Страница 29 из 42
Я был намного счастливее, когда люди использовали меня для получения денег от правительства или как мальчика для траха, а я использовал их ради крыши над головой или места, куда можно засунуть свой член. Я знал расклад вещей. Все было просто, отношения были временными, и я знал правила. Черт возьми, я же их придумал.
Но эта хрень с Рейн пожирает мой мозг. Я больше не знаю, что реально. Не знаю, действительно ли она заботится обо мне или просто использует как дублера своего пропавшего бойфренда. Не знаю, держу ли ее рядом, потому что она полезна, или я сотворил ту самую вещь, которую поклялся никогда не делать с другим человеком, пока жив.
Привязался.
Я чувствую, как Рейн наблюдает за мной, пока я меряю шагами пол спальни ее настоящего бойфренда, словно зверь в клетке.
– Нам пора идти, – я не обязан объяснять ей, почему. Завтрашняя дата висит над нашими головами, как лезвие гильотины.
Рейн кивает один раз. Сегодня она выглядит моложе без всего этого макияжа. Мокрые волосы падают на лицо и доходят до подбородка. Рукава ее клетчатой фланелевой рубашки слишком длинные и зажаты в кулачках. А ее большие голубые глаза смотрят на меня с доверчивостью невинного ребенка.
Дело уже не только во мне, и этот факт делает поиск бомбоубежища еще более важным.
Натягиваю кобуру поверх своей майки алкоголички и надеваю Гавайскую рубашку. Прошлой ночью я не мог заснуть, пока не принес из кухни пистолет. Никогда не могу заснуть, если не знаю, что на расстоянии вытянутой руки есть оружие. Даже ребенком я по ночам прятал кухонный нож под подушку. И хотел бы я сказать, что мне никогда не приходилось им пользоваться.
Рейн соскальзывает с кровати и встает на колени рядом с рюкзаком, пока я натягиваю джинсы и ботинки. Она засовывает туда свою сменную одежду, набор первой помощи и мои лекарства, но не гидрокодон. Его она беззвучно откупоривает и вытряхивает себе на ладонь. Краем глаза я наблюдаю, как она незаметно засовывает в рот маленькую белую таблетку и пихает оранжевую бутылочку в лифчик через вырез рубашки.
Сначала думал, Рейн не хочет, чтобы я видел, как она принимает гидрокодон, из-за опасения, что снова заберу ее таблетки, но чем чаще смотрю на нее, тем яснее становится, что девочка не боится – ей стыдно. Она стыдится своей зависимости.
Я знаю это гребаное чувство.
Грохот.
Звук бьющегося стекла в коридоре нарушает наше молчание. Мы с Рейн замираем, наши взгляды встречаются, когда хор смешков и ругательств эхом разносится по дому.
– Видишь? Я же говорила, что они уехали.
– Черт. Я очень надеялась, что успею трахнуть Картера Реншоу перед смертью, – второй женский голос.
– Как и все мы, дорогая, – парень.
Их смех наполняет дом, когда краска отливает от лица Рейн.
– Ты их знаешь? – шепчу я.
Рейн просто кивает и прикрывает рот рукавом.
– Я не знаю, какого черта он тратил все свое время на Рэйнбоу Уильямс, – то, как эта сука произносит ее имя, заставляет меня желать, чтобы она была парнем, чтобы я мог пойти туда и разбить ей лицо.
– Ох... потому что она роскошная, – отвечает парень, слегка шепелявя.
Я и ему хочу врезать по физиономии.
– Наверное, если тебе нравятся такие пай-девочки, типа маленькой мисс Совершенство. Но Картер был капитаном баскетбольной команды. Он должен был встречаться с чирлидершей.
Глаза Рейн опускаются к полу, и я прихожу в ярость.
– О, с такой, как ты? – замечает другая девушка.
– Ну, а как иначе?
Я слышу, как открываются и закрываются дверцы шкафов, а троица продолжает свои дерьмовые разговоры на кухне. Дверь в спальню распахнута настежь. В доме нет других звуков, поэтому мы все равно слышим их отчетливо. Слишком отчетливо.
– Ну, я целовалась с ним в выпускном классе, так что, возможно, у него просто был пунктик на блондинках.
Широко раскрытые глаза Рейн на миг встретились с моими. В них шок.
– О боже, маленькая потаскушка! – чирлидерша заржала. – Не могу поверить, что ты никогда мне не говорила!
