нам не остается сомнений в большом влиянии и доминировании профессий.
Значительная доля теоретизации профессий спрятана в терминологии и идеях Карла Маркса и его последователей – марксистов. Мы считаем эту часть анализа формирующей, если не как четвертую школу мысли, то как минимум достойным описания трендом. Возможно, это предает политические предубеждения этих ученых, однако в любом случае явный энтузиазм по отношению к марксизму придал форму общим темам, которые теоретики выбрали для изучения. Например, повторяющийся критический интерес к влиянию «капитализма» на профессии. Ученые с сожалением отмечали снижение количества самозанятых, независимых профессионалов в XIX веке и рост нанятых работников. Используя терминологию марксизма, они называли это «пролетаризацией» профессиональной занятости[74]. По утверждению теоретиков, дальнейшее губительное влияние развития капитализма заключалось в том, что прибыль стала доминирующим мотивом профессиональных организаций. Традиционные ценности и мотивы, упомянутые ранее, были подорваны. Социолог Эллиот Краузе обозначил основные характеристики этого конкретного перехода:
«Профессиональная деятельность может быть прибыльна, если она организована в капиталистической форме, которая больше не ставит на первое место интересы нуждающегося в услуге. Этот тренд кажется ведущим при переопределении профессии: от чего-то особенного до просто одного из способов заработка»[75].
Далее Краузе с сожалением отмечает:
«Поражение положительных ценностей гильдий – коллегиальности, следования интересам группы, движение по пути высокой профессиональной этики, нежели стремление к прибыли, – которые уничтожили различия между профессионалами и представителями другой занятости, оставив их таким образом вместе с наемными работниками среднего уровня капиталистического строя»[76].
Тем не менее важно не пренебрегать этими работами. Если отбросить в сторону марксистский обскурантизм, задача изучения того, как мотивы профессий могли меняться со временем, является значительной. Муха на стене лидирующих аудиторских, консалтинговых и юридических фирм обнаружила бы огромное значение, которое придается в фирмах финансовым показателям. Касаясь принципа конфликта интересов, например, тот часто предается в пользу большего интереса к прибыльности, чем к предоставлению действительно независимых рекомендаций клиентам[77]. Сейчас многие партнеры профессиональных фирм настаивают, что они управляют бизнесом, прибыль на каждого партнера является основным показателем успеха, а количество рабочих часов является основанием для расчета вознаграждений работникам. Когда прибыль превыше клиентов, системы мотивации и вознаграждений профессиональных компаний предпочитают наличные культуре, и когда соблюдение этики снисходит до проставления галочек, тогда великий договор выглядит морально устаревшим[78].
В 1939 году социолог Томас Хамфри Маршалл написал: «Профессионал, как говорится, не работает только для оплаты своих услуг: ему платят, чтобы он мог работать»[79]. Тот факт, что сегодняшние профессионалы вынуждены прочесть это предложение несколько раз, чтобы понять его смысл, показывает, как далеко мы отклонились от ранних идеалов о профессиях. Мы вернемся к вопросу изменяющихся ценностей и мотивов в главе 6.
Выше мы перечислили различные теории о профессиях, многие из которых оказали влияние на нас при написании этой книги. Несмотря на то что большинство утверждений довольно спорны и что у нас есть альтернативная точка зрения, представленная на последующих страницах, мы присоединяемся к их заинтересованности в вопросе о том, почему люди терпят профессии, а иными словами, продолжают следовать великому договору. Для нас наиболее убедительный ответ не является особенно сложным и состоит из двух частей. Во-первых, профессии сами по себе обычно не хотят меняться и поэтому сопротивляются реформам и революциям. Во-вторых, до настоящего момента не было предложено достойной альтернативы тому, что они могут предложить, конкурирующего устройства взамен статус-кво[80]. Для Эндрю Эббота второй аргумент соотносится с более фундаментальным вопросом «Как мы структурируем и контролируем области экспертной компетенции в обществе?»[81] Согласно его мнению:
«Профессионализм стал основным путем модернизации областей экспертной компетенции в индустриальных обществах. Но, несмотря на то, что мы иногда это забываем, существует множество альтернатив: единая область экспертной компетенции императорских гражданских служб, народные практики различных религиозных групп, популярное распространение экспертных свойств с применением микропроцессоров… – экспертные знания также индустриализованы в товарах общего потребления и организациях. Из вопроса, почему общество вкладывает свои знания в профессии, вытекает еще два: почему в социуме есть своего рода гарантированные эксперты и зачем они передают экспертные знания людям, а не внедряют их в вещи или правила»[82].
Для нас это наиважнейший отрывок. Он ставит экспертные знания в сердце профессий и подчеркивает, что есть другие варианты предоставления специальных знаний обществу. Важно, что Эбботт также видит потенциал в «микропроцессорах» как одной из альтернатив. Однако он был скорее исключением в среде теоретиков профессий, признавая возможную релевантность информационных технологий. Примечательно, что в работах его современников о роли, которую технологии могут сыграть в трансформации профессий, почти не упоминается[83]. Не потребовалось бы много воображения в 1980-х годах, – когда аудиторы и управленческие консультанты уже использовали «микропроцессоры», а существенная часть работы в налогообложении и праве проводилась при поддержке систем принятия решений и экспертных систем, – чтобы предположить, что работа профессионалов может претерпеть изменения под воздействием технологий. Аналогично в начале 1990-х, когда была создана Всемирная паутина (World Wide Web), ученые-социологи, занимающиеся профессиями, должны были почувствовать релевантность этого зарождающегося направления. Пренебрежение технологиями является фундаментальным упущением академической литературы. Одна из целей книги – исправить это упущение.
70
Stanley Fish, Doing What Comes Naturally (1989), 200–201.
71
См. Illich, ‘Disabling Professions’, 11–12.
72
См. Illich, ‘Disabling Professions’, 19.
73
См. Illich, ‘Disabling Professions’, 19–20. В этом контексте в качестве одного из антидотов от профессий предлагаются «контрпрофессионалы». Как писал Дональд Шён, это «адвокаты и оппоненты, способные эффективно противостоять профессионально организованному подрыву общественных интересов и прав клиентов»: Schön, The Reflective Practitioner, 340.
74
Macdonald, The Sociology of the Professions, 22.
75
Elliott Krause, Death of the Guilds (1996), p. IX.
76
Krause, Death of the Guilds, 281. Краузе обсуждает идеи Вебера в приведенной цитате. См. также Hughes, Men and Their Work, 131–132.
77
Сравните это с предложением о том, что «профессионалы должны быть особенно чувствительны к опасностям, окружающим конфликты интересов»: John Coffee, Gatekeepers (2006), 365.
78
Более того, можно говорить о том, что в данном случае Лоуренс Лессиг определяет как институциональную «коррупцию» в некоторых профессиях. См. Lawrence Lessig, Republic, Lost (2011), 16–17.
79
Marshall, ‘The Recent History of Professionalism in Relation to Social Structure and Social Policy’, 325.
80
См. Abbott, The System of Professions, 324.
81
Abbott, The System of Professions, 315.
82
Abbott, The System of Professions, 323.
83
Существует несколько ссылок. Например, Paul Halmos, The Personal Service Society (1970), 9–10, на тему «автоматизации», William Scott, ‘Lords of the Dance: Professionals as Institutional Agents’, Organization Studies, 29: 2 (2008), 230, на тему «механизации и рутинизации». Но литература может быть очень пренебрежительной. См., например, MacDonald, The Sociology of the Professions, 62, где возможность того, что искусственный интеллект может играть роль в профессиях, описывается как немыслимая.