Страница 25 из 42
– Уэс, – умоляет Рейн, задыхаясь, когда ее задница ударяется о мои бедра, и маленькая узкая дырочка сжимает меня еще сильнее.
– Уэс…
Рейн насаживается на меня, и я ощущаю рельефную стенку ее вагины, натирающую мой член. Чувствую то, чего никогда не испытывал прежде. Мое имя на ее губах, и голова у нее в руках. Это потрясает меня. Мое сердце разрывается, когда сжимаю ее задыхающееся, извивающееся тело в своих руках. И точно, как спел этот ублюдок из «Двадцать одного пилота»: «Испытаю это снова, потому что я так хочу». Я хочу ее. Но как могу удержать малышку, если все, блять, уходят.
Делаю резкие толчки бедрами, и мои яйца болят, когда я толкаюсь в нее. Знаю, что должен выдернуть. Всегда выдергиваю. Но, когда по члену проходит импульс, и он напрягается внутри ее сжимающихся и разжимающихся мышц, я просто... не могу, не в этот раз. За всю мою поганую жизнь ничто не казалось мне более правильным, поэтому решаю позволить себе это. Я эгоистичный ублюдок и хочу этого.
Я хочу Рейн.
С последним рывком крепче обвиваю руками ее талию и сливаю все, что у меня есть, в девочку, которую только вчера встретил. Когда мой член дергается и впрыскивает теплую сперму внутрь ее все еще дрожащего тела, давление в груди и петля вокруг горла исчезают, заменяясь чем-то теплым, пушистым и совершенно незнакомым – надеждой.
корн-дог9 – сосиски, покрытые слоем теста из кукурузной и пшеничной муки, часто на палочках; дословно – кукурузная собака
джерси10 – майка из шелковой вязаной материи
тринадцать зарубок11 – такие черточки относятся к унарной системе счисления, в которой используется единственная цифра – 1
его12 – автор имеет в виду mp3-плейер
ГЛАВА XVI
22 апреля. Рейн
– Этот похож на кексик, – я улыбаюсь и прищурившись гляжу на послеполуденное небо.
Мы с Уэсом лежим на красно-белом клетчатом одеяле посреди заросшего поля Олд Мэн Крокерс и смотрим, как мимо проплывает парад облаков. Он притягивает меня к себе и целует не глядя. Я чувствую, как молнией во мне вспыхивает желание.
– Ты меня умиляешь... потому что это явно эмодзи собачьего дерьма.
– О Боже мой! – хихикаю я. – Ты прав!
– Я знаю, – Уэс пожимает плечами. Моя голова на его плече поднимается и опускается вместе с его движением, – я всегда прав.
– Как ты думаешь, что это такое? – спрашиваю я, указывая на проплывающее мимо пятно в форме человека.
Уэс срывает травинку и начинает вертеть ее между пальцами.
– То, похожее на парня, держащего топор над плюшевым мишкой? Должно быть, это Том Хэнкс. Чертов ублюдок.
Я фыркаю и прикрываю рот рукой.
– Ты знаешь, что хрюкаешь, как поросенок? – дразнит Уэс.
– А ты знаешь, что жрешь, как свинья? – парирую я.
– Похоже мы созданы друг для друга. – Уэс берет мою руку со своей груди и надевает мне на безымянный палец травинку, свернутую в колечко.
У меня перехватывает дыхание, когда я шевелю пальцем в воздухе, почти веря, что кольцо сверкнет на солнце, как бриллиант.
Я приподнимаюсь на локте и улыбаюсь, глядя в его прекрасное лицо, пытаясь понять, как кто-то, с внешностью модели с постера из спальни девочки-подростка, может думать, что создан для меня.
Уэс тоже приподнимается, копируя меня, и оставляет сладкий поцелуй на моих улыбающихся губах.
– Я не могу дождаться, когда все это дерьмо закончится, и останемся только ты и я.
Он целует меня снова, медленнее и глубже, посылая электрический разряд прямо между моих ног. Не знаю, тащу ли я его на себя вверх или он меня – вниз, но каким-то образом снова оказываюсь на спине на этот раз с Уэсом, нависающим надо мной. Его волосы падают ему на лицо, как занавес, защищая нас от солнца.
– Я тоже не могу дождаться, – отвечаю я с распухшими губами и раскрасневшимися щеками. – Когда все закончится, мы пойдем найдем особняк... наверху, на холме... и нарисуем ужасные портреты друг друга на всех стенах.