– Серьезно? К понедельнику ты бы рассказала об этом всей школе, а ко вторнику Рэйнбоу, скорее всего, покончила бы с собой.
– Фу, ты совершенно права.
Я смотрю, как Рейн съеживается, исчезая в своей фланелевой рубашке, пока не остается только покрасневшее лицо.
– Без шуток. После того, как мы поцеловались, Картер на самом деле сказал мне, что хочет порвать с ней, но боялся, что это заставит ее переступить через край. Она всегда казалась такой подавленной, понимаешь?
– Оу, я знаю. А потом она покрасила волосы в черный цвет и стала носить эту ужасную толстовку. Я хотела сказать: «Девочка, я знаю, конец света и все такое, но ты встречаешься с Картером Реншоу. Сделай мелирование и встряхнись нахуй».
Мое раздражение усиливается при упоминании толстовки этого ублюдка, но остывает, как только я понимаю, что Рейн сегодня ее не надела. На самом деле она не надела ничего из его одежды с прошлой ночи.
– Не знаю, – подключается парень, – я думаю, что Картер должен был быть cкрытым геем с одной пышной королевой из драмкружка вместо этого. Разве это не было бы скандально?
Я протягиваю руку и сжимаю бедро Рейн.
– Ты хочешь, чтобы я их убил? – шепчу я, лишь отчасти шутя.
Уголок губ Рейн приподнимается в бестолковой улыбке, но выражение ее лица – сто процентов, как у побитого щенка.
Присев на корточки, я смотрю ей прямо в глаза и шепчу:
– Эй, какая у тебя задача?
Другой уголок ее рта тоже изгибается.
– Говорить: «Пошли они на хуй» и все равно выживать?
Я ухмыляюсь своей звездной ученице, чувствуя, как меня распирает от гордости.
– Очень хорошо, мисс Уильямс, – шепчу я. – Очень…
– О боже, ребята! Корн-доги!
– Ну вот и все. Эти ублюдки умрут.
Когда я вытаскиваю 9-миллиметровый пистолет из кобуры, по спине у меня пробегает холодок от желания пристрелить их там, где они стоят. Проверяю обойму и считаю количество оставшихся патронов – вернее, оставшегося.
– Твою мать, – шиплю я, вставляя обойму обратно.
Рейн шикает на меня и прикладывает палец к губам.
Я вздыхаю и шепчу плохие новости:
– У меня осталась только одна пуля. Тебе придется выбрать кого-то одного, которого ты ненавидишь больше всего.
Рейн хихикает в рукава, и от этого зрелища мое сердце колотится в груди, как кулак гребаной гориллы. Она совсем не похожа на ту девушку, которую описывали эти сучки. Она сильная, жизнерадостная, милая и, – к счастью для одного из них – всепрощающая.
– Я не хочу, чтобы ты их убивал, – признается она, глядя на меня из-под естественно черных ресниц, и робкая улыбка растягивается на ее лице.
– Почему нет?
– Потому что они только что заставили меня чувствовать себя намного лучше.
Либо та таблетка подействовала быстрее, чем я ожидал, либо она наконец пришла в себя.
– Ты чувствуешь себя лучше? После того, как услышала это? Я указываю пистолетом в сторону пустого коридора.
Рейн кивает, поглощая меня целиком своими расширяющимися зрачками.
– Если Картер обманул меня, значит, я больше не должна ощущать себя виноватой. Из-за… – ее глаза опускаются в пол, когда она пожимает плечами, но, когда они снова находят мои – в них решительность, – нас.
Нас. Убейте меня.
У меня не существует «нас»! Я хочу съязвить в ответ, но слова замирают у меня во рту, когда понимаю, что они больше не верны. Когда смотрю в это прекрасное, полное надежды, испуганное лицо – вижу в нем то, чего всегда хотел.
Нас.
Из кухни мы слышим, как хлопает дверца микроволновки, и тарелка с глухим стуком опускается на столешницу.
– Черт возьми! Я забыла, что электричество отключено!
Из Рейн вырывается фырканье, прежде чем закрываю ей рот ладонью, в то же время смех душит меня самого. Мы падаем на ковер, и я протягиваю руку, чтобы прикрыть дверь, надеясь, что это заглушит некоторые звуки, которые мы издаем.
– Похоже, этим придуркам все-таки не удастся съесть твоих кукурузных собачек, – шепчу я, задевая губами ее ушко.