Молитва о Рейн (ЛП)

– Посмотри на меня.

Не дышу, когда Уэс разворачивает меня лицом к себе. Затем, сглотнув, поднимаю голову и принимаю свою судьбу. Я позволяю ему увидеть обнаженную, израненную, изуродованную девочку. У меня перехватывает дыхание от красоты Уэса, даже несмотря на то, что он болен. Его бледно-зеленые глаза с красными кругами вокруг – усталые и решительные, отчаянные и полные надежды. Его темные брови сходятся на переносице, когда он кусает нижнюю губу. Парень смотрит на меня, как на редкую головоломку, и все остальное исчезает. Понимаю, что я раба не столько таблеток, воспоминаний и страха будущего, а этого взгляда. Я бы сделала все, что угодно, отдала бы все, чтобы провести остаток своей короткой жизни, наблюдая за тем, как он смотрит на меня.

Уэс снова задает свой вопрос:

– Зачем ты это делаешь, Рейн? Почему ты заботишься обо мне?

– Потому что... мне нравится заботиться о людях? – Это не ложь. – Прошлой осенью я собиралась пойти в школу медсестер, но потом все пошло прахом. Но, учитывая, что не могу даже уберечь своего первого пациента от заражения, это, вероятно, к лучшему.

Я пытаюсь улыбнуться, но Уэс не отвечает мне тем же. Его напряженные, налитые кровью глаза мечутся туда-сюда, пока он принимает решение обо мне. Затем кивает.

– Что? – мои щеки вдруг начинают гореть, как будто это у меня жар.

– Ничего. Давай. Вода горячая.

Я моргаю, и Уэс исчезает, а на его месте струя пара из щели душевой двери.

Следую за ним и замираю при виде его головы, запрокинутой назад под струями воды. Ручейки горячей воды пересекают его грудь и стекают по впадинкам между кубиками пресса. Уэс всего в футе от меня, но кажется, что я не смогу прикоснуться к нему, даже если захочу. Он закрылся от меня, и я даже не знаю, почему.

Я чувствую, что, если бы прямо сейчас все было нормально, это та часть, где Уэс по пути к выходу сказал бы, что позвонит мне, и это была бы ложь.

Не знаю, что сделала, но я все испортила. Я дала неправильный ответ, и теперь меня избегают.

– Уэс, – мой дрожащий, сиплый голос почти полностью заглушается шумом душа. Я прочищаю горло и продолжаю, чуть громче, – Уэс.

Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, но вздрагивает и тихо ругается, когда грубые брызги падают прямо на его открытую рану.

Не раздумывая я протягиваю руку и накрываю ранение ладонями, защищая его от ударов.

– Просто постой так минутку, – говорю я, поворачивая его так, чтобы вода падала ему на спину и стекала по плечу, очищая рану, но не вредя ей.

Уэс дергает плечом, вырывая свою руку из моей.

– Я могу сам справиться. У вас выходной, сестра Уильямс, – говорит он язвительно. Нанося этими словами болезненный удар мне в живот.

– Ты злишься на меня?

– Неа.

Я поднимаю глаза и сразу замечаю, что надежда, которую я видела всего несколько минут назад, сменилась бетонной стеной, выкрашенной в зеленый цвет и обрамленной игольно-острыми черными ресницами, похожими на колючую проволоку.

– Я просто не хочу быть твоим маленьким пациентом, ясно? Сам могу о себе позаботиться. Я делаю это всю свою жизнь.

Вот оно.

«Я делаю это всю свою жизнь».

Никто никогда не заботился об Уэсе. Или заботились, но уж точно, не потому, что они искренне этого хотели. И не потому, что им было не все равно.

– Мне не все равно, – мои глаза расширяются, когда собственные слова достигают моих ушей. Я в панике смотрю на Уэса, гадая, услышал ли он меня. Молю бога, чтобы нет.

Уэс застывает, его нижняя губа слегка заворачивается внутрь, как будто он вот-вот начнет ее жевать. Кровь стучит в моих ушах громче, чем вода, барабанящая по его коже, пока я жду реакции, но он даже не моргает.

Черт.

Черты лица Уэса становятся жесткими. Его глаза чуть сужаются. Челюсть напрягается. Ноздри расширяются. Не могу сказать, с чем он борется. Но это пугает меня.