Уэс прижимается губами к моей шее, чуть ниже уха, и шепчет:
– Что еще мы сделаем?
Он целует меня там. Потом чуть ниже. Потом еще чуть ниже. Нежность и податливость его губ в сочетании с прикосновением грубой щетины заставляют мои пальцы загибаться и закручивать одеяло.
– Ах... – я пытаюсь думать, но это трудно, когда язык Уэса скользит по моей ключице. – Мы должны найти колесно-гусеничный вездеход... и расчистить шоссе... и гнать так быстро, как только можем.
Уэс пробирается к моему плечу, заставляя соскользнуть тонкую бретельку моего сарафана, попавшуюся ему пути.
– А что еще? – лепечет он, прижимаясь к моему воспаленному телу.
Кончики пальцев Уэса касаются моей кожи, когда он спускает бретельки моего платья до локтей. Тонкая желтая ткань сползает с моей груди, и Уэс следует за ней, оставляя след из поцелуев.
– Я...
Дальше даже уже не понимаю, что говорю. Мои мысли путаются, и внимание полностью сосредоточено на колюще-мягком ощущении этого прекрасного мужчины. Я протягиваю руку, чтобы погладить его шелковистые волосы и говорю первое, что приходит на ум.
– Хочу, чтобы ты научился управлять самолетом, – задыхаюсь, когда его любопытный язык кружится вокруг моего обнаженного соска, – и отвез меня туда, где я никогда не была.
– Куда, например? – спрашивает он, продолжая свой спуск, стягивая мое платье и целуя мой живот, забывая о запретах.
– Туда, где... ветряные мельницы... и цветочные сады... и... и маленькие домики с соломенными крышами. – Я непроизвольно выгибаю спину, чувствуя, как кончиком пальца Уэс проводит по моим складочкам поверх кружевных трусиков.
«Это рай для моей души», – думаю я, чувствуя тепло солнца на своей коже и нежные прикосновения Уэса все это время.
Это единственное объяснение. Я умерла, и это моя награда за то, что позволяла маме таскать меня в церковь все эти годы.
– А что ты будешь делать, когда мы останемся вдвоем? – спрашиваю, глядя вниз на свое тело.
Уэс поднимает свои глаза мшисто-зеленого цвета, порочно прищуренные и прикрытые дерзкими темными бровями.
– Вот это, – говорит он, прежде чем исчезнуть у меня под платьем.
– Рееейнбоооу! – голос, такой же знакомый, как и имя, которое слышу, проносится мимо нас на ветру.
Мама?
Я сажусь и выглядываю из-за высокой травы. Мама стоит на нашем крыльце через дорогу, прижав руки ко рту, как рупор.
– Реееейнбоооу! Пора домой!
– Мама! – я изо всех сил пытаюсь натянуть платье – мне не терпится подбежать к ней.
Я так по ней скучала. Но когда встаю, земля начинает сотрясаться. Я хватаюсь за Уэса для устойчивости, когда трава вокруг нас высотой по колено выстреливает вверх. За считанные секунды она вырастает до высоты Уэса, запирая нас в клетку. Звук чего-то рвущегося привлекает мое внимание к нашему одеялу, которое разделяется посередине, и еще больше травинок вырывается из земли, разделяя нас, как прутья тюремной камеры.
– Нет! – кричу, хватая Уэса обеими руками. Я тяну его на свою сторону одеяла как раз перед тем, как последний травяной стержень вырывается из земли.
Тяжело дыша, я смотрю на его лицо, ожидая увидеть гнев или замешательство, или выражение сосредоточенной решимости, которое он напускает на себя, когда пытается скрыть свои чувства от меня, но там... ничего.
Его черты спокойны, как у восковой фигуры, а глаза смотрят сквозь меня, когда он открывает рот и говорит:
– Пора домой, Рейн.
Он медленно поднимает руку и указывает на что-то позади меня. Я оборачиваюсь и вижу, что сбоку от нашей травяной – в шесть футов высотой камеры открылась тропинка.
Облегченно выдыхаю и тяну все еще протянутую руку Уэса, но его ноги словно приросли к Земле.
– Ну же! – кричу я, снова дергая ее. – Я не оставлю тебя здесь!
– Все оставляют, – повторяет он свою мантру монотонным голосом.
Я чувствую себя так, словно нахожусь в стране Оз, а он – Страшило, знакомый и растерянный, бездумно отталкивает меня от себя.