– Послушай меня, – цедит он сквозь стиснутые зубы. – Я не твой гребаный бойфренд, ясно? Я тот парень, который два дня назад приставил пистолет к твоей голове. Помнишь? Ты не знаешь меня, и ни хрена не любишь, и не полюбишь. Так что хватит... – Уэс качает головой и смотрит сквозь клубящийся пар, подыскивая нужные слова. – Остановись. Перестань притворяться, что тебе не все равно.

Его обвинение приводит меня в бешенство.

– Это ты перестань убеждать себя, будто мне все равно! – кричу я, сжимая руки в кулаки, когда эмоции, которые пыталась скрыть от него, всплывают на поверхность. – Перестань притворяться, будто ты такой недостойный любви монстр, когда ты самый смелый, самый храбрый, самый... самый красивый человек, которого я когда-либо встречала! – мои ногти впиваются в ладони, когда ярость переполняет меня. – И перестань притворяться, будто я здесь только потому, что ты меня похитил. Ты не похищал меня, и знаешь это сам. Ты спас меня, Уэс. И каждый раз, когда смотришь на меня, делаешь это снова и снова!

Это происходит мгновенно, но первое, что я замечаю, – губы Уэса на моих губах. Его поцелуй страстный, отчаянный и на вкус похож на мои слезы. Чувствую, как его руки сжимают мой затылок. Затем я начинаю ощущать холодную, твердую плитку за спиной. Он целует меня – сердитый, но испытывающий облегчение и не способный выразить это по-другому, как тогда в магазине техники, когда понял, что мы не будем стрелять по полкам

Но в этот раз между нами нет никакой одежды, никаких задержек или возражений, и никакой грозы, назревающей снаружи. Сейчас, когда я закидываю ногу на его бедро, Уэс может приблизиться ко мне без преград. И, когда пододвигаюсь, чтобы мы совпали, он заполняет меня. Моя спина упирается в стену, а пальцы едва касаются пола. Я чувствую его повсюду. Жар от его кожи проникает даже внутрь меня. Его ладони скользят по моим влажным изгибам, как будто он лепит их из глины. И его сердце – я тоже это чувствую – колотится так же сильно, как и мое.

Эта связь более глубокая, чем все, что я когда-либо испытывала. Как будто он становится кем-то другим, когда мы прикасаемся друг к другу. Нет, как будто он становится самим собой – настоящим Уэссоном – любящим, страстным и жаждущим любви. Я вцепляюсь в эту версию Уэса, когда он поднимает меня выше, вжимая в стену и оборачивая другую мою ногу вокруг своей талии. Его сила – единственное, что удерживает меня от падения во всех смыслах и, когда я чувствую, что он набухает внутри меня, мое сердце расширяется. Я сжимаю ногами талию и подтягиваюсь ближе к нему, желая получить от него как можно больше. И он дает это мне, двигаясь вперед, пока его тело не содрогается, потрясая мою чувствительную плоть, вызывая взрыв конвульсий и фейерверк перед глазами. Уэс следует со мной за грань, стонет в мои губы, когда теплая волна глубоко заполняет меня и заставляет светиться от удовольствия.

Я не помню, сколько времени прошло с момента моего последнего противозачаточного укола, и, честно говоря, мне все равно. Единственное, что сейчас имеет значение, так это то, что если я умру завтра – а я вполне могу, – то с улыбкой на лице и рядом с Уэссоном Патриком Паркером.

ГЛАВА XVII

Уэс

Я втягиваю воздух через нос и выдыхаю сквозь стиснутые зубы, сидя на краю кровати этого урода и позволяя Рейн играть в доктора с моей пулевой раной.

Она морщит лоб и бросает на меня виноватый взгляд.

– Прости, я знаю, что это больно. Почти закончила.

Болит не зияющая дыра в моей руке, а та, что в моей гребаной душе. Она заставляет меня оглядываться вокруг в поисках чего-нибудь, что можно было бы прикусить. Та самая, которая хочет толкнуть Рейн через всю комнату и закричать, чтобы она прекратила так прикасаться ко мне. Это та часть меня, которая никогда не видела, чтобы кто-то целовал мои больные места, которая хочет вырвать повязку из маленькой руки и самому прилепить ее себе. Это невыносимо.

– Ну вот и все, – она улыбается, прижимая нежными пальцами края повязки.

Замечаю, как она наклоняется ко мне, сложив пухлые розовые губки, но я вскакиваю прежде, чем она успевает ее поцеловать. С таким же успехом она могла бы ударить меня в самое сердце. Все, что делает для меня Рейн, – очередное напоминание о том, чего я был лишен всю мою гребаную жизнь. И, если честно, я предпочел бы этого не знать.